* * *
- Милости прушу, - Прометеенко повёл рукой в сторону накрытого стола и изобразил на лице самую радушную улыбку. - Це ж вы вид кого будете наблюдателем?
- От великого Одина, - грозно клекотнул Орёл. - Я его эмблема.
- Ты дывы - эмблема! А на вид - як живой… Печёночки хочте? Берить печёночку, смакота, из личных запасов, от себя отрываю! Та не стесняйтесь, повную тарелку накладывайте. Вот, так её, зубками… то есть клювиком, клювиком! У мене хазяйка - велыка мастериця насчёт печёнки: шо достать, шо отбить. Клименка, иды сюды, покажись гостю!
Дебелая хозяйка тут же появилась в дверях, опустила глаза и с готовностью покраснела. Орёл с интересом склонил голову и несколько раз моргнул.
- Вас Климена зовут?
- Та не, то я её по девичьей фамилии кличу, - ответил за жену хозяин. - Всё, иды, моя курипонька, сметанки нам прынесы, а мы пока побалакаем. Ну так шо вы сюды приехали наблюдать?
- Владыке Одину доложили, что огонь, предназначенный для скандинавских драконов, теряется по пути с Олимпа. Специалисты Пантеона провели исследования и сообщили в экспертном заключении, что на вашей территории было осуществлено несанкционирование подключение к божественному огнепроводу.
- Та вы шо? - картинно поразился хозяин. - Надо ж, яки умельци у меня тут живуть. А я й не знав.
- То есть вы хотите сказать, что лично непричастны к краже огня? - недоверчиво посмотрел на него Орёл. В ответ Прометеенко показал ему две раскрытые ладони:
- Ось, дывысь. Це руки, яки ничого не кралы. А це, - он приставил палец ко рту, - губы, яки николы не брехалы. Знать ничого не знаю про ваш греческий огонь.
- А как же вы тогда печёнку пожарили? - Орёл обвиняюще указал крылом на опустевшее блюдо. - На солнце, что ли? Не надо нам оливки на уши вешать! Я, между прочим, ещё и эмблема великого Зевса. На полставки.
Прометеенко не спеша вытер замасленные ладони о хитон, поднялся с места, выпрямился во весь рост, упёрся руками в бока и склонился к оробевшей птице:
- И шо ты мне сделаешь, эмблема? В наручники закуёшь? На Кавказ сошлёшь? Пхе! Ты дывы яка падлюка понаехала: як на халяву чужу смажену печёнку жрать, так аж клюв дрожить, а як людям чуть погреться - так "Не замай!"? Ото клюй себе помаленьку, пока дають, наблюдай мовчки и не гавкай. А то вам драконив скоро прыйдеться в Ливию як охлаждаючи кондыционеры отправлять.
Рыбак
Над тёмной, как патока, водой лениво плыла дымка. В тех местах, где из глубины вырывались пузыри, она начинала кружиться, образовывая небольшие смерчики. Легко, словно танцуя, серые полупрозрачные вихри скользили к берегу, но по мере приближения к черте, разделяющей воду и прибрежные камни, они замедляли движение и растворялись в породившей их пелене.
Тонкая нить с тускло поблёскивающей капелькой на конце рассекала поверхность реки. Остовы рыб, сонно снующие в толще воды, не обращали на неё никакого внимания. Один костяк, побольше и позубастее, повернул голову, неторопливым движением ухватил за спину небольшой скелетик и потащил его ко дну. Одетый в рубище человек на берегу успел заметить, как пойманный вяло дёрнул остатком хвоста, но высвободиться не смог, и через мгновение и хищник и жертва уже исчезли из виду.
Человек повёл плечом, и нить, привязанная к палке, выскользнула из воды. Рыжеватый кружок на её конце стремительно таял; крупные чёрные капли с примесью меди стекали по нити в реку. Закрепив палку между валунами, человек перевёл глаза на каменную плиту, где лежала последняя монета. Насупив брови, он стряхнул пальцами пыль с металлического кружка, легко проткнул в нём небольшую дыру острым, как коготь дракона, ногтем и привязал монету к нити. Затем он широко размахнулся, забросил самодельную удочку и начал плавно двигать палку слева направо. Тускло-красная капелька, светлея на глазах, побежала под водой против течения.
В толще смолистой жидкости мелькнула неясная тень. Человек напрягся, затаил дыхание, глаза его расширились.
К поверхности реки, жадно вытянув вперёд худые руки, нёсся белёсый силуэт, чрезвычайно похожий на рыбака. Человек резко дёрнул удилище, медная капелька выскочила из воды и полетела к обитателю глубины. Тот рванулся к монете, однако успел ухватить лишь побуревший конец нити: едкая жидкость слизнула с него оплывший комок металла в самый последний момент. Водяной призрак с искажённым от ярости лицом выдохнул несколько тёмно-зелёных пузырей, развернулся и камнем ушёл на дно.
Одновременно с этим человек на берегу издал отчаянный вопль и сжал в руках палку так, что та затрещала. За его спиной плоский участок скалы пошёл волнами; базальт тёк, как воск, каменные наплывы складывались в громадный бородатый лик.
- Неужели опять не поймал? - шевельнулись чёрные губы. В голосе звучала явная издёвка, и рыбак лишь крепко стиснул зубы.
- Вот видишь, как плохо, когда жадничают, приятель, - продолжал скрипучий голос. - Если бы хоть кто-то не поскупился и догадался захватить с собой не обол, а золотую монету, ты мог бы сколько угодно заниматься своей рыбалкой - ничего наживке не сделалось бы. Да и твоя скаредная душонка к золоту торопилась бы гораздо быстрее, чем к меди, и очень скоро ты бы живым покинул аид. А так - сам видишь: излишняя жадность при жизни может иной раз и по цепочке аукнуться. Я же просил только на лодочке покататься, тебе жалко было ребёнка через речку перевезти?
- И это верховный бог… - пробормотал себе под нос человек и зло хмыкнул. Скала хихикнула.
- Сейчас Сизифу с Танталом расскажу, пускай повеселятся. Удачной рыбалки!
Каменные глаза закрылись, черты исполинского лица заострились, потрескались, покрылись лишайником; за несколько минут скала приобрела свой обычный вид. Харон поднялся с колен, отряхнул ветхий подол, отвязал от удилища нить и спрятал её за пазуху. Опираясь на мокрую палку, как на посох, он медленно побрёл к переправе, где уже долгое время волновалась очередь. Умершие перекатывали под языкам оболы, морщились от кислого вкуса во рту и с опаской глядели на реку, над которой поднимались сизые испарения. Первые в очереди уже тёрли виски и с недоумением оглядывались вокруг.
Простая формальность
- Лежи смирно и не вертись. Мешаешь.
- Ты что, старый, с ума сошёл? Отпусти меня сейчас же!
- Закончим - тогда и отпущу. Имя?
- Чего?!
- Глухой, что ли? Зовут тебя как?
- Л-левкид.
- Что, с двумя "л"?
- Почему с двумя? С одной.
- Ну так и говори с одной! А то из-за тебя, упаси Дий, ошибку допущу, придётся воском замазывать, а он казённый. Возраст?
- Двадцать два.
- Двадцать два чего?
- Старик, ты на самом деле придурочный или притво… А-а-а-а-ай! Года! Года двадцать два!
- Когда я спрашиваю, ты должен отвечать. Ясно?
- Ясно, ясно!
- Отвечать чистую правду. Ясно?
- Не на… Ой! Ясно!
- Говорить чётко и разборчиво. Ясно?
- Да я уже давно понял! Мне всё-всё ясно! Спрашивай, я на всё отвечу!
- Конечно, ответишь. И не торопи меня, я грамоте не настолько обучен, чтобы строчить, как писец. Так. Гражданство?
- Это как?
- Да ну? Никогда о таких не слыхал. Из какой же это страны будешь?
- Местный я, дед!
- Не ври! У нас этокаков отродясь не водилось! Вот я тебя за брехню…
- Уй-й-й-й! За что? Я ж просто не уразумел, о чём ты спрашиваешь, и переспросил, мол, как это понять!
- Точно? Ладно, считай, на этот раз выкрутился. Твоё счастье, что записать не успел. Повторяю вопрос: гражда… э-э… Живёшь где?
- В деревне.
- Как называется?
- Да как ей называться - деревня, она деревня и есть.
- Хорошо, так и пишу: гражданин деревни. Странно: как поспрошаешь вас - выходит, одни только твои земляки мимо и шастают… Следующий пункт: род занятий?
- Дедушка, миленький, ну не трогай только этот проклятый рычаг - убей Дий, не пойму, из какого роду могут занятия происходить! Объясни толком, умоляю!
- Эх ты, деревня… Чем на жизнь зарабатываешь?
- Коз пасу.
- Вот и выходит: роду ты козьего, занятия пастушеского.
- Э-э… Дед, вот только не обижайся, но ты и вправду… как бы… немно-ожечко… ну, не в себе. Какого ж я козьего роду-то?! Сам погляди - человек как человек. И родители у меня - люди. Отца Левкием зовут.
- Что мне на тебя глядеть? Может, по жизни ты на человека и похож, а по документу козёл козлом получаешься. Про отца твоего у меня тут вообще пункта нет - стало быть, никому о нём знать и не нужно. И хорошо, что не нужно, а то оказался бы он человеком, пришлось бы писать тебя сатиром - значит, табличку опять же воском замазывать, а он казённый. Уже из-за разных там кентавров и горгон замазывал.
- Слушай, старик, а какого… с какой нужды ты меня допытываешь? На кой я тебе вообще сдался?
- Мне описание каждого путника на табличку занести надо. Согласно списку вот из этого пергамента.
- А что за пергамент?
- Прислали.
- Кто?
- Кому положено, те и прислали. Вместе с этой кроватью.
- А кровать-то зачем? Что, просто так спросить нельзя?
- Ну да, как же. Спрашивал просто так - посылают в Тартар и дальше идут. Несознательные потому как. Не понимают, что порядок должон быть. Ты вон и на кровати кобенишься, а стоит тебе слезть…
- Ну хорошо, но для чего это всё, а?! Кому нужны эти проклятые таблички?!
- А этого ни тебе, ни даже мне знать не положено. Порядок такой: раз приказали - надо делать, и всё тут, наше дело маленькое. И вообще, не отвлекай меня, а то вовек не закончим. Что там следующее… Рост у тебя какой?
- Не знаю.