Дионисий начал без предисловий.
- Слух прошел, объявился в землях твоих дружинник Некрас?
Святослав вздрогнул. Откуда знает? Впрочем… Кто-то сболтнул на исповеди, поп доложил митрополиту. Митрополит в Киеве тоже из греков…
- Объявился, - сказал Святослав. - Только не в моих землях. У Ростиславовичей.
- Белгород - в Киевском княжестве.
- Верно, - сказал Святослав, закипая, - в Киевском. Разве не ведаешь, владыка, что княжеством правят двое: великий князь в Киеве и Ростислав в Белгороде? Лучшие мужи Киева, бояре смысленные, такой ряд уложили. Киевский стол де велик, вдвоем поместитесь. Поместились… Каков бы ни был двор, а запусти в него вместо одной собаки двух, обязательно перегрызутся. Грыземся… Летось с Ростиславом воевали, зараз сидим в городах своих и зубы точим…
- Не гневайся князь! - степенно сказал Дионисий. - Мне это ведомо. А молвил я к тому, что от Киева до Белгорода ближе, чем от Турова, а руки у великого князя длинные. О том всей Руси известно.
"Ловок!" - подумал Святослав.
- Чем насолил Некрас владыке Туровскому?
- Безбожник!
- Дела церковные! - сказал Святослав. - Язычников по лесам - тьма, всех не переловишь.
- Не ведаешь ты, княже… - Дионисий поерзал на табурете, устраиваясь поудобнее. Под напором тучного тела табурет скрипнул.
- Что-то ведаю, - усмехнулся князь. - Служил Некрас у курского князя, в полон попал к половцам, а князь не выкупил. Некрас из полона сбежал и к Глебу Туровскому подался. Вышла у него свада с Глебом из-за смока…
- Богомерзкое чудище! - вскричал Дионисий, вздымая посох.
- Чем смок бога прогневил?
- Не бога, а слугу его! Некрас чудище в реке купал, весь Туров глядеть сбежался. Я тож подъехал: надлежит пастырю доброму знать, чем стадо его занято. Верхами был. Люд расступился, меня к самому берегу пропуская. Смок, завидев слугу божьего, закричал на него по-диаявольски. Кобылка моя спужалась, взбрыкнула, и епископ туровский пал в грязь. На глазах всего Турова!
Святослав еле сдержал усмешку.
- Седмицу после того я лежал, - продолжил Дионисий. - Бог миловал, спас слугу своего: ничего не сломал и нутра не отбил. Восстав с одра я призвал Некраса и велел ему смока, отродье диавольское, убить.
- Убил?
- Отказался. Сказал, что все живое на земле сотворено Господом, коли Господь посчитал бы, что смоки от диавола, то их бы и не было. Сказал, что винить надо не смока, а кобылку: кони, бывает, зайца пугаются и седоков сбрасывают, но зайца диавольским отродьем никто не считает.
- Умен.
- Диавольским попущением. Враг рода человеческого, как ведомо, вкладывает в уста слуг своих речи смысленные.
- Что далее?
- Пожаловался я Глебу. Князь поначалу посмеялся над бедой слуги божьего, но все ж кликнул Некраса и велел смока отдать. Животина для людей опасная, князь де велит ее в хлеву закрыть, чтоб вреда не было.
"Вот оно как! - подумал Святослав. - Горыня другое сказывал. Глеб хоть и жаден, но не глуп".
- Что Некрас?
- Отказал князю! Сказал, что смок его, а над имуществом дружинника князь не властен. Коли смок вред кому сделает, то он, Некрас, за то и ответит.
- Прогнал его Глеб?
- Отпустил с миром.
- Спустил обиду?
- Любил его Глеб. Из всей дружины его Некрас - лучший. И ватага его.
- Ватага?
- Из полона половецкого Некрас не один явился, а сам десять. Ватагой бежали. Некрас - главный. Он придумал, как Поле Половецкое пройти, чтоб дорогой не переняли.
- Что ж в Курск не пошли?
- Некрас сказывал, что обидел их князь, из полона не выкупил. Будто у Всеволода серебра много! Курск на краю Поля Половецкого, степняки по пять раз в год прибегают, смерды больше воюют, чем землю пашут. Глеб обрадовался. Курские кмети - лучшие вои на Руси, а Некрас в своем праве. Коли князь дружинника из полона не выкупит, нет больше князя над ним. Только мыслю, за серебром Некрас в Туров пришел. Туровская земля богатая, это не Курск. Понял я, что Глеб мне не способие, и проклял Некраса. От церкви отлучил.
- Не побоялся?
- Кто ж в храме на слугу Божьего руку подымет? Проклял и крест с него снял.
- А Некрас?
- Сказал: мужа можно отлучить от церкви, но нельзя - от Бога. Повернулся и ушел. Ватага его - следом. В тот же день не стало их в Турове. А близ города разбойники объявились.
- Многих пограбили?
- Мой товар. В тот год неурожай был в туровской земле, многие смерды в холопы детей отдавали, чтоб с голоду не померли. С Божьей помощью собрал я тысячу уных и повелел отвести в Корсунь, в греки продать. У греков им будет сытно, а епархии - прибыток.
"Жаба! - подумал Святослав. - Жирная и мерзкая ромейская жаба! Господь заповедал помогать ближним, а ты их - в рабы!"
- Некрас перенял слуг моих, кого побил, кого повязал, а холопов уных увел. Куда - по сю пору неведомо, но далеко: месяц о нем слышно не было. Я пошел к Глебу жалиться, а князь меня же обругал. Сказал, что из-за меня потерял лучших дружинников. Сказал, как объявится Некрас, будет просить его вернуться, а я свое проклятие сниму. А не послушаю, будет в туровской епархии другой пастырь. Ты, княже, человек смысленный, богобоязненный, понимаешь, что нельзя так с владыкой! Но Господь наш велел прощать, и я Глеба простил. "Пусть, - думаю, - по нему будет". Только зря Глеб ждал доброго от слуги диавола. Через месяц объявился Некрас. Послал к нему Глеб сотника с пятью дружинниками на беседу звать, а Некрас с ватагой посек их насмерть.
- Напал на дружинников, друзей своих?
- Чего ждать от изгоя?
- Какой он изгой! Сам ушел!
- Но зло сотворил!
- Скажи мне, владыка, - сказал Святослав, привставая, - а есть ли у туровского епископа вои?
- Как не быть! - Дионисий погладил бороду. - Лихих людей по дорогам много, особу духовную стеречь надобно.
- Они холопов охраняли, как Некрас напал?
- Они.
- Не могло так выйти, что вои твои, затаив зло на Некраса, посекли дружинников, чтоб Некрас не помирился с князем?
- Что ты! Сами, без повеления?
- А коли повеление было?
Святослав в упор смотрел на епископа. Тот опустил глаза.
"Он! - понял князь. - Лиса ромейская! Гречины, подлый народ!"
- Никто не видел, как дружинников секли, - тихо сказал Дионисий, - может, и не Некрас. Люди говорят: он, а кто на самом деле - Господь ведает. Думаю, княже, тебе до этого дела нет. Глеб Туровский не родич тебе и не друг. Его дружинников побили, его и забота. Чтоб ты лихого не думал, Артемий расскажет, что далее было.
Монах за спиной Дионисия поклонился.
- Как дружинников посекли, послал меня владыка к Некрасу, усовестить богоотступника…
"С такой-то рожей увещевать?" - Святослав с сомнением глядел на монаха. Тот, будто не видя этого взгляда, продолжал ровно и монотонно:
- Нашел я становище отступников и стал говорить им о каре Божьей. Призывал повиниться и не чинить более зла добрым людям. Только Некрас, наущаемый диаволом, натравил на меня смока. Аспид прокусил мне руку, - Артемий поднял правую руку со скрюченными пальцами, рвал лицо, - Артемий коснулся шрама на лице, - а богоотступники смеялись. Еле живой добрел я Турову…
- Видишь, княже? - сказал Дионисий.
- Вижу! - Святослав встал. - И вот, что скажу. Коли Некрас служил бы мне, а ты пришел на него жалиться, выпроводил бы тебя за порог. Но Некрас ворог мне.
- Потому и пришел! - усмехнулся Дионисий.
- Поздно. Нет более Некраса. Люди мои убили.
- Слыхал, княже.
- Так что тебе?
- Люди твои не вернулись из Белгорода…
"И это знает!" - поразился Святослав.
- Раз не вернулись, то и рассказать некому. Может, убили, а, может, и нет. Наверное знать надобно. Мне и тебе.
"Ромей!" - покачал головой князь, но спорить не стал. Прав, епископ.
- Чего хочешь?
- Артемий мой Некраса в лицо ведает. Хочу в Белгород послать. Только Артемий в землях киевских не бывал, в путях несведущ, к тому же люд разный на путях встречается… Дай слуг сопроводить его до Белгорода и встретить на обратном пути.
- Не побоится вновь безбожника встретить?
- Не побоюсь! - сказал монах. Голос его стал другим: звонким от ненависти.
- Что будет, как встретишь?
- На все воля Божья, - монах склонил голову.
- Быть посему! - сказал Святослав, вставая…
- Может, следовало князю сказать? - спросил Артемий, когда они с епископом вышли от князя. Гостей сопровождали гридни, но Артемий говорил по-гречески.
- Если мертв Некрас, князю знать без нужды. Возгордится. Если жив ворог, скажем. Нам помощь нужна, - ответил епископ.
- Сам справлюсь! - злобно сказал Артемий.
- Раз пробовал! - нахмурился Дионисий.
- Смок помешал…
- Если жив Некрас, то и смок жив. Не дерзи, раб! Делай, что велено! Смирна овца перед пастырем своим…
Артемий молча поклонился.
А Святослав позвал Горыню и передал ему разговор с гостями.
- Убил Жегало Некраса! И смока спалил! - возразил воевода. - Весь Белгород об том гудел.
- Будь у Ростислава другой воевода, не усомнился бы, - сказал князь. - Но там Светояр. Хитер!
- Не он один! - обиделся Горыня.
- Подай грамоту! - велел князь.
Расправив пергамент, он долго читал, шевеля кустистыми бровями. Глаза Святослава, в молодости зоркие, с годами стали сдавать. Буквы расплывались, не желая складываться в слова.