Имя гадалки гремело по всему свету, и Люлякин-Бабский решил, что немчурийцы отправились к ней уж точно не девок привораживать, а вызнавать, кому улыбнется удача в случае войны.
Народная мудрость гласит, что беда не приходит одна. Перед княжеством действительно маячила не единственная угроза. Кроме резкого ухудшения отношений с Немчурией случилась штуковина посерьезнее: в окрестностях Тянитолкаева завелся дракон. Но неожиданный визит пары расфуфыренных молодцев заставил боялина отложить даже проблему дракона.
– Змием займусь завтра, а сегодня во что бы то ни стало завяжу знакомство с басурманами, – процедил сквозь зубы Полкан, раздумывая, не зря ли он потратил полгривны на замухрышку-пацана.
Боялин оставил соглядатая подле бабкиного дома, а сам засел в трактире. Люлякин-Бабский был чревоугодлив.
Заработок Шарапа пришелся как нельзя кстати. По прикидкам Ивана, денег хватало на плотный обед и оплату комнаты, еще и заначка оставалась. Мальчонка свою часть не тратил. Дяденьки витязи кормили, и хорошо.
Дембеля и Шарапка сидели в корчме, ожидая горячую еду.
– Значит, мы в другом мире, братан, – хмуро сказал Старшой.
– Типа того, – безразлично ответил Егор.
– Мне бы твое хладнокровие, – усмехнулся Иван, подразумевая туповатость брата.
– А толку дергаться? – пожал широкими плечами ефрейтор. – Не хрен было дверь вагонную открывать.
– Ух ты! Так это я во всем виноват? – недобро сощурился Старшой, и разумный Шарапка поспешил отодвинуться от близнецов подальше.
– Оба, – спокойно произнес Егор. – Не заводись, братка. Нам выбраться бы… Мы уж двое суток по этой земле топчемся, а дома-то ждут. Мамка, опять же.
– Это точно, – вздохнул Иван.
"Интересно, когда нас хватятся? Хорошо хоть, мы не сообщили, что выезжаем. Мама бы с ума уже начала сходить. Сюрприз, блин, хотели сделать. Вот и сделали", – подумал он.
Моложавая хозяйка принесла снедь – тушеное мясо и пареную репу. К еде подала две кружки пива и одну простокваши. Негоже мальца спаивать.
– Спасибо, – поблагодарил Егор.
– Нам бы пирожков, – добавил Старшой.
Ефрейтор уточнил:
– Да, по три штучки, пожалуйста.
– Ну, и какие штучки тебе потереть? – спросила острая на язык хозяйка.
Егор непонимающе заморгал, а Иван чуть со скамьи не свалился от смеха.
– Поздравляю, братан! Ты ей понравился.
Минут десять дембеля-витязи и парнишка боролись с пищей.
Было около полудня, корчма пустовала. Поэтому братья сразу обратили внимание на вошедшего мужика. Богато разодетый плотный человек, очевидно, боялских кровей, осмотрелся и направился прямиком к столу Емельяновых.
– Так вот вы где! – глубоким басом пророкотал мужик и раскинул руки, словно хотел обнять старых друзей. – Гутен в морден, гостюшки дорогие!
– З-здрасьте, – выдавил ошарашенный Иван.
– Сидите-сидите, – сказал незнакомец, хотя никто и не пытался встать. – Я, с вашего позволения, с вами рядком…
Визитер опустился на лавку рядом с Егором и оказался перед Шарапкой, сидевшим рядом со Старшим. Мальчуган открыл было рот, но мужик метнул в него пронзающий взгляд, и парень усиленно занялся едой.
– Эй, баба, подь сюда! Лучшего зелена вина мне и моим драгоценным гостям! – распорядился незнакомец.
Егор посмотрел на Ивана, тот скорчил рожу, мол, сам ничего не понимаю.
– Спешу представиться, боялин Полкан Люлякин-Бабский, – помпезно отрекомендовался визитер, произнеся концовку фамилии как "Бабскай". – С кем имею честь?
– Я Иван, он Егор. Дембеля, – кратко представился Старшой.
Боялин явно был впечатлен. Он, естественно, не знал понятия "дембель" и предположил, что это какой-нибудь высокий немчурийский чин.
Если вспомнить анекдот про то, как генерал толкал грузовик, заполненный дембелями, то Полкан не слишком-то и ошибся. Важнее дембеля чина нет.
– Что ж, рад знакомству, господа дембеля, – изрек Люлякин-Бабский. – А имена у вас один в один с нашими.
– Сами удивляемся, – сказал Иван.
Хозяйка подала вина и новые кружки. Боялин разлил собственной рукой, провозгласил тост:
– За дружбу между крепкими соседями!
Церемонно чокнулись, выпили. На вкус братьев Емельяновых, вино было марки "Шеф, два уксуса, пожалуйста". Полкан выдул свою кружку залпом.
– Ну, и как вам у нас? – поинтересовался он.
– Непривычно, – ответил Иван.
– За это надо выпить, – заявил боялин, принимаясь разливать по новой.
– Между первой и второй перерывчик небольшой, – брякнул Егор.
– О, да вы знатоки наших присказок, – удивился Полкан.
– Фольклор, блин, – закрыл тему ефрейтор.
"Точно немчурийцы!!! Я уж испугался, что ошибся. Говорят чисто, но непривычно, да, – ликовал в душе Люлякин-Бабский. – Фольк – это по-ихнему народ, а лор? Шут знает. Наверняка что-то плохое. Они желают зла нашему народу?! Тьфу ты, нет же. Скорее всего, желают залить горло по-народному!"
– За великие народы! – провозгласил боялин, и все выпили. Даже Шарапка простокваши хлопнул.
Иван слегка захмелел. Совсем чуть-чуть. В таком состоянии на него нападала задумчивая меланхолия. Старшой подпер голову рукой и погрузился в мысли.
– А какими судьбами вы к нам прибыли? – закинул удочку Полкан.
– Вот… Мир потеряли… Ищем, – автоматически ответил Иван. – И найдем!
Он хлопнул ладонью по столу. Егор хмыкнул, мол, слабоват братка.
Люлякин-Бабский вздохнул с величайшим облегчением: "Значит, мира искать пожаловали. Боги мои, счастье-то какое!"
Боялская рука потянулась к бутыли.
– Господа дембеля! Мы будем величайшими грешниками, коли не выпьем за мир.
– За мир, – поддержали близнецы.
Потом Полкан категорически настоял на том, чтобы прославленные дембеля поселились в его хоромах. Братья Емельяновы были только за.
– Зависнем на хате, – сказал Старшой.
Боялин расплатился, парни попрощались с Шарапкой и отправились к Люлякину-Бабскому "на хату".
Хоромы впечатляли. Они вряд ли уступали княжеским по внешней крутизне и внутренней роскоши. Веселая компания расположилась за идеально отполированным дубовым столом.
– Между прочим, легендарный стол. За ним пировали Ослохан со Слондром, – похвастался Полкан.
На близнецов эта информация не произвела никакого впечатления. Егор вообще решил, что Аслахан и Слон Дрон – какие-то крутые преступные авторитеты.
В последующие пять часов Люлякин-Бабский и Емельяновы сделали все, чтобы обесценить дорогущий стол. Когда собираются три мужика, говорящих по-русски, они знают, о чем столковаться. Соображение на троих – древнейшая традиция, а мы традиции свято бережем, пока хватает сил.
Силы покинули господ дембелей и боялина глубокой ночью. Результатом стал серьезный ущерб личному винному погребу Полкана. Хозяин намеревался вызнать у немчурийцев их истинные цели. Близнецы и не таились. Наоборот, обстоятельно рассказали о своих злоключениях, причем немногословный Егор под действием выпивки обрел истинное красноречие. Боялин то замирал в ужасе, то счастливо смеялся, но поутру ничего не смог припомнить. Он тоже изливал наболевшее, словно гости являлись самыми преданными ему людьми. Никто не ведает, сколько тайн выболтал Полкан. В дембельских головах не застряло ни крупицы ценной информации.
Боялин открыл глаза и поморщился от ощущения полнейшего краха страдающего организма. Болела голова, драло горло, тошнило, крутило живот, руки-ноги были ватными. Сердце колотилось, будто дятел-рекордсмен.
– Да, давно я так не напивался, – просипел Полкан.
Слуги у Люлякина-Бабского были молодцы: еще ночью перенесли отрубившихся собутыльников на кровати. Боялин утопал в мягкой перине, но даже кайф от этого ощущения парения не мог перебить общей хреновости дел.
Самое страшное, Полкан ничегошеньки не помнил. Полезного. Наоборот – несущественное так и лезло на ум. Боялин точно знал, что он уважает послов и что они уважают его. Еще немчурийцы отлично пели, да и сам Люлякин-Бабский очень даже неплохо выступил. Хотя на самом деле троица устроила форменный фестиваль кошачьей песни. Кроме того, в боялском мозгу постоянно вертелся какой-то умрун. И все.
– Надо меньше пить, – произнес заклинание Полкан.
О, сколько раз давалась эта клятва! Кто только не приходил к этому верному выводу! В то скорбное утро боялин и близнецы Емельяновы были единодушны, ведь Егор повторил магическую формулу дословно.
Братья валялись в гостевых покоях и умирали от похмелья.
Кровати – выше всяких похвал. Кто-то даже снял с близнецов форму, чтобы не мялась. Рядом с каждым страдальцем стоял кувшинчик с ключевой водой. Полный пансион, как сказал Старшой.
На реабилитацию ушло полдня. Но и ожив, Егор да Иван пребывали в неимоверной меланхолии.
Самочувствию дембелей вторила погода: тучи проносились над самой землей, а выше сизела плотная завеса облаков. То и дело принимался лить назойливый дождик. Ветер был неистов.
– Погодка – швах, – констатировал Старшой, подойдя к окну.
Терем располагался на возвышении, поэтому городская стена не мешала обзору. За Тянитолкаевым раскинулось необъятное поле. Где-то вдали чернела лента реки, а за ней границу земли и неба очерчивала темная полоска леса.
– Почему они построили город не на реке, а здесь? – озаботился Егор, тоже пожелавший насладиться видом.