Дмитрий на мгновенье приоткрыл глаза:
– Едем!
– Куда едем?
Прижимая руки к дрожащему телу телохранителя, Потемкин задумался.
– Что с ним? – спросил атлет, не дожидаясь ответа на свой прежний вопрос.
– Вирус!
– Он же остался там, – не понял Ванькин, растерянно оглянулся на храм.
– Его вирус! – раздраженно добавил Дмитрий, касаясь руками грудной клетки Анатолия.
И в этот момент он вдруг вспомнил слова Бейрута: "У меня нет вируса. Я сбросил его в первый программатор". Перед глазами мелькнул Трофим, распятый в светящемся коконе, среди галактик и туманностей. "А может, программатор еще не взорвался? Может, успеем и телохранителя к нему подключить, пока не…"
– Давай быстрее к хакерам, – поторопил он атлета и в этот момент ощутил холодное пугающее прикосновение.
Глубоко вздохнул и, закрывая глаза, нырнул в кричащий от боли организм Анатолия. Сотрясающееся в конвульсиях тело едва заметно светилось. Грязные фиолетовые пятна успели затянуть область сердца, длинные темные нити пронизали позвоночник и большую часть мозга. Восставший спрут пожирал здоровые органы избирательно, стремясь в первую очередь завладеть центральной нервной системой. Наступая и разрастаясь, вирус отключал оставшиеся светлыми области, живые ткани – клетка за клеткой, нерв за нервом.
Взревел мотор, завизжали колеса, на секунду возвращая Дмитрия в реальный мир. "Знакомая картина, – подумал он, вжатый в спинку кресла, готовясь к долгому противостоянию. – Вот только вирус телохранителя совсем не похож на мой. Попробую потянуть время и слегка утихомирить зверя".
Глава двенадцатая
СПАСЕНИЕ УМИРАЮЩИХ
– дело рук Хомо Либерис.
Серое, каменное крыльцо осветила горящая голубым огнем линза – и тут же растворилась, оставив после себя падающие к земле искорки и маленького светловолосого паренька.
Мальчишка посмотрел на темное солнце, скользнул взглядом по сорвавшемуся с места дорогому "Мерседесу", покачал головой, когда тот исчез за деревьями, и решительно шагнул в затемненную прохладу храма, навстречу серьезным ликам святых, задумчиво взирающим с потрескавшихся от старости стен.
Вглядываясь в пустоту молельного зала, Емельян – а это был он – никого не обнаружил. Только старушка на входе прикорнула на стульчике и как-то по-домашнему, тихо посапывая, задремала. За колонной зашуршало, и мимо пронесся неуклюжий здоровяк, беспрерывно одергивающий непомерно большую рясу.
– Стой! – резко окликнул его Емельян и, обернувшись к бабульке, виновато улыбнулся, вспоминая свой внешний вид.
"Едва ли не моя ровесница, – подумал он, – а мне опять придется изображать малолетку".
– Мне сказали, что где-то здесь я могу увидеть Потёмкина? – крикнул он, догоняя исчезающего в дверях служителя. Попытался, но не успел.
Однако, батюшка, видимо, услышал его вопрос, так как через несколько секунд его всклокоченная борода появилась из-за двери, за которой виднелась небольшая часть комнаты, сплошь заставленной компьютерами. Молодой человек поправил рясу, внимательно оглядел Емелю с ног до головы и, раздвинув руки, громко произнес:
– Нет, юноша, Дмитрий уехал со своими друзьями. Только что. Вы разве их не встретили?
"Мерседес. Опоздал. Двину к хакерам", – подумал Емельян, расстроенно вздыхая, и тут его взгляд упал на одинокую фигуру, видневшуюся за спиной монаха.
Сердце рванулось из груди, Емеля тут же позабыл о хакерах и о Потемкине. За столом, тупо уставившись в экран монитора, сидело его прежнее тело. Не родное, но к которому он уже было привык. Тело, в котором он находился до тех пор, пока в нем не поселился Вирусапиенс. Та же, только отмытая, светлая борода, то же лицо, но непривычно здоровое, без синяков и шрамов.
– Вы его знаете? – проникновенно заглядывая в глаза, спросил монах.
Емельян кивнул. Не замечая волнения в голосе монаха, прошел в компьютерный зал и остановился возле стола, за которым устроилась неподвижная фигура.
– Очень хорошо.
Мысли, как испуганные лошади, заметались в голове. Он видел перед собой живую человеческую оболочку, вот только разума в ней, судя по всему, не было никакого. Тело не шевелилось, лишь грудь слегка вздымалась, что уже было неплохим признаком. "А где же нынешний владелец?" – спросил себя Емельян. Забывшись на мгновенье, уставшим недетским голосом поинтересовался:
– А тебя как величать, отрок?
– Игорь, – удивленно произнес священник. Нервно теребя немытые волосы, он присматривался к странному посетителю.
– А вы, молодой человек, кто?
Не привыкший валять дурака, Емеля махнул рукой.
– А-а-а, ладно! Емельян я, – добавил тут же.
Посмотрев на монаха, он понял, что его признание нисколько не прояснило ситуацию. Вопрос, читаемый во взгляде священника, не исчез.
– Черт тя дери, Либерис я, и тело это еще недавно было моим, – вытолкнул он и замолк, ожидая удивления, возмущения, но только не спокойного понимания.
– Тогда понятно, – проговорил Игорь негромко, кивнул, но глаз не отвел.
– Вот те раз! Стало быть, тебя это не удивляет? – опешил Емельян.
Игорь пожал плечами:
– После того, что я вижу в небе, когда выхожу за порог, нет!
– И то верно, – выдохнул Емеля удрученно. Подойдя ближе к телу, слегка толкнул его в плечо. – Есть здесь кто-нибудь? – спросил он, смущенно поглядывая на монаха, пытаясь ощутить малейшее биение мысли в знакомом теле.
Не замечая никаких признаков мыслесферы, Емельян заглянул в голову неподвижного типа и понял, что тот и жив-то до сих пор по каким-то непонятным причинам. Покинутое тело меж тем не собиралось отключаться – сердце стучало, гоняя кровь по сосудам, легкие насыщали ее кислородом. "Пока все работает как надо, – решил он. – Однако как долго оболочка может работать без разума? Нужно что-то решать. Или оставаться в этом мальчишке, или…"
– Что делать будешь? – спросил Игорь таким тоном, словно услышал мысли Емельяна.
– А это тело, – разозлился тот, коснулся ладонью груди, – по-твоему, пусть умирает?!
Игорь закашлялся, испуганно отстранился; подхватывая рясу, перекрестился.
Емельян, сообразив, что неправильно понял монаха, постарался изобразить виноватую улыбку.
– А ты о чём?
– Я говорю, что дальше делать будешь? – повторился Игорь.
– Не знаю, – Емельян задумчиво потеребил мочку уха.
– Пойду я.
– С богом! – услышал он, выходя из зала, и обернулся, чтобы в последний раз взглянуть на пусть и не родное, но привычное, взрослое тело.
Пока выходил, наткнулся на пороге храма на кучку недовольных мужиков, но, не обращая на них никакого внимания, прошел мимо. Только крикливый седобородый старичок на секунду привлек его взгляд.
– Это все ученые! Они виноваты, – сквозь пелену задумчивости дошли до его сознания странные слова.
"Куда же деть это тело?" – спрашивал он себя. Храм сменила линейка домов, старых, но ухоженных. Недавно оштукатуренные стены, пластиковые окна – одно, второе, третье… Так и шел – дальше и дальше, пока не услышал, как за спиной завыла сирена и мимо пролетела карета скорой помощи. И только тогда Емеля огляделся. Он стоял недалеко от невысокой ограды, опоясывающей громадное новое здание. "Научно-исследовательский институт детской онкологии и гематологии" – гласила надпись на указателе, висевшем на ближайшем столбе. "Хватит голову ломать!" – обругал он себя и, повернув на асфальтированную дорожку, ведущую к зданию, быстро зашагал к главному входу.
Едва переступив порог больницы, Емельян сжался от боли. Бесконечные коридоры с множеством дверей мрачно светились, выталкивая из себя человеческое горе. Он увидел снующих людей в стерильных халатах, бездонные детские глаза над белыми масками, ощутил страх и боль, услышал тихий плач.
Детское страдание. Оно было всюду, выползало из-за каждой двери, смешиваясь, двигалось по коридору широким потоком, накрывая с головой и врачей и пациентов, мешало трезво мыслить. Не замечая протестующих жестов женщины в белом, выскочившей из-за стойки, Емеля двинулся в самую гущу темнеющего потока.
– Мама, мама, я умру? – слабый голосок доносился из-за двери, и, заглянув в кабинет, Емельян уперся взглядом в блестящую как биллиардный шар голову.
Мальчишка обнимал склоненную над ним женщину, а глаза его, казалось, заглядывали в самую глубину души Емельяна.
– Нет, сынок! Ты только уснешь. А когда проснешься, – женщина, с трудом сдерживаясь, чтобы не разрыдаться, прятала воспаленные, мокрые глаза, – Бог даст тебе здоровое тело.
Затухающий взгляд парнишки еще раз коснулся Емельяна, и маленькое тело безвольно повисло в объятьях вздрогнувшей матери.
– Нет! – заревел в голове женский крик, и Емеля вспыхнул, сворачивая воздух вокруг себя в искрящийся кокон, шагнул вперед и исчез.
Перед глазами мелькнул черный силуэт, проявились церковные стены, компьютерный зал и неподвижная человеческая оболочка.
– Опять ты?!
Не обращая внимания на восклицания монаха, Емеля подхватил бесхозное тело и прыгнул назад, появляясь в больничной палате, прямо на постели умирающего ребенка.
– Что это? – взвизгнула женщина, отброшенная от сына, сквозь пелену слез всматриваясь в незнакомцев, появившихся на его кровати.
– Не трогайте моего сына! – завизжала она.
Чувствуя уходящую из юного тела жизненную силу, Емельян прижался к лысой головке умирающего мальчугана и шагнул навстречу затихающему крику. В этот раз он знал, что делает, и не удивился, ощутив себя в чужом теле, в чужом разуме. Он умирал, в страхе и страданиях.
– Мама! – пронеслось в сознании, и тело скрутила невыносимая боль.