Так они сидели еще несколько минут, каждый занятый своими мыслями. Наконец раввин прервал молчание.
- Ну вот, теперь вам полегчало. Я не собирался вас пугать. А теперь скажите мне, юный друг… кстати, у вас есть имя?
Арилан растерянно заморгал, и улыбка появилась на его губах.
- Ну да, разумеется. Меня зовут Денис.
Не было никакой беды в этом признании: весьма распространенное имя.
- Ну что же, Денис… Точнее, я должен обращаться к вам отец Денис, верно? - Арилан кивнул. - А я раввин Кеффир. Кеффир означает "молодой лев" на иврите, но полагаю, вы это знаете и без меня? - В общем-то, это не было вопросом. - Мои родители питали на мой счет удивительные иллюзии, когда я родился. Разумеется, теперь я уже могу именоваться разве что старым львом, но гриву все еще сохранил, - все это время он, не переставая, поглаживал свою бороду, - а в эту пору жизни уже слишком поздно менять свое прозвание.
Денису с каждым мигом раввин нравился все больше и больше. Тот напоминал ему брата Меарада, с таким удивительным терпением относившегося к своему ученику. Он смущенно улыбнулся.
- Ну, вы знаете, монахи часто берут себе новое имя, когда приходят в монастырь. Старое имя они забывают, в знак того, что расстаются с прежней жизнью. Но мы, священники, обычно не делаем этого, и оставляем то имя, которым нарекли нас родители.
- Ах, да, священники… Но простите, не слишком ли вы молоды для священнослужителя?
Денис покраснел. Еще многие годы моложавая внешность будет доставлять ему проблемы, пока наконец он не обретет вид зрелого и достойного ученого мужа. На миг он пожалел, что бороды давно вышли из моды, и эта мысль вновь заставила его улыбнуться. С запозданием он вспомнил, что так и не снял шапку, и теперь стянул ее с головы, обнажая тонзуру.
- Уверяю вас, я действительно священник. Может, я и впрямь молод, - на самом деле мне двадцать два года, - но наставники были довольны моими успехами и дали мне разрешение досрочно принести обеты. Я был должным образом посвящен в сан!
При этих словах он не сумел сдержать чуть заметной торжествующей улыбки… слишком живы еще в памяти были воспоминания об испытании мерашей.
Раввин также улыбнулся, хотя по его лицу это было сложнее определить: борода почти полностью скрывала губы.
- Хм, хм, наставники хорошо обучали вас, как я вижу. Мне доводилось общаться со здешними семинаристами, и многие из тамошних преподавателей - видные ученые. А вы, похоже, владеете ивритом куда в большей степени, чем это требуется вам для отправления службы. Так все же скажите мне, что привело священника к раввину?
Голос раввина ничуть не изменился при этом вопросе, но Денис вновь ощутил, что на ментальном уровне кто-то мягко, но уверенно пробует его защиты, - в точности как тогда, при встрече со старым иудеем у разрушенной церкви. И воскресив тот день в памяти, он осознал, что, как и тогда, ему поможет только полная искренность.
- Я случайно зашел сюда несколько дней назад… Мне еще не доводилось бывать в этой части города… и я встретил человека, который сказал, что мне следует увидеться с вами. Я не знаю его имени.
- Человек, вы говорите? И вы его совсем не знаете? Но почему этот человек послал вас ко мне? Может, вам лучше начать с самого начала? В Талмуде говорится… - Денис невольно дернулся, не успев сдержать свой порыв. - …что начало - это всегда самое сложное. Но с другой стороны, ведь начало уже положено.
Раввин Кеффир откинулся на стуле и приготовился ждать, позабыв об остывающей кружке вина, которую держал в руке. Другая рука по привычке обрела убежище в густой бороде. Вид длинных пальцев, раз за разом поглаживающих волнистые белые волосы, вверх и вниз, вверх и вниз, оказывал успокаивающее, почти гипнотическое воздействие на взволнованного священника. Он глубоко вздохнул и рассказал раввину обо всем: как он впервые услышал о Талмуде, о том, как сурово обошелся с ним отец Джоссет, и как был добр к юному ученику брат Меарад, и о том, какое зачаровывающее воздействие всегда оказывала на него эта закрытая, недоступная область знаний. Он с трудом удержался от признания, что является Дерини…
Наконец Денис замолчал и, посмотрев на Кеффира, увидел, что тот улыбается.
- Денис, друг мой, вы хоть понимаете… имеете ли вы хоть малейшее представление, о чем вы меня просите? Даже для человека, у которого нет никаких иных занятий, изучение Талмуда может занять целую жизнь. Но ведь вы священник, у вас есть свои обязанности, свои начальники… - раввин Кеффир покачал головой, и Денис огорченно вздохнул. Он тоскливым взглядом окинул эту комнату и с каждой новой книгой, что попадалась ему на глаза, печаль его делалась все горше.
Он едва не пропустил мимо ушей следующие слова Кеффира:
- Но знаете ли, для вас совершенно необязательно овладевать Талмудом. На самом деле все, что вам в действительности нужно, это подружиться с ним. - Он помолчал, чтобы дать Денису время освоиться с этой новой мыслью, а затем проговорил: - А этого, мой юный друг священник, довольно, и более чем довольно на один день. Час нынче поздний, и хотя вы молоды, я, увы, уже слишком стар и нуждаюсь в отдыхе. И без того Гиттель будет ворчать на меня. Может, вы, священники и правильно делаете, что никогда не женитесь. - Но он говорил это с улыбкой, и Денис понял, что раввин шутит. Не было никаких сомнений в том, что Кеффир и Гиттель любят друг друга, и если он чуть-чуть и завидовал им, то лишь потому, что сам он был повенчан с Церковью, а когда Церковь гневалась, то любовь забывалась вмиг.
- Возможно, вы могли бы прийти в этот Шаббат - то есть в субботу, - после обеда?
Денис кивнул.
- Вот и славно. Очень хорошо. Тогда приходите. Я вас познакомлю, и вы сможете начать свою дружбу с Талмудом.
Вино, поздний час, напряжение, - все это ударило Денису в голову. С трудом удерживая зевок, он еще раз кивнул, и раввин Кеффир провел его через темную обувную лавку прямо на улицу. Он даже толком не помнил, как добрался до собора и вернулся к себе в комнату.
* * *
- Ну, так расскажите же мне, что такое Талмуд?
И вновь Денис со старцем сидели в кабинете раввина; яркий свет субботнего полудня озарял комнату сквозь единственное крохотное, плохо застекленное окно. Денис едва лишь успел присесть, и тут же от изумления чуть не подскочил вновь при столь неожиданном вопросе. А затем он расслабился, догадавшись, что это опять некое испытание, на сей раз уже не для того, чтобы проверить, достоин ли он вообще обучения, но чтобы понять, с чего следует это обучение начинать.
- Мне говорили, что Талмуд - это записи споров, которые на протяжении многих столетий вели между собой раввины по вопросам законов… Что-то около тысячи лет, насколько я помню… может быть до восьмого века после рождества Христова.
- Ну, в общем, так оно и есть на самом деле, - согласился раввин, - хотя последние из записанных обсуждений, - это куда лучшее и подходящее слово, нежели споры, - скорее всего имело место около пятисотого года. Но Талмуд - это нечто большее, чем обсуждения или даже споры по поводу законов, "Талмуд" означает учение, и в подлинном смысле Талмуд - это наука о том, как следует жить и действовать в этом мире.
Это было не совсем то, чего ожидал Денис; тем не менее, за эти годы он повзрослел и возмужал. Теперь его волновал весь обширный мир вокруг, и интересовали знания ради себя самих, а не просто новые способы, как одержать верх в споре.
- Старик, что послал меня сюда, сказал, что в Талмуде содержатся все законы, которым должны следовать иудеи.
- И вновь это чистая правда. В Талмуде мы можем найти закон или, по крайней мере, совет относительно того, как действовать практически в любой жизненной ситуации, как нам следует поступать и как поступать не следует. Это равным образом относится и к нашим взаимоотношениям с людьми, и ко взаимоотношениям с Богом. Мы ведь на самом деле не разделяем наши жизни на небесную и земную их часть. "Следует всегда жить во имя Неба", - процитировал он. - Позвольте привести вам один небольшой пример.
Он потянулся куда-то назад и с одной из полок достал книгу.
- Это малая часть Талмуда, именуемая Baba Metziah, одна из частей, посвященных законам о собственности. Как и почти весь Талмуд, написана она местами на иврите, но в основном на арамейском. Вы знаете, в чем состоит разница между ними?
Денис кивнул.
- Разумеется, я сам изучал лишь иврит, но монахи и священники мне всегда говорили, что арамейский от него отличается, хотя и не могли объяснить, чем именно.
- Арамейский был языком повседневного общения людей в те дни, когда создавался Талмуд. В ту пору иврит использовался в основном для молитв, и лишь образованные люди понимали его. Это напоминает то, как сегодня используют латынь. Итак, части Талмуда - основные положения закона, что мы именуем Mischnah, - написаны на иврите, в то время как дискуссии раввинов по вопросам этого закона - Gemarah - большей частью используют разговорный язык, то есть именно арамейский, но оба этих языка достаточно близки между собой, чтобы вы могли ощутить их вкус.
И вновь раввин Кеффир уводил Дениса в сторону от искушения овладеть этим чуждым умением. Денис почувствовал это и ощутил разочарование, ведь он был полон решимости изучить все, что ему под силу.
"Даже если я никогда не смогу закончить учебу, то я мог бы - как он это назвал? - подружиться с Талмудом. Это уж всяко лучше, чем быть полным чужаком!"