Потом женщина вдруг вынула из воздуха хрустальную вазу, непонятно откуда взявшуюся, и толстую свечу, которую поставила в вазу, добавила воды и несколько веточек ели, одну ветку сосну и одну можжевельника с синими ягодами, прижала вазу к себе, пока мужчина вдруг развернул стол и потянул на себя. В воздухе сразу запахло хвоей и Новым годом.
Здорово! Удивительно, как много они умели…
Стол не сдвинулся, а начал вытягиваться через всю горницу. Потом волшебник загнул его, вытянул еще раз. Теперь стол был буквой П. Два стула, один с одной стороны, а другой с другой стороны стали вдруг такими же вытянутыми и изогнутыми скамейками со спинками, напомнив Любке странное свойство нематериальной основы вытягиваться, как духи, которых она пыталась поймать.
Волшебник взмахнул руками - и на стол легла красивая белая скатерть, расшитая звездами, солнцем и луной посередине. Было такое ощущение, что скатерть как будто разостлалась сама, так ровно положив себя по всем углам, как не смог бы положить человек. А потом вдруг она оказалась уставленная всякими фруктами, поросенком, огромной рыбиной, двумя тортами со свечками. И даже вино! И множеством тарелок, которые были не то золотые, не то серебряные, и деревянные ложки и ножики, и золотые или серебряные кубки, и деревянные кружки, похожие на маленькие с ручками туески, обтянутые березовой корой.
Любка ахнула, исподволь заглядываясь на угощение, проглотив слюну. Наверное, должны были прийти гости, раз тарелок было много. Надо же, если все это еще можно есть…
- Ну, Люба, чай за тобой! - сказал волшебник, помогая волшебнице водрузить вазу во главе стола.
- А у меня только смородина, мята и зверобой, - вспомнила Любка.
- Самое то, духи другого не пьют! - подбодрил ее волшебник.
- Духи?! - обомлела Любка.
- Я что-то не понял, ты с ними собираешься дружить или воевать?
Любка сразу поняла о ком идет речь. Она бросилась заваривать чай прямо в чайнике, ссыпав туда чуть не весь мешочек с припасенной травой. Достала большую миску, налила до краев воды, еще подбросила в буржуйку дров - будет сильно жарко, откроют двери, но раз гостей должно быть много, то и чая требовалось много. Ждать кипяток долго не пришлось - мужчина подул на печку, и вода сразу закипела.
- А как вы это делаете?! - с восхищением выдохнула Любка, придумывая, как по красивому и по воспитанному разлить чай по кружкам так, чтобы получилось как у Инги, которая заварку наливала из фарфорового чайника, придерживая крышку другой рукой, а кипяток из большого железного чайника. В голову ничего не лезло, разве что ковшиком?
- Ну, это просто, - ответил волшебник. - Вода, прежде всего, жидкость. Если придать ускорение молекулам - вот она уже и вскипела! Когда-нибудь, а я в этом уже не сомневаюсь, и ты так сумеешь.
- Никто так не умеет! - засомневалась Любка.
Она смутилась, поднимая ведро. Любка вдруг сообразила, что на скатерть ведро не поставишь, и на скамейку - пока она и мужчина возились с кипятком в другой комнате, женщина застлала ее покрывалом, положив для каждого гостя лебяжью подушечку. Кроме того, кружек было так много, что ведра на всех могло не хватить, а воды у нее больше не было, надо было идти за нею на колонку.
В растерянности Любка стояла с ведром в одной руке и с ковшиком в другой, не сомневаясь, что не только духи, которые уже в открытую выглядывали отовсюду, даже из стен, обидятся на нее, но и разочаровались волшебники - ведь ей надо было еще разливать заварку!
- И что же вы баловники не помогаете хозяюшке?! - строго спросила женщина, поймав одной из духов.
Именно так и предполагала однажды поймать тень Любка.
Дух взвизгнул, крутанулся и потыкал в плечо женщины щупальцем, будто сомневался, что его поймали. Потом замолчал, уставившись на нее в изумлении. А сразу после этого духи начали выходить на открытое место, обступая волшебников со всех сторон. Они немного потолкались и возле Любки, но быстро потеряли к ней интерес, как только поняли, что она нащупать их не может. И заметно повеселели, когда настало время садиться за стол.
Своих духов было немного - пять, шесть, зато теперь чужих повалили валом. Они влетали в окно и просачивались сквозь стены, отряхивая снег, подметая веником на совок для выгребания углей, который остался рядом с буржуйкой от старых хозяев, и обязательно выбрасывая на улицу, будто стены для них не существовало. Два духа подхватили у Любки ведро, поплыли с ним над столом, позволяя всем черпать воду самим. Любка шла за ними с чайником, наливая заварку всем по очереди, придерживая крышку одной рукой, как делала Инга, отогнув мизинец. Кружки ей подставляли.
Странно, но горница как будто стала больше, а потолок выше. И стол вытянулся еще, когда кому-то не хватило места. Между столами теперь было пространство. Немного было тесновато, когда духи начали плясать, но не толкались.
Такой веселый Новый год с новосельем у Любки сроду не бывал. Она сидела во главе стола, по одну сторону от нее сидел мужчина, а по другую женщина, которые веселились вместе с духами и пели незнакомые ей песни. А она неожиданно подхватывала, даже если слова у песни были не русскими, или такими, в которых русские слова едва угадывались в современном звучании… Песни в основном были отчего-то невеселые, некоторые духи даже плакали, смачно сморкаясь в концы скатерти.
Ой, болит, болит моя головушка,
А на сердце воет черная тоска,
Закружила над землею сила темная,
И накладывает крест во все места.
Не поднять мне голову закрытую,
Птицы черные клюют, клюют мои глаза,
Тянет шею веревочка души убитой,
И забитая плетьми болит спина.
А княжеских палатах белокаменных,
На костях милого молится княжна,
Как за жизнь мою, за серую, убогую.
Обращая добра молодца в вола.
Как у реченьки, у омута глубокого,
Темной ночкой выйдет водяной,
Покажу ему я зов княжны высокий,
Пусть подарочки утянет за собой.
А потом дойду до полюшка широкого,
И пущу на ветер все срамны слова,
Помолюсь я Богу, теперь уж одинокая,
И закроет он души моей уста.
- Грустная песня, - вздохнула Любка, сопереживая девушкам, о которых пели духи.
- Здесь теперь все так живут, - взгрустнула волшебница. - Но я бы не сказала, что она грустная. Четвертью воинственная, четвертью поднимает знание колдовское, а четвертью духам угождает. Для них она самая что ни на есть приятная. Ну что ж вы! - она хлопнула в ладоши. - Пожелайте Любе что-нибудь хорошее!
Любка приободрилась. И снова расстроилась, когда услышала совсем не то, что ожидала.
Подниму навоз и глину, и даю Любане в спину,
Пусть Любушкину душу гнет, душу клонит в сон,
У земли один закон,
За земельку надо биться, если враг берет в полон!
Дух вдруг прыгнул Любке на спину, сунув под нос такое, отчего ее чуть не вырвало. На мгновение она ткнулась головой в столешницу, потеряв сознание.
Наложу ремень на шею, покажу душе винище,
Пусть Любушкину душу гнет, душу клонит в сон,
У земли один закон,
За земельку надо биться, если враг берет в полон!
И этот дух посмеялся над нею. И сразу его сменил другой дух, грязно выругавшись за спиной и сильно перекрестив ее плеткой.
Отдаю мое проклятие, всем кто задом наперед,
Пусть Любушкину душу гнет, душу клонит в сон,
У земли один закон,
За земельку надо биться, если враг берет в полон!
- Зачем они так?! - чуть не расплакалась Любка.
- Любонька, это они замок снимают, чтобы прийти и поговорить с тобой иногда… - рассмеялся мужчина, накладывая торт. - Голлем по земле твоей ходит, а душа ему силу дает и в мир отпускает. Колдовству душа твоя обучена, а вдруг поймет, что в беде, да и поможет. Вдвоем-то справиться легче… Она не в этом мире, в другом, духам до души твоей не добраться, но весточку послать по силам. А то, он, поди, и не знает, что железная у него спина.
- Духи уму разуму учат быстро, тот, кто с ними дружбу водит и внимательно за ними наблюдает, - поддержала волшебника волшебница. - Сама подумай, видела бы твоя мама, как издеваются над нею, стала бы плакать-то?
- Нет, - вдруг согласилась Любка в задумчивости. - Я бы ей сказала, но она мне не поверит.
- А если бы видел твой отчим, как погоняют им, стал бы слушать-то?
- Не знаю, - рассудила Любка.
- В том мире, в котором душа твоя, духи голую правду в глаза бросают. Бросали…
- А разве душа не во мне? - удивилась Любка.
- В тебе, но не близко. Вот я и мой муж. Он моя душа, а я ему душа, а вместе мы как дух и душа, с какого боку не посмотри. И там где я шью черными нитками, он белыми, он белыми, а я черными. Я всегда знаю, где он и что с ним, и он обо мне, а вмести мы одно, потому что завязаны в узелок. Мы завязали себя сами, а людей духи завязывают, когда пришла пора душе появиться. Без души человек был бы как зверь, который мысли о себе не имеет. И очень не любят, когда кто-то узелок старается развязать и на себя приложить. Что ими завязано, уже не развяжут, но в петельку загнать, вполне.
- Получается, у людей выбора нет? - ужаснулась Любка.
- И у нас его не было! - рассмеялся мужчина. - Как ни крути, и духам нельзя без души на том свете. Мы соединяем их, а они людей на земле. Мы - тот и этот свет. У человека недолгим будет век, если душу не убережет, без души человек - не жилец.
- А почему я здесь, а душа моя там?! - расстроилась Любка.