- Джорем, - пожурила она с улыбкой. - И ты совсем не удивлен, что встретил меня вот так, в этот день, в этом месте… хотя, возможно, ты этого и совершенно не заслуживаешь. Ну, не надо так смотреть на меня… Ведь Мать - это нечто большее, чем ее Сын, точно так же, как и в моих деяниях - не одна лишь только праведность.
Несмотря на головокружительную легкость, которую он ощущал во всем теле, Джорем попытался нахмуриться, но это было слишком трудно.
- Боюсь, я толком не понимаю, о чем ты ведешь речь. - Он улыбнулся ее серьезности и поднес нежную ладонь к своим губам. Она встретилась с ним взором поверх этого поцелуя и с состраданием наблюдала за Джоремом, - в тот самый миг, как он ощутил глубокую рану на ее запястье.
В ужасе Джорем потянулся за другой рукой и уставился на точно такой же разрез, липкий от крови. Лик ее начал меняться, когда Джорем вновь поднял на нее глаза. Теперь она уже не казалась столь юной, черты не были столь изящными, а сама фигура вытянулась, ростом превзойдя Джорема. Темные глаза, темные волосы…
Мгновением прежде он отдавался ощущению всепоглощающего экстаза, и теперь плоть Джорема еще содрогалась от боли утраты, - а перед взором его возник лик более смертный, чем любой иной.
"Он не обладает внешностью или величием, притягивающим взгляды, и ничто в облике его не вызывает желания", - всплыла бессмертная строка в памяти Джорема. Для Пророка все это также не имело значения.
- Теперь, когда ты познал Меня, - промолвил этот последний незнакомец, - неужто ты и впрямь готов поверить, что я покину тебя в одиночестве?
- Я так этого страшился, - прошептал в ответ Джорем. - Но теперь страх ушел.
- А сейчас?..
Джорем вновь ощутил материнскую любовь. Ноздри его затрепетали от цветочного аромата, окутывавшего прекрасную деву. Но когда он вновь взглянул на человека, стоявшего перед ним, то увидел мужчину, чьи израненные руки до сих пор сжимал в своих.
- Господи, именно таким ты мне всего ближе.
- Тогда следуй за Мной.
И вновь Джорем взглянул на израненные руки. Они казались такими живыми и сильными. Он не нуждался в целительском даре Райса, чтобы уловить отголосок их боли, которая также была вполне реальна. Он с бесконечной нежностью прижал их к своему сердцу и затерялся во взгляде темных глаз…
…Очень медленно Джорем вновь очнулся, пришел в себя, и зрение вернулось к нему. Он опять был один, но в душе больше не чувствовал себя одиноким. Прошло еще какое-то время, пока он смог наконец восстановить дыхание: если к ментальному трансу он был привычен, то подобный экстаз оказался для него внове. Воспоминания о пережитом были подобны словам чужого языка.
Оставалось лишь уповать на то, что ткань их не слишком изотрется от того, что в будущем он станет постоянно обращаться к этим бесконечно дорогим образам. Но пока прошло еще слишком мало времени, даже для того, чтобы возносить немую благодарность. Джорем все еще пребывал в состоянии блаженного благоговения, когда на тропинке показался Райс.
- Тень дошла до указанной тобой ветки и двинулась дальше, Джорем! - окрикнул его Целитель. Лишь сейчас он как следует разглядел своего друга. - А ведь кажется, ты велел нам оставаться одетыми. По-моему, это твоя рубаха валяется под ногами? - Он бросил ее Джорему.
- Благодарю, - откликнулся тот. - Хм… на солнце меня совсем разморило…
Он поспешил одеться.
- Мы волновались за тебя, - заметил Райс, пока они вместе торопливо шли обратно по тропинке, ведущей через лес. - Очень странное происшествие…
- С Ивейн все в порядке?
- Да, разумеется. Ты когда-нибудь видел единорога?
Лишь теперь ему удалось по-настоящему привлечь внимание Джорема.
- Нет, никогда, разве что в книгах или на чьих-то гербах. А ты?
- Он подошел и опустил голову Ивейн на колени. Признаться честно, я был удивлен. - Райс замялся, прикусив в смущении нижнюю губу. - В особенности учитывая, что…
- Прошу тебя, не надо никаких исповедей. Я ведь еще не священник! - со смехом прервал его Джорем. - Хотя моего отца это могло бы успокоить.
- Нет уж, мы не станем говорить Камберу, что видели единорога, - возразил Райс. - Есть некоторые темы, которых я вообще не хотел бы при нем касаться.
Они не заметили Ивейн, сидевшую на берегу озера, до тех пор пока та сама не сбросила вуаль невидимости и не явилась перед их взором.
- Так что, ты и вправду видела единорога? - спросил ее Джорем.
Ивейн горячо закивала.
- Я так рада, что и Райс был там и может это подтвердить. Он лизнул меня в лицо.
- И обнюхал мне пальцы, - добавил Райс.
- А какой он из себя? Как лошадь или как козочка?
- Скорее похож на оленя, если не считать хвоста и гривы, - задумчиво откликнулась, Ивейн. Нагнувшись, она подняла с травы длинный серебристый волос, явно не ее собственный. Бережно намотав его на палец, получившееся колечко она сунула в мешок с травами. - А вообще, больше всего он был похож на единорога. Удивительно… Никогда не слышала, чтобы наш лес считали заколдованным.
- Думаю, они все становятся заколдованными ко дню летнего солнцестояния, - улыбнулся Райс. - Или просто когда ты приходишь сюда.
Они обменялись воздушными поцелуями. Джорем сам удивился собственному спокойствию.
- Не пора ли нам возвращаться? - поинтересовался он.
Все втроем они сели в седло. Лошадей появление единорога, похоже, ничуть не встревожило.
- Жалко только, что ты его не видел, - промолвила Ивейн. - Обидно должно быть пропустить такое приключение!
Джорем не знал пока, стоит ли рассказывать им о том, что случилось с ним самим у древнего камня. Сперва он должен как следует насладиться этими воспоминаниями в одиночестве, обдумать их и, возможно, даже попытаться молиться.
- Я хорошо отдохнул, - промолвил он наконец.
* * *
Примечание автора: несмотря на то, что отец Джорем Мак-Рори, член ордена Святого Михаила, пользовался наибольшей известностью благодаря своей политической деятельности во время реставрации Халдейнов и ее кровавых последствий, его собственный орден хранит о нем совсем иные воспоминания. Михайлинцы почитают отца Джорема за любовь к Господу, которую он неоднократно выражал в общении с собратьями и с паствой. Также его перу приписывают несколько страстных проповедей, посвященных "беспредельности любви Христовой".
Дэниел Кохански, Джей Барри Азнер
"Арилан изучает Талмуд"
1105 год
Когда в моем сознании еще только начала оформляться концепция вселенной Дерини, где отдельные индивиды подвергаются преследованиям лишь за то, что они отличаются от обычных людей, я поймала себя на мысли, что провожу сознательные параллели с дискриминацией и преследованиями, которым исторически подвергались евреи в нашем собственном мире, - угнетенный народ, существенно обособившийся по вине множества факторов, не все из которых сразу делаются очевидными для исследователя.
Несмотря на то, что сама я являюсь христианкой и придаю духовности особое значение, однако посредством описания мира, обычаев Дерини и некоторых их религиозных обрядов я отчасти пыталась выразить и свое отношение к евреям. Эта тема близка мне, поскольку я выросла в Майами, во Флориде, где среди моих соучеников в школе и университете была немалая доля евреев. Вот почему эта культура никогда не казалась мне слишком чуждой: я постоянно общалась с евреями, гостила у них в доме, присутствовала на празднествах и торжествах. Некоторые привычки и обряды и впрямь казались мне весьма экзотичными, - но я всегда считала их для себя просто интересными и не видела в этом никакой угрозы.
Однако я прекрасно сознаю, что так было не всегда, в особенности в прошлом и в других странах. Порой люди опасаются всего того, что кажется им чуждым и странным. Меня с детства приучали судить людей за то, кем они являются в действительности, а не по их политическим убеждениям или цвету кожи, или иным поверхностным характеристикам, над которыми они не имеют никакой власти. Но я, разумеется, отдаю себе отчет в том, что скрытая дискриминация существует у нас и по сей день (если и существовала во времена моего детства дискриминация, основанная на сексуальных предпочтениях, то об этом я ничего не знала, однако эта тема сделалась актуальной к тому времени, когда я закладывала основы мира Дерини; таким образом, Дерини можно рассматривать и как способ поговорить о проблемах гомосексуализма, а не только о расовых или религиозных).
Не все мои читатели признали эту параллель между Дерини и евреями, поскольку мне нередко задавали вопросы об отсутствии евреев в Гвиннеде, однако когда я объясняла читателям свой замысел, - что в некотором смысле Дерини как раз и являлись гвиннедскими евреями, - они соглашались со мной. Кроме того, я всегда добавляла, что в этом мире, созданном мною, иудеи существуют и сами по себе, но поскольку Дерини навлекли на себя всеобщую неприязнь и преследования, то таким образом они сконцентрировали на себе все отрицательные эмоции запуганных, необразованных людей, которые, соответственно, оставили евреев в покое (это было еще до того времени, когда в романе "Сын епископа" я описала сцену, в которой Денис Арилан ссылается на талмудическую традицию, как на основу для рассмотрения реального присутствия Господа в священных реликвиях в качестве действительного свидетеля принесенной клятвы, усматривая в этом параллель с той ролью, которую в иудейской традиции играет Тора).