- Мне это совсем не нравится, - вздохнула Фэйми. - Как-то нехорошо врываться непрошенными гостями.
- Выживать вообще неприятно, - заметил Лури.
- Мы же артисты. Артисты должны быть наглыми и изобретательными, - наставительно сказал Аргус. - Иначе они не найдут себе зрителей и даже копейку не получат за свой труд.
Фэйми пожала плечами и потёрла нос, но спорить не стала.
- Если собрать тут все садовые скульптуры - наберётся целый отряд, - заметил Лури, пока они шагали по центральной аллее.
- Наверное, я слишком поздно вышел в свет, чтобы понимать нынешнее искусство, - Аргус поморщился. - Сейчас в моде криворотые, косоглазые и бесформенные страшилища?
Изваяния и вправду были жуткими. Большинство изображало людей, но искажённых, асимметричных и попросту уродливых. Особенно страдали лица. Казалось, кто-то снял с натурщиков восковые маски, а потом оплавил их свечой. Веки сползли вниз, а щёки и губы обвисли.
- Кто поймёт эту моду! Может, скульптор хотел показать уродливость, скрытую за внешностью? - задумался Лури.
- Даже если так, я бы не хотел любоваться на подобное в собственном саду. Здешние владельцы уже вызывают у меня неприятные ощущения.
- У меня мурашки по коже, - шепнула Фэйми. - Я думала, что после Тишины ничего страшнее не увижу. Неужели кому-то может такое нравиться? Это какими же ужасными должны быть сами хозяева!
- О, не обязательно всё так плохо, - возразил Лури. - Тут есть куча вариантов. Например, дитятко этих богачей решило заняться искусством, имея при этом руки, растущие из понятия "как попало". Вот, чтобы его не огорчать и не пресекать творческие позывы, родители и выставляют творения чада в своём дворе.
За тенистыми аллеями и кружевом подвижных теней вскоре стал виден дом. Это было совершенно удивительное здание. Обыкновенное и даже скучное в своей прямоугольной простоте, но с разноцветным фасадом, похожим на один сплошной витраж. В полутьме, при желтоватом оконном свете, оттенки искажались, и мелкие детали становились едва различимы, но роспись заметили все.
- Человеческий разум поражает, - покачал головой Аргус. - Я ещё не встречал такого разительного контраста в предпочтениях. Такой чудный дом, и такие ужасные садовые страшилища.
Тут он вспомнил о своей роли слепого и закрыл глаза, поэтому, подойдя ко входу, ахнули все, кроме Аргуса. Дверь была двустворчатой, и каждая половинка представляла собой крыло бабочки, крепившееся к срединной балке, вырезанной в форме тельца. Инто осторожно приблизился ко входу и потряс проволочные усики, на конце которых висело множество колокольчиков.
Аргус дождался, когда хозяева выглянут наружу, и запричитал, воздев руки к небу:
Мы убиты почти
роком горьких невзгод,
и на нашем пути
смерть уж встанет вот-вот!
Пожалейте, друзья,
грустный наш балаган.
Мы бежим от вранья
в горькой правды капкан!
- Ой, - всплеснула руками женщина в оранжевом платье и косынке, из-под которой выбилось несколько рыжих кудряшек. - Дети!
Она была поистине необъятной. Когда пухлые губы округлились от удивления, рот стал похож на розовый бублик. Женщина закрыла створку двери, потом ещё раз приоткрыла и снова закрыла. Выглядело так, будто бабочка попыталась взлететь.
- Мне одному показалось, что она просто не пролезет наружу? - шепнул Инто. - Никогда не видел таких больших людей.
Лури хрюкнул, сдерживая смешок. Через несколько минут на пороге появился мужчина. Он бесцеремонно толкнул крыло тростью и вышел на крыльцо. Это был ещё нестарый худой господин с кривым носом и большой родинкой на щеке. Он был одет в серый фрак, почти сливавшийся с волосами мышиного цвета. Пустые глаза, оттенок которых в свете уличного фонаря разглядеть было невозможно, смотрели куда-то поверх ребят.
- Кто здесь? - спросил он, степенно поворачивая голову.
- Это дети, - сказала позвавшая его женщина. - Два мальчика, девочка, а ещё животные. Обезьяна, лиса и зверушка какая-то. То ли ёж, то ли крыса такая здоровенная.
- Это выхухоль, - скромно пояснила Фэйми.
На лице господина мелькнуло удивление.
- Впервые слышу, - сказал он. - Так что вам нужно, дети? До Благой недели ещё далеко, а вы уже пришли за подаянием? Или хотите продать мне макаку и эту… вы-ху-холь.
- Мы актёры, почтенный господин! - не открывая глаз, сказал Аргус. - Путешествуем по миру и развлекаем людей пением и музыкой, а наши зверюшки показывают разные фокусы.
- Ах, мальчик, неужели ты слепой? - с жалостью спросила женщина.
- Не посмотрите, что слепой, прекрасная дама, я чувствую ваш запах, а такой запах может исходить только от прекраснейшей женщины!
Фэйми пихнула его в бок.
- Это неприлично, - шепнула она.
- Я хотел сказать, что отлично умею петь и рассказывать истории. Не позволите ли вы остановиться у вас на ночь в обмен на выступление? Мы - простые сироты. Ехали в город, чтобы заработать в денег. Нас ограбили и хотели продать рабство, но мы сбежали, а охотничьи собаки изорвали моего лиса, пока мы скитались по лесам в поисках еды. Нам надо бы зашить его раны.
- Бедняжки! - охнула женщина.
Она покачала головой, и гармошка тройного подбородка пришла в движение. Сальные складки почти закрывали белый воротничок. Пуговицы на животе так натянулись, что готовы были отлететь в любое мгновение.
- Пусть ночуют здесь, но не беспокоят меня, - холодно сказал мужчина и скрылся в доме, постукивая тростью.
- Идёмте-идёмте! - засуетилась женщина, так и не пролезшая в проём. - Я велю Сидриху разогреть купальню и накрою на стол. Ах, как же быть с вашим лисом? У нас нет лекаря.
- Я сам его зашью, - сказал Инто, - Мне бы только иголку, нить, воду кипячёную и что-нибудь от боли.
- Это я мигом найду. Меня зовут Маргари, а как ваши имена?
Фэйми поблагодарила за помощь и представила ребят кухарке. Маргари могла быть кем угодно, даже женой господина, но пышность её форм толкала все мысли в сторону продуктовых складов, жаровен и прочих атрибутов сытой жизни.
- А ваши звери не запачкают дом?
- Нет, что вы. Они всему обучены.
Зайдя внутрь, все, кроме изнемогающего от любопытства Аргуса, ахнули во второй раз. Стены со множеством ниш были заполнены прекрасными пейзажами, каждая - как дверь в другой мир. Потолок пестрел изображениями птиц и вьющихся растений с цветами изумительной красоты. Напротив входа белела мраморная лестница, ведущая на второй этаж. Она расходилась в две стороны, но прежде упиралась в стену, на которой висела огромная картина, состоявшая из мазков, штрихов и пятен. Множество цветных клякс и полос перемежались на ней с грязными разводами, как будто художник долго возил кистью в одном месте. Это полотно первым приковало внимание гостей, переступивших порог, и на фоне великолепной живописи выглядело абсурдно. Оно уродовало пространство, как шрам, портящий лицо хорошенькой девушки.
- Какая странная, - только и смогла выдохнуть Фэйми.
Хозяин поместья, поднимавшийся по лестнице, обернулся и произнёс:
- Вы про эту картину, не так ли?
- Да, я никак не пойму, что тут изображено.
- Это всего лишь точка. Конец моего искусства. Первая и последняя вещь, которую я написал, уже будучи слепым. Теперь я могу видеть только руками и поэтому леплю скульптуры, но пальцы - не глаза, и они обманывают меня. Должно быть, вы уже успели ужаснуться, когда проходили через сад.
Он некоторое время постоял у стены, затем поднялся по одной из лестниц и скрылся за аркой.
- Как это ужасно, - шепнула Фэйми.
- Ты про картину? - спросил Аргус, борясь с желанием подсмотреть.
- Да нет же! Слепой художник - вот что ужасно! Он же лишился самого дорогого! Он никогда уже не сможет рисовать. Это так неправильно…
Маргари, внимательно слушавшая её, вздохнула.
- Господин и дня не может прожить без творчества. Он говорит, что мы должны ценить своё зрение, поэтому велит зажигать лампы повсюду.
Маргари принесла горячую воду, и Фэйми ушла с ней, чтобы помочь на кухне. Эрри и Макао побежали следом, надеясь чем-нибудь поживиться, и тихонько сидели в уголке, сглатывая слюну.
- Ох, не для этого тут лампы зажигают, - сказал Лури, когда они с Инто и Аргусом остались одни в гостевой комнате. - Пусть чёрные духи откусят мне язык, если я совру. Этот художник далеко не слепец.
- Что ты имеешь ввиду? - Инто отвлёкся от промывания ран.
- Мне от него тоже не по себе, - признался Аргус. - Но я его не видел, так что судить сложно. Ты думаешь, нас заманили, как мотыльков на свет?
- Не знаю, но надо быть готовыми бежать в любое время. Не ешьте еду, пока я её не понюхаю.
В бело-голубой столовой накрыли большой стол. Пока никто не видел, Инто с лисом прошёлся над блюдами, но запаха яда Лури не обнаружил. Животных усадили у окна, дали им по большой чашке густого горячего супа и перловой каши на свином жиру. Макао ел руками, облизывал пальцы и причмокивал. Эрри пихала за щёки всё подряд, давилась и лакала бульон из мисочки, попискивая от удовольствия, когда встречались кусочки мяса.
Ребята тоже набросились на еду. Фэйми была так голодна, что съела даже нелюбимую рыбу. Аргус умудрялся вслепую орудовать ножом и вилкой, а Инто ел с жадностью, не задумываясь о культуре поведения за столом. Маргари смотрела на них с материнским умилением и подливала добавки. Она удивилась, когда к ужину спустился и сам хозяин. Руки у него до локтей были в глине, наполовину высохшей и побелевшей. Он вымыл их и позволил Маргари начисто вытереть. Затем сел за стол. Глаза, совершенно серые и пустые, не отражали бликов.