Увидев журналиста, лежащие на койках люди начали проклинать проходимца Луиджи, просили отыскать его поскорее и привести к ним - уж они-то знают, что ему сказать. Рассказывали они охотно, перебивая друг друга, но смолкали, когда кто-то из товарищей заходился кашлем или вскрикивал от внезапной боли.
Вдруг я заметил странное существо. Белая гипсовая маска уставилась на меня. В маске было две прорези: щель для рта и отверстие для глаза. Темный зрачок с любопытством прицелился в меня.
- Ты кто? - спросил я в полной тишине.
- Джино, - раздался хриплый шепот из-под гипса.
- Сколько тебе лет?
- Семь.
- Как твои дела, дружище?
- Я играю.
И Джино показал мне прозрачную коробку с рыжим муравьем, который карабкался по гладкой стенке. Тишина прервалась хором голосов:
- Это наш Джино… Мужественный Джино… Вы видите, как он пострадал?.. Но ведь жив, а отец с матерью сгорели сразу. Остался сиротой, бедняга!..
- Тихо! - сказал я. - Он сам расскажет. - И поднял камеру.
- Я сирота, - прошипела гипсовая маска. - Мне семь лет. Я мальчик. Зовут Джино…
Этот обжигающий шепот услышал весь мир.
Джино играл во дворе дома со своим муравьем, запрятанным в коробку, когда рядом что-то сверкнуло, и он упал на песок. Муравей, зажатый в руке, остался цел и невредим. Джино очнулся в гипсе и бинтах. Он повторял чужие слова, но не понимал до конца их смысла.
- Вы, случайно, не синьор Луиджи? - спросил меня Джино.
- Нет, - я покачал головой. - Если бы я был Луиджи, я бежал бы от тебя со всех ног.
- Я знаю: вы добрый. - Джино отвернулся от меня и стал разглядывать своего золотого муравья в солнечных лучах.
Несколько дней пытался я найти какие-нибудь следы Луиджи.
- Никаких документов он не оставил, - пояснил полицейский комиссар. - Какие машины привозили на завод ядовитое сырье, куда, через какие порты, в какие страны шла дальше продукция - ничего пока неизвестно. Мы установили только, что ядовитые отходы они спускали прямо в реку…
Я знал, что в этой стране даже при наличии документов установить истину было чрезвычайно трудно.
- В палате депутатов все в недоумении. - Комиссар доверительно нагнулся ко мне. - Между нами, господин Бари, сегодня в палате поступил запрос: неужели это взрыв химического вещества, а не естественная катастрофа, раз сюда прибыл сам господин Бари? - Комиссар дружелюбно рассмеялся.
- У вас, комиссар, все любят поговорить… Но между нами, если вы не найдете подлеца по имени Луиджи, кто возьмет на себя заботу поставить на ноги Джино: вы, я или этот шутник-депутат?
Комиссар помрачнел.
- У меня шестеро…
- Значит, вы отпадаете?
- Предварительные сведения, господин Бари, таковы, - сухо сказал комиссар. - Человек, похожий на Луиджи в тот же день уехал в Швейцарию.
- Благодарю вас за информацию.
Я решил натравить на полицию, палату депутатов, вообще на всю государственную бюрократию газетчиков. Передал в вечерние выпуски римских газет снимки Джино и информацию о лжехозяине завода, послал такие же материалы в швейцарские редакции и ряд других европейских газет.
- Скажите, Бари, почему вы занялись этой житейской прозой? - спросил меня старый знакомый, один из римских редакторов.
- Не люблю подлецов, Титто!.. У тебя есть дети?.. Ты видел это? - Я подвинул ему снимок Джино.
- Понимаю, Бари, - пробормотал Титто. - Мы отыщем эту скотину. - И крикнул в громкосвязь - На первую полосу снимок Бари. Заголовок - крупно: "Джино ищет Луиджи!" Подзаголовок: "Разыскивается подставной директор фирмы, превращающей Италию в помойную яму Европы…" Пойдет так, Бари?
- У тебя все пойдет…
Несколько дней ждал я, пока отыщут "скотину Луиджи". Полиция ряда стран, разозленная прессой, работала четко, но безрезультатно. Я колебался, давать ли репортаж в эфир без точного адреса виновных в катастрофе. Позвонил врачу и узнал, что состояние Джино ухудшилось. Решил - дать.
В те минуты, когда в эфир многих стран пошла "Телекатастрофа". Экстренный выпуск из Италии", я навестил Джино.
Он лежал безучастный к разговорам на своей койке. Муравей неподвижно застыл в коробке.
- Привет!
Он не отозвался.
И тогда я сел рядом с Джино и приложил к гипсовой маске травяную коробочку, выписанную мной из Токио.
- Это кто? - спросила хрипло маска. - Оно, кажется, шевелится?..
- Это цикада, - пояснил я. - Ну, как ты сам?
- А что такое цикада?
Случай с муравьем навел меня на мысль о японской коробочке. Я видел на японских улицах детей, которые с блаженной улыбкой сидели часами на тротуаре, поднеся к уху сплетенную из травы коробочку, и слушали чью-то таинственную жизнь, чью-то песнь взаперти.
Цикада? Живых цикад я не видел, но рассказал Джино все, что происходит на улицах Токио. И он успокоился, уснул, сжимая в крохотном кулачке трещавшую цикаду.
Коробочки с цикадами я посылал ему ежемесячно в течение полугода.
Джино пришел в себя, подлечился, с него наконец-то решили снять маску.
Никогда "Телекатастрофа" не получала столько писем, они лавиной обрушились на фирму Бака после итальянского репортажа. Зрители возмущались, направляли небольшие сбережения пострадавшим. Большинство писем было о Джино: как он там - этот смелый мальчик? Несколько корреспондентов изъявили желание усыновить Джино. Эти письма я послал полицейскому комиссару.
- Твоя слава достигла апогея. - Томас Бак потирал ладони. - Никогда не предполагал, что мелкий случай заденет людей. Почему это так? Ведь после репортажа из Токио пришли просьбы издать пластинку японских шлягеров.
- Люди гораздо ближе к земле, чем мы думаем, - сказал я Тому. - О чем человеку рассказать в связи с далеким землетрясением? Что опоздал из-за срочных дел на рейс в Токио и благодарит судьбу, а точнее - свой счастливый жребий? Таких из миллионов может быть один…
- Может, ты открыл новое направление в репортаже? - задумчиво произнес Бак. - Не поймали еще Луиджи?
- Пока нет.
- Будешь давать?
- Все ждут продолжения. Судьба Джино не забыта…
- О'кей. Славный мальчишка, - пробормотал Том.
Через неделю в бельгийском городке арестовали Луиджи. Как и предполагалось, он был подставной фигурой, заурядной личностью, не стоившей даже нескольких строк в газетной хронике. Но на следствии выяснилось, что заводик принадлежал могущественному международному концерну "Петролеум" с главной конторой в Нью-Йорке. Репортеры обратились к президенту концерна. "Петролеум" все отрицал.
Неожиданно римские газеты провели рейд по химическим заводам и обнаружили еще три подпольных фабрики "Петролеума". Предположение моего знакомого редактора Титто об отравлении родной земли зарубежными монополиями выросло в хлесткие шапки всех итальянских газет. Назревал скандал.
Я готовился ехать на судебный процесс, укладывал чемодан, когда в мой кабинет ворвался Бак.
- Срочное задание, Джон! Экстренный выпуск "Катастрофы"!
Я смотрел на него с недоумением: Томас никогда не давал мне заданий.
- Что случилось, Бак?
- Колоссальная засуха в Индии. Миллионы голодающих… У нас заказы от крупнейших телекомпаний. - Нос Томаса пылал.
- Засуха родилась не сегодня, - пожал я плечами. - Пошли кого-нибудь другого. Я лечу на процесс.
- Джон, - Томас заглянул мне в глаза, - ты не будешь снимать этот процесс. - Две складки прорезали его лоб; я не замечал до сих пор, что он постарел.
- Я буду снимать то, что считаю нужным, - спокойно ответил я.
- Подумаешь, какой-то паршивый мальчишка! Сдался он тебе! - Бак размашисто шагал по кабинету. - А тут солидный заказ.
Он явно фальшивил, избегая моего взгляда.
- Томас, в чем дело?
- Дело в том, Джонни, что ты никогда не интересовался финансовым положением фирмы…
Он пробормотал несколько фраз о размахе дел, усложнившейся конъюнктуре, конкуренции на телерынке и своих компаньонах. Но я уловил основное - то, чего не знал: "Петролеум" частично владел и "Телекатастрофой".
- Какой у них пай?
- Половина.
- Я обыкновенный репортер, Том. За экономику отвечаешь ты.
Захлопнул чемодан, взялся за ручку. Бак преградил дорогу. Нос его пылал так ярко, что мог осветить темный коридор.
- Предупреждаю, Бари, ты нарушаешь контракт!
- Контракт? - Я расхохотался, сдвинул на затылок шляпу. Дело зашло далеко, раз Томас решил объявить мне войну. - Напомни, Бак, что там сказано?
- Что в исключительных случаях администрация дает поручения…
- Двадцать лет этот пункт был мертвой строкой. - Я направился к двери. - Самолет, Том, извини.
- Я тебя предупредил, - быстро проговорил Бак. Я обернулся, поставил чемодан, вплотную подошел к Баку.
- Я Джон Бари, ты меня знаешь, Бак… Так вот насчет "паршивого мальчишки". Помнишь моего деда? Он тоже был паршивым мальчишкой.
Бак побледнел. Он слишком хорошо знал моего деда.
- Ну, это ты перехватил, - пробормотал он. - Какое отношение имеет Джино к судьбе твоего деда?
- Самое прямое. Они оба не виноваты, что потеряли детство.
Бак знал, что я прав. Он понял: наши пути навсегда разошлись.