Запах. Сосновые иголки и корица.
Брин!
Хорошо. Я была жива. Может быть, я просто спала.
Пронзительная боль от разрывающего кости, раскаленного добела металла сотрясла меня, отрывая от размышлений, и ужасный скрипящий звук, как будто гравий под подошвами рабочих ботинок, отозвался в моем - нашем - его тем.
И именно тогда я поняла, что Чейз снова переключается.
В человеческом обличье, сжавшись, он припал к земле в движении, больше свойственном животному, чем человеку.
Чуять. Видеть. Иметь потребность.
Брин!
- Почему бы тебе не надеть на себя что-нибудь? - предположила я еле слышно.
Теперь, когда мы снова стали людьми, я поняла, что могу думать более четко. И еще, мне было немного неловко от того, что я находилась внутри сознания голого мальчишки, который не был еще в достаточной степени человеком, чтобы осознавать, что он голый.
- Может, мне сначала надеть на себя что-нибудь, - эхом откликнулся Чейз. Вслух!
Каллум взглянул на него, весьма удивленный: надо же, голый, прижавшийся к земле и готовый к атаке, а произносит вполне нормальные человеческие слова.
Мои слова.
И вдруг я снова очутилась в ручье Мертвеца и снова плыла, влекомая его течением. Тихо. Я снова одна. И затем резкий белый свет разрезал ночное небо, и волна боли разлилась по моему телу, разрывая его на куски, один за другим.
Мои ресницы вздрогнули, но я не смогла открыть глаз. Странное ощущение - чьи-то руки под моими плечами, поднимающие меня в воздух, - застало меня врасплох. И как раз перед тем, как я снова погрузилась в темноту, я услышала, как Каллум пролаял приказ.
- Занеси ее внутрь, Маркус.
Меня снова несет течением. Оцепенение. Ничего не болит. Благословенная темнота.
Я повернулась на бок, погрузив половину лица в воду, и поняла, что все еще могу дышать - могу дышать прямо сквозь ручей, как будто его совсем не было. Полностью смирившись с развитием событий - и будучи этим очень довольной, - я сделала глубокий вдох и нырнула.
- Положи ее на диван, Маркус.
Снова в теле Чейза - к счастью, в одежде - я увидела Маркуса, который с суровым лицом, следуя приказу Каллума, тихо опустил вниз мое избитое тело.
- Теперь ты доволен? Она получила достаточно? - спросил его Каллум.
Маркус взглянул на меня, и желание Чейза вырвать ему глотку стало ощутимым в нашем совместном сознании. Чейз не хотел, чтобы Маркус смотрел на меня. Не хотел, чтобы он был рядом. Он не мог позволить им еще раз сделать мне больно.
- Она не притворяется, - нехотя сказал Маркус.
- Нет, - согласился Каллум. - Сора била девчонку до тех пор, пока она не потеряла сознание.
Чейз ненавидел Каллума за бесстрастность его голоса, за то, что он сделал со мной. С нами.
- Люди слабые, - сказал наконец Маркус. - А женщины совсем слабые. Хватит ей. - Маркус отвернулся от меня.
Правосудие Стаи свершилось.
Каллум кивнул, и мне стало понятно, что он не случайно выбрал Маркуса, чтобы тот занес меня в дом. Если жажда Маркусом моей крови была удовлетворена, то возражать больше никто не станет.
- Сейчас оставь нас, - сказал Каллум. - Я займусь девчонкой.
Маркус пошел и был почти у порога, когда зарычал Чейз:
- Брин. Ее зовут Брин, а не "девчонка". И однажды я убью тебя за то, что ты сделал с ней.
Я снова в ручье, под водой. Несусь к поверхности и, разрывая воду, выпрыгиваю в воздух, словно горбатый кит или дитя русалки. И наступает тишина. Надолго.
Долгое время я то впадала в беспамятство, то снова приходила в себя. А из бессознательного состояния возвращалась в сознание либо свое, либо Чейза, и это перемешалось до такой степени, что я не была уверена, где была или кем, да и что вообще происходит. И когда я открыла глаза, ощущения снова заполнили мое тело, и мне тогда на самом деле захотелось, чтобы ничего этого не произошло.
Двигаясь очень осторожно, я села, и мое тело предъявило мне множество претензий. Все просто пульсировало болью. После того как боль немного утихла, я смогла поднять и опустить руки, ощупала ноги, руки и верхнюю часть туловища в поисках повреждений, со знанием дела проводя проверку на предмет сломанных костей.
Если бы мои преступления совершил оборотень, то его кишки уже лежали бы вывернутыми наружу для всеобщего обозрения. Я же могла похвастаться множеством синяков, несколькими сломанными ребрами и лицом, которое, если оно выглядело так же мерзко, как я это ощущала, вряд ли в ближайшее время могло привлечь внимание жюри на конкурсе красоты.
- Могло быть и хуже, - сказала я, подмигнув, и сразу же решила, что двигать распухшей челюстью совсем не так легко и, значит, нечего разговаривать самой с собой.
Открылась дверь, и первым моим желанием было спрятаться или смыться куда-нибудь, но деться было некуда. А потом тело расслабилось, расплывшись, как масло, когда я поняла, что это была Эли. И как бы ни сосало у меня под ложечкой, я не собиралась приходить в себя в эту самую секунду, чтобы снова оказаться в объятиях правосудия.
- Ты очнулась.
Эли никогда не умела изрекать очевидные истины. И пользоваться короткими предложениями. Или смотреть куда-то мне за плечо, вместо того, чтобы смотреть прямо в глаза.
- Я очнулась, - подтвердила я.
Темные круги у нее под глазами были какой-то странной формы, как чернильные пятна на листе бумаги. Я была абсолютно уверена, что сама я выглядела еще хуже, но то, как Эли расплатилась за мои прегрешения, поразило меня в самое сердце.
- Сколько времени я была в отключке? - спросила я, всеми силами стараясь не показать, как больно мне было говорить.
- Три дня. Док не смог этого объяснить. Вообще никто не смог.
Три дня? Я три дня была без сознания, с разбитым лицом и кучей сломанных ребер? Это ненормально, не правда ли? Принимая во внимание тот факт, что прежде меня вообще не били, я уже не была в этом уверена. Единственное, в чем я была уверена, так это в том, что вырубилась я не из-за боли, которую Сора причинила моему телу, нанося по нему удар за ударом кулаками и ногами. Я не теряла сознание урывками, мгновение за мгновением, так как не получала особенно сильных ударов в голову.
Я вырубилась потому, что отказалась сопротивляться, драться за свою жизнь.
Это заключение не имело смысла, и именно в нем в то же самое время был скрыт весь смысл. Мое лицо болело так сильно, что у меня просто не было сил, чтобы сомневаться в этом. Вспомнила о тумане в голове, когда осознала необходимость защищать себя, и о солнечном затмении в мозгах, когда отказалась это сделать. Я замерла, и на мгновение у меня отнялся язык.
Наконец я пришла в себя, не желая больше думать о происшедшем. О том, как совсем не по-человечески я почувствовала себя, поддавшись словам, которые кто-то шептал у меня в затылке: драться, драться, драться, выжить.
- Где я?
От моего вопроса лоб Эли покрылся морщинами.
- Ты в своей комнате.
На секунду мне показалось, что я страдаю от необратимых мозговых процессов, поскольку ответ казался очевидным, но потом мой мозг обработал полученную информацию, и я поняла, что у меня имелась весьма серьезная причина, чтобы не узнать свою комнату.
Я была голой. Совершенно голой. Мой письменный стол был пуст. Дверцы платяного шкафа были распахнуты, и одежды внутри не было. Мои книги были сложены в ящики, стоявшие рядом с книжными полками, и даже постельное белье, на котором я лежала, не было моим.
- А где мои вещи? - спросила я.
- Упакованы, - ответила Эли.
- Упакованы? - повторила за ней я.
Эли промолчала.
- Почему все мои вещи упакованы?
Эли вышвыривала меня на улицу? Каллум забирал меня у нее? Меня куда-то отсылали?
Брин была плохой девочкой, и теперь она им больше не нужна.
У меня перехватило дыхание и так сдавило грудь, что сломанные ребра нестерпимо заныли.
- Вещи твои упакованы, потому что мы уезжаем, - сухо сказала Эли.
- Уезжаем? Куда? Кто уезжает?
- Да. В Монтану. Ты. Я. Близнецы.
О чем она говорит? Монтана? Это на самом краю территории Каллума. Там одни периферийные жили.
- Мы уезжаем?
- Ну, после того, что они с тобой сделали, мы точно здесь не останемся.
Я вспомнила лицо Эли и жестокость в ее голосе, когда она сказала, что я была ее первенцем, ее дочерью и она несет за меня ответственность.
Когда речь идет о ее безопасности, мое слово - закон.
- А Кейси? - Я не была уверена, что мне хотелось знать ответ, но все равно спросила.
Выражение лица Эли, и так напряженное, стало совсем безжизненным.
- Кейси, - сказала она таким тоном, который должен был донести до слушателя, что ее не следует больше беспокоить подобными вопросами, - ушел.
- Ушел - это вроде как умер?
Эли пожала плечами:
- И такое может быть.
- Ты бросаешь Кейси, - сказала я, и мой голос поднялся вверх на октаву. - Ты бросаешь Кейси, берешь меня и близнецов, и мы переезжаем в Монтану?
Эли кивнула.
- Так все и получается.
- Но, Эли…
- Это не обсуждается. Решение принято. Минивэн упакован, мы взяли вещей на пару дней пути. Мы только ждали, когда ты очнешься. Так, слушай, ты можешь встать с кровати?