- Вы, барышня, умны не по летам.
- Благодарю вас, господин мой.
Ребекка отвесила своему наставнику шутливый поклон, золотистые локоны упали ей на лоб. Рэдд улыбнулся.
- Иногда я и сам не знаю, кто из нас с тобой кого учит, - признался он.
- Только не впадай в сентиментальность, - рассмеялась девушка. - Мне хочется кое о чем спросить тебя.
- Вот и прекрасно. - Он явно обрадовался перемене темы. Потер руки с подчеркнутым энтузиазмом. - Ничто не нравится мне так, как играть роль умудренного жизнью старца.
- Кого-кого, а тебя назвать старцем довольно трудно, - возразила Ребекка. - Во всяком случае, пока еще трудно.
- Еще одно подобное замечание - и я поколочу тебя!
- Если сумеешь поймать.
- Как все-таки жестока юность! - воскликнул Рэдд. - Как она глумится над старческой немощью!
Они разом рассмеялись. В эту игру они играли с неослабевающим интересом. Для человека, родившегося в замке и прожившего там уже более полувека, Рэдд отличался поразительным здоровьем. В его жилистом теле не было ни грамма лишнего жира, и, исполняя обязанности постельничего, Рэдд порой проявлял куда большую прыть, чем мог бы какой-нибудь обыкновенный мужчина вдвое его моложе. Единственным признаком возраста можно было назвать пряди седых волос, да и те, что еще оставались каштановыми, уже заметно поредели. Если бы не это обстоятельство, Рэдда с его орлиным носом и острым взглядом прозрачно-голубых глаз легко было бы принять за совсем молодого человека.
- Так о чем же тебе хотелось поговорить? - в конце концов, осведомился он.
- Как ты думаешь, можно ли… - начала Ребекка, тщательно подбирая слова. - Можно ли одновременно и спать и бодрствовать?
Рэдд удивленно нахмурился.
- Я говорю не о снах наяву, - торопливо поправилась она. - А как будто ты видишь происходящее у себя в мозгу. Видишь как сон… или кошмар.
- Не уверен, - врастяжку произнося слова, ответил ее наставник. - Это довольно глубокомысленный вопрос. - Он сделал паузу, поднял глаза вверх, собрался с мыслями. - Человеческое сознание способно на куда большее, чем мы требуем от него в ходе повседневной жизни… Но сновидения порождаются сознанием, когда оно дремлет. И не думаю, что они могут вторгаться в жизнь бодрствующего разума. Если, конечно, не напьешься! - Рэдд хмыкнул. - А тебе это, по-моему, не грозит. - И тут же опять посерьезнел, словно осознав, что именно только что произнес. - А почему это тебя интересует? - напоследок спросил он. - Тебя что, тревожат сновидения?
Он не смог скрыть от девушки собственной - за нее - тревоги.
- Нет, - с улыбкой возразила она. - Сплю я отлично.
- Если моя дочь дает тебе уснуть, - ехидно вставил Рэдд.
Ребекка пропустила это замечание мимо ушей.
- Дело в том, что я… воображаю себе порой… какие-то вещи, - обескураженно пояснила она.
- Ну, такое со всеми случается, - заверил ее Рэдд, явно желая подбодрить. - Увидишь что-нибудь краешком глаза или поймаешь отражение на оконном стекле. Или ветер зашумит в амбразурах. - Он резко прервал свой монолог. - Да хранит меня Паутина! Что это за идеи вколачиваю я тебе в голову.
- Из тебя получился бы неплохой поэт, - заметила Ребекка, на которую произвели впечатление образные выражения ее наставника.
- Оставим поэзию мастерам ковать звонкие цепи слов, - торопливо возразил он. - Мое дело - хозяйничать в этом замке, что отнюдь не способствует ни поэзии, ни сновидениям. Это сугубо прозаическое занятие. Так что не беспокойся, детка, из-за того, что у тебя порой разыгрывается воображение. Без этого дара ты почувствовала бы себя куда беднее.
- А ты не слышал когда-нибудь о человеке по имени Каван? - невинно осведомилась Ребекка, в свою очередь, радуясь тому, что удалось сменить тему.
Рэдд на некоторое время умолк. Он сидел, теребя двумя пальцами подбородок. Память у него была исключительная - и сейчас он, по-видимому, перетряхивал свои сведения обо всем на свете.
- Каван… - бормотал он, - Каван. Что-то мне это имя напоминает. - Он вновь умолк, а какое-то время спустя воскликнул: - Ну да, конечно же! Вспомнил! Господи, ну и вопросики ты мне сегодня задаешь.
- Расскажи! - потребовала девушка, ощутив прилив хорошо знакомых смешанных чувств - страха и восторга.
- Он был художником, - начал Рэдд. - Причем хорошим художником. - Сердце в груди у Ребекки бешено забилось. - В наших краях, насколько я понимаю, он был самой настоящей знаменитостью. Но все это было много столетий назад. Задолго до того, как начали вести внушающие доверие летописи.
- Тогда откуда же тебе о нем известно?
- Ну, кое-какие истории до наших дней все-таки дошли. Хотя особо верить им и нельзя, - добавил он со своим постоянным скептицизмом. - Несколько его полотен сохранилось. Собственно говоря, одним из них владеет твой отец.
- Правда?
Ребекка чуть не подпрыгнула на месте. Хотя и было совершенно очевидно, что об ее картине Рэдду ничего не известно.
- Точно. Эта картина висит в галерее. На ней изображен кто-то из твоих предков, - продолжил отец Эмер. - Может, тебе хочется взглянуть на нее прямо сейчас?
Ребекка молча кивнула. Она и сама не знала, радоваться ей или печалиться.
- Что ж, пошли посмотрим.
Они вышли из покоев постельничего и пересекли двор замка.
- А почему ты спросила у меня о Каване? - полюбопытствовал Рэдд.
На этот раз Ребекка заготовила ответ заранее.
- Мне приснилось это имя, - сообщила она. - Буквы зазмеились в воздухе, потом приблизились ко мне и сложились в это имя.
Конечно, подобное объяснение было явно притянуто за уши и прозвучало весьма неубедительно, но Рэдд, не выразив ни удивления, ни сомнения, ограничился кивком. Сквозь северные ворота они вошли в парадный зал и, проследовав по нему, очутились у входа в картинную галерею. В галерее Рэдд предложил девушке подняться на второй ярус и подвел ее к портрету рыцаря в ослепительно черных доспехах. Забрало было поднято, и прямо в глаза зрителям смотрело улыбающееся лицо бородатого мужчины.
- Так, значит, это он!
- Вот именно, - подтвердил Рэдд. - Полагаю, ты о нем изрядно наслышана.
- Я ведь уже не девочка, - насупилась она. - Каделль был знаменитостью. Каковы бы ни были причины его славы.
- Мне кажется, этот разговор зашел слишком далеко, - с наигранной строгостью произнес ее наставник. - Мы собирались поговорить о художнике, а вовсе не о человеке, запечатленном на портрете. Погляди-ка сюда. Вот его подпись.
В самом углу картины были проставлены несколько мелких, едва видимых человеческому глазу букв.
- Должно быть, ты бессознательно увидела и запомнила его подпись - отсюда и сновидение, - не сомневаясь в справедливости собственных слов, указал Рэдд.
Ребекка кивнула, радуясь тому, что ее наставник поверил в такое элементарное объяснение. Сама же она пребывала в самой настоящей растерянности. "В этой картине нет никакого волшебства, хотя она, несомненно, хорошо написана, - подумала она. - И почему эту картину он подписал спереди, а ту - сзади? Должно быть, я что-то упустила из виду - но что именно?"
Девушка уставилась на картину так, словно могла одним волевым усилием проникнуть в ее тайну или, вернее, вызвать последнюю к жизни. Однако, разумеется, ей ничего не открылось.
- Пошли отсюда, - велел Рэдд. - Мне пора заниматься делами, а что касается тебя… погляди, какая чудесная погода! Почему бы тебе не подышать свежим воздухом? И не погреться на солнышке - тебе это полезно.
Они спустились на первый ярус, а затем разошлись каждый своей дорогой.
- И вот что, Ребекка, - через плечо бросил Рэдд. - Не беспокойся по поводу сновидений. От них тебе беды не будет.
Лишенная общества подвергнутой наказанию Эмер, Ребекка принялась бесцельно бродить по замку. Рэдд оказался прав: денек и впрямь выдался чудесный; мягкий южный ветерок веял с соляных равнин, а это даже сейчас, когда лето было уже на исходе, означало, что погода так и останется теплой и солнечной. И все же Ребекку чуть ли не трясло: ее одолевали мысли одна тревожней другой. Девушке так часто хотелось, чтобы ее жизнь хоть немного походила на старинные романтические предания - те самые, которые Рэдд презрительно называл "смехотворными мифами"; это желание охватило ее впервые, едва она научилась читать. В те времена волшебство было чем-то совершенно заурядным. Хотя нет, не так. Подлинное волшебство никак не может оказаться чем-то заурядным, но тогда оно было составной и неотъемлемой частью жизни и с ним считались абсолютно все, оно было точно такою же реальностью, как ветер, или солнечный свет, или пение певчих птиц; то есть существование явления не подвергалось сомнению, хотя природа его и оставалась загадочной. А теперь Ребекка и сама более чем драматическим образом столкнулась с тем, что волшебство и впрямь присутствует в мире, в ее собственном мире, и основным чувством, которое она при этом испытала, стал страх. Страх перед неизвестным, страх перед необъяснимым, страх перед тем, что ночные кошмары, преследовавшие ее в детстве, вернутся и примутся за нее с новой силой, страх перед тем, что собственное безоглядное любопытство может завести ее на такие тропинки, от прогулок по которым следовало бы категорически воздержаться.