- Ах, да, с морским делом ему пришлось познакомиться под Гибралтаром.
- Надо отдать должное Потемкину - он берет только первосортный товар и не скупится на цены.
- По-видимому, не обошлось без принца в организации водного кортежа, который ждет нас на Днепре.
- Восемьдесят, как говорят, дивно разукрашенных барж и галер? Может быть. Но надо отдать должное русским: у них есть практика сооружения флота на сухом месте, как поступал и сам великий Петр и даже, по рассказу Потемкина, еще его отец, царь Алексей.
- То есть задержка в Киеве неминуема. Но как отнесется к подобному препятствию ее императорское величество? Это может вызвать ее справедливый гнев.
- Полноте, Дюран! Вы до сих пор не разобрались в характере русской императрицы. Ей совершенно не присущи капризы, но в полной мере расчетливость и здравый смысл. Она наверняка знает или догадывается о всех замыслах Потемкина. Их отношения очень доверительны. Не случайно императрица зовет князя "папа".
- Из-за их общего ребенка, я так полагаю.
- Этой девочки Темкиной, о которой оба и не думают заботиться? Конечно, нет. Они оба не сентиментальны. К тому же императрица не испытывает к Потемкину и сотой доли той слезливой нежности, которой она так щедро дарит нынешнего фаворита.
- Бабушка и любимый внук!
- Никогда не произносите вслух ничего подобного, Дюран. Это может положить печальный конец нашей миссии. Каким бы мужским умом ни обладала императрица, на этом пункте она теряет объективность. Если в европейских странах за пренебрежение к действующим фаворитам могут грозить немилость и ссылка, то в России для верноподданных, во всяком случае, и Сибирь, и даже казнь.
- А что это за разговоры об одинаковых туалетах, которые якобы императрица велела сшить для себя и господина Мамонова?
- Ах, они дошли до вас. Вот вы и сами видите, как обстоят дела. Потемкин мне признался, что это была его идея, подсказанная им императрице, - одинаковые шубы из темно-синего бархата с отделкой из соболей. Князь сумел внушить императрице, что при таком одеянии разница в возрасте не бросается в глаза, о чем императрица все же очень заботится. Господин Мамонов не в восторге. Ему действительно не к лицу этот наряд, но воля монархини священна.
- Ну и помыслы у князя!
- Вообразите, он этим не ограничился и подсказал еще одну идею, чрезвычайно понравившуюся императрице: написать парные портреты ее и фаворита.
- Парные? Но такое не принято. Тем более при русском дворе.
- Какое это имеет значение. Главное было найти своего мастера, которому можно очень подробно объяснить свой замысел: императрица и фаворит должны выглядеть ровесниками. Или точнее - почти ровесниками.
- И кто же исполнитель? Любой портретист в Петербурге…
- Никакого Петербурга, и никакого заграничного мастера. Потемкин отыскал едва ли не крепостного художника, который будет развлекать императрицу своими сеансами в Киеве. Его имя Михаил Шибанов, и он достаточно хорош для подобной задачи. Так говорят.
Император Иосиф II о Екатерине II.
Страшная нравственная испорченность людей, стоявших у власти, не дает возможности ничего сделать для блага подданных. Об усердии, честности и добросовестности в управлении делами нечего было и думать; каждый старался выжиманиями с подчиненных добыть средства, чтобы умилостивить начальство. Поэтому недовольство было общее, и поэтому императрица, как она ни скрывала это, страшилась взрыва. Она боялась всех - боялась даже собственного сына.
Киев. Екатерина II и А. М. Дмитриев-Мамонов.
- Друг мой, вас пришлось искать.
- Виноват, государыня. Но мне и в голову не пришло, что я могу вам понадобиться в час, когда вы занимаетесь делами политическими.
- Как раз напротив. Я давно вынашиваю мысль, чтобы привлечь вас к ним. И пожалуйста, не ищите отговорок. Политика - основное поле деятельности венценосцев, а следовательно, и их непосредственных помощников. Вы отлично знаете, как мало в моем окружении людей, на которых я могла бы со спокойным сердцем положиться. Между тем задачи нынешней поездки совсем особые и было бы непростительно с ними не справиться.
- Вряд ли у меня есть необходимые способности.
- А у кого они определяются заранее - до того, как человек испробует себя в деле? Поэтому постарайтесь преодолеть скучающую мину и приготовьтесь к лекции, которую я собираюсь вам прочесть.
- Вы хотите, ваше величество, проэкзаменовать меня?
- На первых порах я ничего не хочу. Просто преподать вам урок и посмотреть, как вы сумеете воспользоваться им на деле. Давайте начнем с польского короля. Вы присутствовали только на официальной части моей встречи с ним в Каневе. Кстати сказать, до чего же убогий городишко! Этот местный, киевский предводитель дворянства Капнист куда более занят своими бездарными виршами, чей непосредственными обязанностями. И знаете, меня всегда забавляет, как эти рабовладельцы хлопочут о деле избавления от рабства! Эдакая форма политического кокетства, которая когда-нибудь сыграет с ними самими очень злую шутку.
- Господин Капнист сочинитель? Он показался мне прелюбезнейшим человеком.
- Не сомневаюсь. Его стать на это. Молод. Красив. Ловок. Носится со своей любовью к жене и дружбой с архитектором Николаем Львовым, не замечая, как прочно оба стоят на земле и как расчетливо подходят к жизни. Первая его ода, которую сочинил он семнадцати лет отроду, им самим была названа преглупою, но тем не менее в одном из журналов напечатана. Но достаточно было мне прикрепить крестьян к помещичьим землям в здешних наместничествах - Киевском, Черниговском и Новгород-Северском, как он разразился негодующей "Одой на рабство".
- Я читал ее.
- Ах, даже так!
- Она ходила в списках среди молодых офицеров. И - многие с ней соглашалися.
- Прошу! А когда в прошлом году я подписала указ, предписывающий именоваться в прошениях "верноподданными" вместо "рабов", Капнист разразился не менее поучительной одой "На истребление в России звания раба". И это в то время, когда он уже был избран киевским предводителем дворянства!
- Но что же в этом дурного, государыня? Он воспевает все ваши действия.
- Воспевает? Он желает руководить императрицей, поучать ее. Вольность - ты думаешь зря он жонглирует этим словом? Я не говорю "понятием" - толку в понятии он вообще не имеет. Он что, был у тебя? Мне никто не докладывал.
- Это я был у него, ваше величество.
- Час от часу не легче! Но об этом позже, а сейчас о Станиславе Понятовском. Вот это и впрямь кавалер, на которого засмотреться можно. Стареет, конечно. С последней нашей встречи много потерял в своей былой ловкости и остроумии. Поустал, видно, от сплошных плясок да пиров своего двора. Опять же в метрессах запутался. В Польше каждая аристократка за честь почитает на ложе королевском оказаться и, говорили, не разочаровывается в своих самых смелых ожиданиях. Во всяком случае, прежде это так и было.
- Ваше величество, он обожает вас!
- Разве что по старой памяти. Я очень обманулась в нем. Он не сумел стать достойным королем Польши. Раздел Польши в 1772-м был неизбежен, но он даже ничего ему не противопоставил.
- Не захотел?
- Скорее поленился. Вот и сейчас мне нужна его поддержка в будущей кампании турецкой, хотя полагаться на армию польскую не могу.
- Ваша встреча в Каневе была такой сердечной.
- Друг мой, я начала с тобой уроки дипломатии с тем, чтобы в первую очередь объяснить: в ней не бывает личных чувств. И не должно быть. Невольных симпатий к людям следует опасаться куда больше, чем рождающейся неприязни. Человеческие эмоции не должны тревожить монарха, иначе он заранее обречен на неудачу. Трон и человечность, о которой ты любишь толковать, несовместимы.
- Это оправдывается тем, что монарх заботится о целом народе, о множестве людей и видит перед глазами их беды.
- Ты любишь театр, мой друг?
- Обожаю!
- Но тогда ты должен знать: большой актер выходит к рампе и не видит ни обращенных на него глаз, ни отдельных зрителей и с блеском играет свою роль. Ничтожный актеришка ищет сочувствующие глаза, старается рассмотреть каждого зрителя и - проваливает свою роль. Монархи могут действовать только по такому принципу. Так вот, встреча с Понятовским к чему-то его обяжет, а главное - даст понять строптивой шляхте, что за спиной теперь уже ненавидимого ими короля могучая русская десница. Это послужит отрезвлению самых шалых голов.
- Зато его императорское величество Иосиф - это, по вашему счету, государыня, настоящий монарх.
- Ты так думаешь? Несомненно в большей степени, чем Понятовский. Впрочем, он сын римского императора. Его готовили к роли государя. Он долгое время был соправителем своей матери, знаменитой Марии-Терезии, и только семь лет назад избавился от ее слишком плотной и навязчивой опеки. Но и при матери это он определил двусмысленную роль Австрии в разделе Польши и измену туркам в 1774 году. Он высокообразованный человек, не чуждый идеям просветительства, но не рискнувший встретиться с Вольтером, хотя такая возможность и была. Он издал указ о веротерпимости, но народное образование поставил под жесточайший контроль государства. Он отменил крепостное право в Богемии, но счел возможным вмешиваться во все мелочи личной жизни своих подданных, вплоть до ношения корсетов.
- Но это же недостойно монарха в наше время, во всяком случае!
- Может быть, может быть. Но это его дело. Хуже, что император Иосиф постоянно запутывается в международных делах. Его позиция, пожалуй, еще ни разу не оправдала себя.