Фэйми бежала так быстро, что пряди её чёрных волос развевались за спиной, как водоросли, подхваченные сильным течением. Она перепрыгнула через расщелину, откуда потянулись к щиколоткам тёмные пальцы и, не давая себе отдышаться, припустила дальше - к арке, из которой лился свет. Фэйми не заметила, как маленькая гадкая тень, выбравшись из-под камушка, скользнула ей в туфлю. Девочка взвизгнула и стряхнула обувь, но не выпустила из рук хиго.
- Бабушка! - Фэйми споткнулась о порог и растянулась на деревянном полу.
Огонёк завис в воздухе рядом с её макушкой. Теперь ему ничто не угрожало, и Фэйми позволила себе немного похныкать из-за разбитой коленки и потерянных башмачков. А ведь отец только-только купил их на осенней ярмарке. Теперь тени утащат чудные туфельки в самый тёмный закоулок Витков и спрячут там, где их невозможно будет найти. Мама ужасно рассердится.
Фэйми хотела вернуться и поискать обновку, но хиго выглядел таким испуганным и одиноким, что она не решилась его оставить. Да и обуви наверняка уже нет на прежнем месте. Потерять что-то в Витках - хуже, чем уронить монетку в бездонную пропасть.
Девочка поднялась и отряхнула подол зелёного платья с вышитой на груди птичкой. Бабушки в комнате не оказалось. Через открытое окно дул ветер, колыхавший белые занавески. На столе стоял погашенный фонарь, серебрившийся в ровном свете луны.
Половица позади неожиданно скрипнула, и Фэйми вздрогнула. Из арки, опираясь на клюку, вышла бабушка. Она была маленькая и сгорбленная, как растаявшая свеча. Бабушка держала в руке пучок серебристой полыни. В Витках он светил ярче лампы, а если потрясти, рассеивал вокруг множество искр. Тени терпеть не могли полынь, и бабушка любила докучать им, вооружившись душистым веником.
- Явилась наконец! - рассерженно сказала она. - Сколько тебе повторять, чтобы ты не ходила в Поддонье в полнолуние? Сегодня у тебя отобрали обувь, а в другой раз могут и без ног оставить!
Она вынула из кармана фартука блестящие башмачки, и Фэйми залилась краской.
- Хиго только в полнолуние такие яркие, в другие дни я их плохо вижу, вот и хотела сегодня поискать.
- Я же сказала, что запрещаю тебе проходить обряд! - лицо бабушки сделалось жёстким, губы сжались в тонкую линию. - Даже не думай меня ослушаться! Иначе я перестану считать тебя своей внучкой.
Из-за бабушкиной спины неожиданно вылетел фиолетовый хиго и принялся метаться по комнате. Через мгновение он запутался в пучке подвешенных к балке трав, но тут же высвободился.
- Каков негодник! - бабушка пригрозила ему клюкой. - Всю дорогу прятался возле меня от теней, да так и пробрался в дом. А я его так гоняла, так гоняла! Вся вспотела, как будто водой облилась.
- Я тоже нашла одного, - Фэйми сконфуженно указала на янтарный огонёк, вокруг которого уже вился фиолетовый непоседа.
- В полнолуние они сыплются как бусины с порванной нитки, - отмахнулась бабушка. - Скоро можно будет совать их в банку и ставить у кровати вместо светильников. Подогрей чаю, что-то я утомилась.
Она уселась в мягкое кресло, а Фэйми зажгла спиртовку и поставила на неё крохотный чайничек, воды в котором хватало ровно на две чашки. Фиолетовый хиго проследовал за ней от посудной полки к шкафу, где стояла вазочка с печеньем, затем к столу и обратно.
- Какой приставучий, - раздражённо сказала бабушка. - Брось-ка его за арку, я пока закрою портал. И второй захвати. Нечего им тут делать.
Золотистый огонёк парил над столом, освещая накрахмаленную скатерть и букет полевых цветов в глиняной вазе.
- Знаешь, бабушка! - Фэйми собралась с духом, развернулась и посмотрела ей прямо в глаза. - Это мой, а не твой выбор! И ты можешь не считать меня своей внучкой, раз так хочешь. Я согласна.
Бабушка вздохнула. Черты её лица смягчились.
- Милая, мне будет гораздо спокойней, если ты проживёшь тихую мирную жизнь, как твоя мать. Я почти семьдесят лет служу людям, а они называют меня за это полоумной старухой. Когда-нибудь ты вырастешь и встретишь хорошего юношу, а он сбежит от тебя, как только узнает, что ты не от мира сего.
- Дедушка от тебя не сбежал, - возразила Фэйми, заваривая чай. - Если у меня не получится, я просто вернусь и забуду об этом. А вот если не попробую - всю жизнь буду жалеть. Вдруг мне попадутся лёгкие желания.
- Из лёгких желаний хиго не рождаются, - отрезала бабушка, беря чашку с подноса. - У тебя сейчас нет ни магии, ни опыта. Помогать с их исполнением будет тяжело.
- Я знаю, - твёрдо сказала Фэйми, размешивая мёд в чае. - Но ты ничем от меня не отличалась, когда проходила обряд. Я тоже должна попробовать. Если не хочешь, чтобы я ходила по Поддонью в полнолуние, отдай мне эти хиго. Мне же как раз два нужно.
- И в кого ты выросла такая упрямая?
- Мама говорит, что в тебя, - Фэйми немного помолчала. - Ты знаешь, Гелла всё время плачет. Мне кажется, это из-за теней. Я пробовала вешать полынь над её кроваткой, но мама так рассердилась…
Бабушка вздохнула, постучала клюкой по полу.
- Надо измельчить молодые веточки, посыпать солью, положить в маленький мешочек и сунуть под подушку.
- Мама всё время меняет постель. Она найдёт. Если я стану чародейкой - смогу их выгнать.
- Я сама это сделаю!
- У тебя уже нет на это сил, и ты меня не обманешь, да и мама тебя не пустит…
Бабушка снова вздохнула, тяжело, как старая черепаха.
- Расскажи мне об этих хиго, - попросила она. - А я скажу, готова ты или нет.
Фэйми знала, что огоньки желаний бывают разными. Некоторые хорошие, в других гнездится жажда наживы или ненависть. Есть красные хиго, хозяева которых одержимы мечтой. Иногда они опасны. Встречаются лёгкие и те, которым не суждено сбыться.
Обречённые хиго мутные и тяжёлые. Они не светятся, а чадят, как прогоревший фитиль. Однажды бабушка показала Фэйми огонёк, принадлежавший женщине, у которой только что умер старый отец. Дочь молила вернуть его к жизни, но созданный её желанием хиго получился тусклым и бесформенным, как пропитанная грязью снежинка. Он не смог парить, а опустился в траву, где его тут же растащили прожорливые тени.
- Они оба добрые, зла я в них не вижу. - Фэйми захрустела печеньем, - Хозяин жёлтого наверняка подросток. Он не полностью цветной, но и не белый, как у детей. Фиолетовый точно принадлежит кому-то пожилому. Наверное, в нём мечта всей жизни.
Бабушка изловчилась и поймала резвого летуна.
- Да, ему давали отлежаться и созреть, как хорошему вину, поэтому в нём скопилось столько энергии. А что ещё ты заметила?
Фэйми потёрла нос. Она всегда так делала, если волновалась.
- Ты упустила кое-что важное, - с ноткой недовольства сказала бабушка. - Учись замечать любые мелочи, иначе лёгкой дороги тебе не видать.
Фэйми с минуту задумчиво хмурилась, изучая огоньки в ладошках.
- Они оба появились в это полнолуние и проникли сюда почти одновременно. Это значит, что их хозяева скоро встретятся.
- Я рада, что ты это поняла, - бабушка удовлетворительно кивнула.
- Так я могу их взять?
- Делай, что хочешь, но так и знай, матери я скажу.
- Я сама ей скажу.
Фэйми чмокнула бабушку в обе щеки. Та всё ещё казалась сердитой, но было понятно - она просто волнуется. Оба огонька опустились на плечи Фэйми. Фиолетовый рассёк воздух, как падающая звезда, и тут же очутился слева, а жёлтый скромно примостился справа.
Видя, что внучка расстроена из-за ссоры, бабушка потянулась через стол и взяла её за руки.
- Помни главное, - сказала она. - Если будет слишком опасно или трудно - просто возвращайся. Я всегда тебя жду.
У Фэйми потеплело на душе, но про себя она решила ни за что не отступать.
Глава 2. Нарушенная клятва
Инто жил в горной деревне, от которой было рукой подать до снежных вершин. Здесь почти не встречалось полей и пастбищ, а местные жители зарабатывали тем, что добывали кристаллы на Хрустальном пике и обменивали их на муку и одежду. Иногда походы оканчивались смертями. Горы таили в себе немало опасностей, но большинство людей погибло из-за огромных существ, обитавших под самыми облаками. Их называли Стражами, и среди местных существовало негласное правило - никогда не говорить о них в деревне.
Смельчаки, приносившие с охоты кристаллы, пользовались большим уважением и считались кормильцами общины. Инто мечтал стать одним из них и получить гордое звание Добывателя. Его не пугали ни пропасти, ни таинственные чудовища, но страшил отказ старейшины, уже не раз звучавший, как приговор.
До обряда посвящения оставалось совсем немного времени. Инто ждал этого события два года и в ночь перед ним почти не спал. Ему уже исполнилось четырнадцать. Подходила к концу последняя осень, когда он ещё мог ступить на путь храбрецов.
Приближался рассвет, но в комнате без окон было темно. Мальчик приподнял уголок тряпицы, накрывавшей светильник, и улыбнулся: цветок закрывал светящийся венчик. Значит, скоро встанет солнце.
Инто свесил ноги с лавки и обулся в сапоги, тщательно застегнув их на все застёжки. Гонг, возвещавший о начале дня, ещё не звенел, и остальные ребята спали. Мальчик на цыпочках прошёл между скамеек, отодвинул тяжёлую ткань, защищавшую спальню от сквозняков, и вышел в коридор. От утреннего холода по телу пробежали мурашки. Цветы в стеклянных колпаках тускнели, и Инто несколько раз споткнулся в полутьме, прежде чем добрался до выхода.
Скрипнули петли, деревянная дверь открылась, впуская внутрь напитавшийся прохладой ветер. Прямо перед Инто простиралось каменное плато. Слева оно поднималось вверх и переходило в скальную дорогу, поворачивавшую за гребень горы, а справа вела вниз крутая обрывистая тропка.