* * *
- Дядя, надо вернуться! - взмолился Северин. - Солнце к горизонту идёт, да и скверно здесь-Так скверно - сил нет!
Хрокмунд-дан не повторил слова епископского племянника только из гордости, пускай и готов был немедленно развернуть коня и без остановки скакать прочь, до самого Хеорота.
- Возвращаемся, - согласился Ремигий. - И впрямь, места очень нехорошие, аж сердце щемить начало. Глядите, опять ползающие огни…
Лошадка епископа всхрапнула и едва не понесла, чудом удалось сдержать. Только когда унылые туманные холмы исчезли в дымке далеко позади, животные успокоились и перестали вздрагивать.
…Несмотря на тихое сопротивление Хрокмунда, преподобный настоял на обследовании кромки болот, находившихся в дюжине римских миль от Оленьего зала, в глубине полуострова Даннмёрк, за каменистыми вересковыми лугами и хвойными рощицами.
Деревень в этой стороне не было, люди предпочитали селиться вдоль морского побережья, на берегах речек или севернее, на возвышенностях вокруг Сканнерборга. Здесь, в широких ложбинах между низкими безлесными холмами, простёрлись топи, питаемые многочисленными ручьями, стекавшими с пологих гряд.
Места удивительно мрачные, ни одного яркого живого пятнышка - все оттенки серого, бурые и зеленоватые пятна разделяющих трясины островков. Чёрные омуты, безжизненно-жёлтые заросли прошлогоднего тростника и высохшей осоки, полоски ноздреватого снега, ещё не растопленного весенним солнцем. Словом, тоска.
Запахи тоже не радовали - смердит гнилью и затхлой водой, слабый ветерок доносит сомнительный аромат прелой травы. Под копытами лошадок хлюпает, где-то в отдалении зловеще перекликаются невидимые с берега болота выпи: голос у этой птицы на редкость замогильный…
- Хель, - сказал Хрокмунд, едва всадники поднялись на гребень холма и перед ними простёрлась безотрадная низина. - Думается мне, владения великанши Хель в подземном мире выглядят так же. Ни одной искорки жизни.
- Очень верные слова, - покачал головой Ремигий. - Бр-р, даже сейчас, при ярком солнце, здесь неуютно.
- Вниз лучше не спускаться, - предупредил дан. - Тропы в болотах есть, но ходить по ним можно только летом, и знают о них немногие. Иногда кажется, что впереди ровный лужок, а на самом деле трясина. Люди о них знают, но скот часто гибнет - если овец оставить без присмотра, они уходят в сторону болот. Проехать через топи можно только по холмам, это самый короткий путь на Сканнерборг, но им почти никто не пользуется. Можно заблудиться.
- Тролля на болотах искали? - напрямую спросил епископ.
- Обыскали каждый островок, даже такие маленькие, где и лесной кот поместится только замочив лапы. В последние годы четверых дружинных потеряли в топях.
- То есть как - потеряли? - Ремигий обернулся и озадаченно уставился на Хрокмунда. - Вы же не по одному ходили?
- В десятке, не меньше. Бывает ведь - отошёл человек вечером до ветру, угодил в трясину и поминай как звали. Я сам не ходил, слишком мал был. От Унферта слышал.
- Проедем ещё немного, - сказал епископ и подтолкнул лошадь пятками в бока. Ни Северину, ни Хрокмунду следовать за преподобным решительно не хотелось, но ослушаться было невозможно. - Хрокмунд, ответь, а где находится старое заброшенное капище?
- К полуденному восходу отсюда, - неуверенно сказал дан, вытянув руку в сторону серой равнины. - Точно не знаю. Туда очень и очень давно никто не ходил.
- Очень давно… - повторил Ремигий. - Северин, смотри внимательно, запоминай дорогу. Впрочем, если поедем по холмам, точно не заплутаем, они выстроены цепочкой…
Оказалось, что и в этом печальном краю некогда обитали люди: Хрокмунд показал несколько менгиров, иссечённых непонятными значками и угловатыми, полустёршимися рисунками, изображавшими людей, волков и туров. Отыскался остов дома - неровный прямоугольник, сложенный из камня, возле него находился рукотворный курганчик высотой в человеческий рост.
- Это строили не фризы и не юты, которые жили тут до нашего прихода, - пояснил Хрокмунд. - Руны непонятные, головы у людей на рисунках другие - череп вытянутый… Может быть, этим камням сотня сотен зим. Кельты?
- Нет, - покачал головой епископ. - Это кто угодно, но не кельты.
- Унферт рассказывал, будто на болотах всякая пакость обитает, - несмело сказал Северин, которому внезапно стало холодно. Плащ не грел, а солнечные лучи будто перестали давать тепло. Усилившийся ветер посвистывал между зубьев-менгиров чересчур пугающе. - Получается, в Даннмёрке живут… Живут злые твари помимо Гренделя?
- А где их нет? - отмахнулся Хрокмунд. - У вас, в землях франков, иначе? Водяников в омутах не раз видывали, тени странные в тумане ходят. Давно, ещё в детстве, я на берегу приметил Ледяную Деву - едва ноги унёс… Тьфу, ромей, накличешь! Нельзя о других говорить здесь.
- Нам - можно, - будто невзначай заметил епископ. - Мы люди иной веры, и наш Бог защитит от любой напасти. Он закрывает уши галиуруннов от наших речей, потому и "накликать" у меня или Скильда никак не получится. Поверь слову годи - я знаю, о чём говорю.
- Жрецу я поверю, - нахмурился Хрокмунд. - Хороший бог. Расскажешь о нём потом? И всё равно, не надо говорить лишнего, всякое случается…
Ремигий хитро покосился на племянника: вот, мол, как надо миссионерское слово варварам нести. Доступно и просто, без навязчивости, подкрепляя речи своим авторитетом.
Что искал епископ, какие приметы высматривал? Непонятно. Иногда спускался с седла, заметив странное углубление на сырой почве в низинках между холмов, разглядывал древние камни, на которых рука древнего человека оставила свой след. Изредка бурчал под нос, что Эрзариха следовало бы наказать за то, что без разрешения уехал с Беовульфом на дальнее капище - сейчас лангобард очень бы пригодился, следопыт он отменный. Но ведь не накажешь, Эрзарих - свободный человек.
Начало вечереть, на болотах стало донельзя неуютно - в глубоких тенях от холмов и редких скальных выходов начали мелькать едва заметные белёсые огоньки, будто тусклые искорки. Удивляла постоянность ветра - никаких порывов или перемен направления: казалось, что ветер истекает из единого источника, находящегося где-то в стороне Полуночи, как водный поток в горах. Ни сильнее и ни слабее, а с неизменной силой…
Появились новые звуки - выпь утихла, зато явственно различалось бульканье воды в омутах, на поверхность всплывали огромные пузыри. Хрокмунд вполголоса сказал, что это водяники и утопцы просыпаются. Ночь скоро, а ночью живому человеку тут делать решительно нечего!
Ремигий столь прозрачный намёк понял и развернул лошадь - пора ехать обратно в Хеорот, незачем рисковать лишний раз.
Лошади внезапно присели на задние ноги и боязливо попятились - над тоскливой равниной разнёсся плач. Настоящий плач, почти человеческий, с низкими стенающими нотками. Где-то в отдалении незримое существо рыдало, изливало свою горечь освещённому багровеющим предзакатным солнцем миру, вплетало в эту бесконечную руладу неразличимые и непонятные слова, терявшиеся среди надрывных стонов.
- Что это такое? - очень медленно и тихо вопросил епископ. - Хрокмунд?
- Не знаю, - шикнул дан. - Какая тебе разница, годи? Это не человек!
- Но и не зверь… - Ремигий бросил взгляд на перепуганного Северина и сказал по-латыни: - В этом голосе нет ярости, только страдание. Тебе не кажется?
Северину так не казалось - в доносящихся с начавших покрываться пеленой тумана болот завываниях он видел только угрозу. Да, именно угрозу: затихнув на несколько мгновений, плач сменился на гневные, злобные взрыкивания, слышные то чётче, то совсем затихающие.
Где-то совсем рядом в трясинах всплеснуло и захрипело. Хрокмунд схватился за меч, Северин непроизвольно коснулся рукояти кинжала с рунами. Ремигий застыл, вслушиваясь.
- Это он, - сквозь зубы молвил епископ, натягивая поводья и пытаясь удержать испуганную лошадь. - Обе руки на отсечение даю - Грендель! Не знаю почему, но я в этом убеждён! Дракон Фафнир произнёс слово "обида"…. Не зло, а обида! Не могу объяснить более разумно, это наитие, предчувствие! Называйте как угодно! И прячется тролль именно здесь, а не в море. Кажется, я даже знаю, где именно…
- Дядя, надо вернуться!..
Лошадей пустили рысью по недавним следам, не успевшим исчезнуть за столь краткое время. Миновав четыре или пять римских миль, всадники вышли на изумрудно-зелёное вересковое поле, Хрокмунд моментально отыскал ориентир - одинокую скалу, торчавшую посреди всхолмий, приказал взять левее.
Солнце, отстоящее на семь пальцев от горизонта, светило прямо в глаза и готовилось уйти в воды отдалённого Гесперийского моря.
- Галопом, - приказал Ремигий. - Мы должны оказаться в Хеороте до заката. И помните - за нами идёт тень…
Северин непроизвольно оглянулся. Что имел в виду преподобный? Ночную тьму, накатывающую синей звёздной волной с востока или…
Или того, кто стенал и плакал на болотах?