В такие ночи он почти не спал, вздрагивая при раскатах грома, и успокаивался лишь при первых проблесках рассвета. А после он смеялся и улыбался, словно ничто и не тревожило его; но она боялась таких ночей, и когда они случались, что-то в ней сжималось, и она чувствовала себя несчастной.
"Уходи, - молила она, - уходи, уходи!"
Но ей не удавалось договориться, и то и дело смутно и отдаленно, как сон, она вспоминала лицо, всплывавшее перед ней на мгновение, и свет, то отливавший зеленью, то сиявший солнцем и луной одновременно. Детям милы такие безделушки, и их легко увлечь красочными посулами. У Арафели не было детей, по крайней мере, Бранвин ничего о них не знала и считала, что эльф может испытывать зависть.
О Ши рассказывали и такое, а они могли быть так жестоки, так безрассудно жестоки.
Разве не была с ней жестока Арафель, пообещав маленькой девочке неземные красоты и заманив ее в лес, где она потеряла своего пони и чуть ли ни самую жизнь?
"Пойдем, - до сих пор слышался ей голос в снах, - пойдем, ты увидишь настоящую жизнь".
Но это было лишь воспоминание, голос, столь же неразборчивый, как и черты лица.
То, что она лелеяла в своей душе сейчас, было теплым и крепким, как стены Кер Велла, - руки мужа и смех детей. За это она отдала все волшебные обещания.
"Пойдем со мной, - говорил голос, - и ты увидишь, как проходят годы, как они увядают, словно фиалки; но там, куда я иду, нет увядания. Возьми меня за руку и пойдем, не слушай их зов".
- Бранвин.
Она обернулась, не вставая, испуганная тихим окликом мужа - так бесшумно он поднялся по лестнице, но эта бесшумность всегда была в его природе. Он протянул к ней руки, и она протянула к нему свои, и он опустился перед ней на колени, и обнял ее, и погладил ей плечи, и заставил ее посмотреть ему в глаза.
- Ты плакала? - спросил он, ибо слезы еще не просохли на ее ресницах. - О, Бранвин, моя любовь, моя душа, теперь не надо плакать. Они спасены, в тепле и сыты, и ничего не осталось, кроме царапин и содранных коленок…
- Что они там нашли?
- Что-то… Она сказала - глупую русалку… О, не будем говорить об этом. Пустое: прошло, и больше нам нет дела.
- Они больше не пойдут к реке.
- Нет, не пойдут. Они все поняли, - он погладил ее голову, нежно прижав к себе.
- Это все из-за того, что они гуляют в полях, все из-за того…
- Нельзя вырастить цветы в тени - им нужны солнце и ветер, Бранвин.
Она вздрогнула и отстранилась от него, он остался стоять на коленях, держа в руках ее сжатые кулаки. И долго она пыталась вернуть себе самообладание.
- Они не могут расти, как сорняки, - промолвила она. - Они не могут обманывать Myрнy и убегать.
- Конечно, нет. Но с ними талисманы, и сегодня они принесли им больше чем удачу. Она придет сегодня вечером, Бранвин. Сюда.
Она не сразу поняла его.
- Нет, - ответила она.
- Как это нет? - в полном замешательстве переспросил он, и лицо его исказилось. - Бранвин…
Теперь его отчаяние и недоверие - все проявилось; и тогда она сказала, поскольку никогда не вступала в открытый бой с врагом:
- Прости, я обезумела от горя, я лишь хочу мира в своем доме, лишь мира и покоя…
Он взял ее руку и поднес к губам, но она едва ощутила тепло его дыхания.
- Бранвин. Ты слишком многого боишься.
- Чего она хочет?
У него не было ответа на этот вопрос. И глаза его выдавали какую-то тревогу, подтверждая ее худшие опасения.
- Возможно, предупредить нас. Или объяснить. Не более. Возможно, это лишь знак учтивости. Она такая. Вина Ши очень учтивы. Бранвин, она - наш друг. И всегда была другом. Подумай, чьи земли после войны столь благословенны, как наши, есть ли у кого поля зеленее, чем у нас…
- Или дети, - хрипло добавила она, - такие прекрасные и двое? Я ждала. Я ждала пятнадцать долгих лет, и всякий дом был благословенней нашего. Я нянчила дочерей служанок, мечтая о своих, я видела, как дети, которых я качала, становились невестами и женихами, прежде чем у меня родились сын и дочь. И если это благословение, Киран, то оно слишком не спешило дойти до нас, и прости меня, прости, если я люблю их слишком сильно…
- Разве они только твои? - спросил он.
Ей нечего было ответить. Его взгляд обжег ее, и она вздрогнула.
- Это были долгие годы, - промолвил Киран, - но мы не можем взвалить их на плечи Мев и Келли, сокрушая их дух. Но это были хорошие годы, Бранвин.
- Это были хорошие годы, - согласилась она, - но, о Киран, если мы были столь благословенны, и удача сопутствовала нам, то почему не та, обычная, которой одарены все фермерские жены? Я была лишена ее, потому и боюсь, наверное, сейчас…
- Она - наш друг, Бранвин, она спасла их.
Она задумалась, и что-то потеплело в ее сердце, и память ее прояснилась, и она вспомнила свет, вошедший однажды в Кер Велл, и фигуру в ауре этого света, и голос. Она почти увидела ее, ее облик в оборванных и тусклых одеяниях, и лишь лицо не удавалось ей рассмотреть.
- Я бы хотел, чтоб ей здесь было хорошо, - сказал Киран, - за все, что мы ей должны. За ее дружбу. Бранвин, когда-то, давным-давно этот зал принадлежал им. И звали его тогда Кер Глас, не знаю, есть ли еще такое место на земле, где она может быть, одновременно оставаясь в Элде. Если бы не Арафель, я был бы мертв, да и все мы…
"Но есть же Донн, - неожиданно мелькнула у нее мысль, - где ты родился. Он тоже когда-то принадлежал им". Но она отогнала ее прочь, как поступала с любой неприятностью, охраняя свое гнездо для тех, кого любила.
- Мы накроем стол, - промолвила она, ища уверенности в привычных вещах и налагая на сверхъестественное узы приличий, как будто могла заговорить и обуздать его. "Если она окажется у меня в зале, - думала Бранвин, - если она войдет в мою душу, если я смогу ей поверить и вспоминать ее потом, мне будет спокойнее; тогда я привыкну и научусь называть ее по имени".
Арафель - так ее звали, или Фокадан, то есть Чертополох, и многими другими именами. Но одного звука было недостаточно. Ей нужно было научиться произносить его душой, как это делал Киран, и у нее были все причины сделать это, ибо Кер Велл был ее домом, и она родилась здесь и в ней текла южная кровь - кровь королей и неприятеля, поверженного Арафелью. Эти камни принадлежали ей, и она знала их магию, и все, что являлось сюда, ступало по ее земле. Здесь она могла научиться и наконец запомнить столь важное ей и не дать ему померкнуть, как оно меркло для других.
Она все еще была сильна. Ее выбрал себе в жены ее муж, чтобы привычно стареть рядом с ней; и она выносила его детей - об этом думала она и ощущала себя в безопасности за стенами Кер Велла.
- Здесь, любовь моя, - промолвил ее муж и коснулся губами ее лба. - Ты увидишь, - он повернулся с очень серьезным и задумчивым видом. - На восходе луны.
Прошло много времени, прежде чем вернулся Барк, ибо он дальше всех углубился в леса, а также из-за того, что он видел, или ему показалось, что видел.
- Жив-здоров, - откликнулся он, когда его господин сам вышел к воротам навстречу ему. - Слава богам, - и тут же отвернулся к лошади, устыдившись, что так ослабел, что глаза щиплет от пота, а может и от другой влаги. Он снял с седла лук и колчан и перекинул их через плечо, прежде чем отдать своего скакуна в руки дожидавшихся конюхов.
- Налейте ему чашу эля, - распорядился Киран. - Приходи в зал, как только разденешься. Я хочу поговорить с тобой.
- Да, - ответил Барк и снова отвернулся, кивнув своему удалявшемуся господину. Его окружили Донал, его двоюродный брат по материнской линии, Ризи, сын Дру, самый младший из шестерых братьев, а также и другие, кто принимал участие в поисках. Мальчик взял у Барка лук и колчан, другой - измазанный грязью плащ.
- Кто нашел детей? - спросил Барк. - И где их на шли?
И странное молчание повисло меж людьми.
- Сам господин, - промолвил кто-то, но чувствовалось, что он говорит не все.
- Пойдем, - сказал Донал, беря его за руку. - Пойдем наверх.
Барк поднялся в оружейную и повалился на скамью, расстегивая пряжки и освобождаясь от доспехов и пропитанных потом одежд. Донал и Ризи стояли рядом, и целый выводок пажей вбегал и выбегал с тазами и полотенцами.
- Как хорошо, - пробормотал Барк, - волосы и борода его слиплись от прохладной воды, а губы были мокры от густого эля. Он вздохнул спокойнее и оглядел стоявших рядом товарищей - Ризи поставил ногу на скамью и уперся в колено руками, Донал прислонился к стене, заправив ладони за ремень. Они совсем не были похожи друг на друга, эти двое - его юный брат был необычно светел - волосы желтее, чем свежая солома, глаза голубые и чистые, как у младенца; Ризи, наверное, уже в колыбели казался взрослым - темный худой юноша с задумчивым взглядом: его родные горы выращивали суровых воинов, как коршуны и ястреба, водившиеся там.
- С ними все в порядке? - снова спросил Барк, ибо смысл ответов был не совсем ясен как будто в них чего-то недоставало. - Где они были? Заснули под каким-нибудь плетнем?
- Никто не знает, - ответил Ризи.
- "С ней", - сказала госпожа, - добавил Донал. - И господин ответил: "нет, не с ней".
- Как далеко ты заехал? - спросил Ризи Барка. - Я доехал до Старого леса, потом вверх по дороге и обратно; и мне не понравилось то, что я ощутил.
- Я дальше, - ответил Барк и нахмурился, вспомнив о темных чащобах и зловещей тишине. - Я боялся не Ан Бега. Совсем не его.
- Я так и думал, - пробормотал Донал. - Я так и знал. Они просто заблудились.
- Они зачарованы. Да и как может быть иначе? - сказал Ризи. - И мне это не нравится.