Тут Око закрывается, и суждение о вещах убегает за пределы зрения, исчезает в небытии. Реальность Друза Ахкеймиона затмевает ценности, и она видит его - взволнованного, согбенного годами, разбитого жизнью, отданной чародейскому бунту. Он держит её за плечи, прижимает к себе, невзирая на близость её хоры к собственной груди. Слезы текут по его морщинистым щекам.
- Око… - она задыхается.
- Да? Да?
И тут она видит за его потертым плечом.
Тень, пробирающуюся между наваленных камней. Бледную. Маленькую.
Шранк?
Она шикает в тревоге. Старый волшебник встревожено озирается из-под кустистых бровей.
- Там … - шепчет она, указывая на щель между забитыми костями саркофагами.
Волшебник вглядывается в грозящий опасностью мрак. Ловким движением пальцев посылает суриллическую точку поглубже в недра подземного покоя. От пляски теней у неё кружится голова.
Оба они видят эту фигуру, сердца их покоряются одному и тому же ужасу. Они видят: блеснули глаза, на лице отразилось легкое удивление.
Это не шранк.
Мальчик… мальчик, голова которого обрита наголо, делая его похожим на Ниль'гиккаса.
- Хиера? - Спрашивает он, абсолютно не смущаясь неожиданной встречей. - Слаус та хейра'ас?
Слова терзают слух старого колдуна, насколько давно приходилось ему слышать этот язык вне собственных Снов.
- Где? - Спросил мальчик. - Где твой фонарь?
Ахкеймион даже узнал эту особую интонацию - пришедшую из прошлого, отделенного от настоящего двадцатью годами, а не двумя тысячами лет. Ребенок говорил по-куниюрски… Но не в древней манере, а так как говорил когда-то Анасуримбор Келлхус.
Этот ребенок - дунианин.
Ахкеймион сглотнул. - И-иди сюда - позвал он, пытаясь преодолеть разящий ужас и смятение, сжавшие его горло. - Мы тебе ничем не угрожаем.
Ребенок распрямился, оставив бесполезную позу, вышел из-за саркофага, прикрывавшего его от глаз незваных гостей. На нем была шерстяная мужская рубаха, серая ткань препоясана и подогнана по фигуре. Стройный паренек, судя по всему высокий не по годам. Он с интересом воззрился на суриллическую точку над головой, протянул вверх ладони, словно проверяя, не станет ли свет осыпаться капельками. На правой руке его не хватало трех пальцев, превращая большой и указательный в крабью клешню.
Он повернулся, оценивая пришельцев.
- Вы говорите на нашем языке, - кротко сказал ребенок.
Ахкеймион смотрел на него, не моргая.
- Нет, дитя. Это ты говоришь на моём языке.
Сесть. Вот что нужно старикам, когда мир докучает им. Оставить в сторонке всякую суету, воспринимать его по частям и частицам, а не стараться ухватить целиком. Сесть. И отдышаться, пока думаешь.
Мимара нашла для него жуткий ответ. За несколько сердцебиений она подтвердила страхи всей его жизни. Однако в качестве ответа он мог предложить лишь бездумное непонимание. Запинающуюся нерешительность, подчиняющуюся ужасу и смятению.
Этот мальчик воплощал в себе другой род подтверждения - и загадки.
Итак, пока Мимара оставалась прикованной к тому месту, на котором стояла, Ахкеймион сел на каменный блок, так что лицо его оказалось на ладонь ниже лица стоящего ребенка.
- Ты - дунианин?
Мальчик испытующе посмотрел на старика.
- Да.
- И сколько же вас здесь?
- Только я и ещё один. Выживший.
- И где же он сейчас находится?
- Где-нибудь в нижних чертогах.
Пол под сапогами старого волшебника уже дрожал и звенел.
- Расскажи мне о том… что здесь произошло? - Спросил Ахкеймион, хотя он и знал, что и как тут случилось, хотя и мог восстановить в уме всю последовательность событий. Однако в данный момент он, как ничто другое, ощущал собственную старость, он был в ужасе, a расспросы возвращали отвагу - или, хотя бы, её подобие.
- Пришли Визжащие, - ответил мальчик, кротко и невозмутимо. - Я был тогда слишком мал, чтобы помнить… многое…
- Тогда откуда ты знаешь?
- Выживший рассказал мне.
Старый ведун прикусил губу. - И что же он тебе рассказал.
В глазах смелых детей всегда теплится задорный огонек, признак самоуверенности, ибо у них нет слабостей, присущих более озабоченным взрослым. Мальчик с ладонью-клешней, однако, был чужд всякой выспренности.
- Они шли и шли, пока не заполнили собой всю долину. Визжащие полезли на наши стены, и началось великое побоище. Груды трупов поднимались до парапетов. Мы отбросили их!
Мимара наблюдала за происходящим с края поля зрения Ахкеймиона, как бы и не внимая, но, судя по проницательному взгляду, всё осознавая. Все горестные повести одинаковы.
- А потом пришли Поющие, - продолжал ребенок, - они шли по воздуху, и пели Голосами, превращавшими их рты в фонари. Они обрушили стены и бастионы, и уцелевшие братья отступили в Тысячу Тысяч Залов… Они не могли сражаться с Поющими.
"Визжащими", очевидно, он называл шранков. "Поющие" же, понял Ахкеймион, это, должно быть, нелюди квуйя, эрратики, служащие Консульту ради убийств и воспоминаний. Он видел, что битва разворачивалась именно так, как рассказывал мальчик: безумные квуйя, визжа светом и яростью, шагали над верхушками сосен, бесконечное множество шранков кишело внизу. Кошмарно, странно, трагично, что подобная война так и осталась неведомой людям. Казалось невозможным, чтобы столь немыслимое количество душ могло расстаться с жизнью, а никто даже не узнал об этом.
Не располагая волшебством или хорами, дуниане при всех своих сверхъестественных способностях были беспомощны перед эрратиками. И потому они укрылись в лабиринте, на постройку которого ушла сотня поколений, лабиринте, названном мальчиком цитаделью "Тысячи Тысяч Залов". Квуйя по его словам преследовали их, пробивались сквозь баррикады, затопляя коридоры убийственным светом. Но братья только отступали и отступали, погружаясь всё глубже в сложную сеть лабиринта.
- При всем их могуществе, - продолжал мальчик тягучим и монотонным голосом свое повествование, - Поющих можно было легко одурачить. Они сбивались с пути и бродили, воя, по коридорам. Некоторые погибали от жажды. Другие сходили с ума, и рушили себе на головы потолок в отчаянной попытке вырваться на свободу…
Ахкеймион, казалось, ощущал их, эти древние жизни, заканчивающиеся в слепоте и удушье…
Взрывы в глубинах земли.
С безупречной дикцией мальчик объяснял, как захватчики собирали легионы и легионы шранков, безумных, визжащих, и вливали их в лабиринт, - так, как крестьяне топят водой кротов в их норах.
- Мы заманивали их вниз, - продолжал он голосом, полностью лишенным страстей и колебаний, подобающих юности. - Оставляли умирать от голода и жажды. Мы убивали их, убивали, но этого всегда оказывалось мало. Всегда откуда то появлялись новые. Вопящие. Оскаленные…
- Мы сражались с ними год за годом.
Консульт превратил Тысячу Тысяч Залов в бочку, наполненную визгом и воплями, добавляя новых и новых шранков, пока лабиринт не переполнился и не сдался смерти. Мальчик и в самом деле помнил последние этапы подземной осады; коридоры, наполненные безумием и умирающим шранками, где оставалось только ступать и разить; шахты и лестницы, забитые трупами; вылазки и отступления, и враги накатывавшие волна за волной, свирепые и безжалостные, приходящие в таком числе, что брат за братом ослабевали и сдавались судьбе.
- Так мы погибли - один за одним.
Старый волшебник кивнул - с сочувствием, в котором, как он знал, мальчик не нуждался.
- Все кроме тебя и Выжившего…
Мальчик кивнул.
- Выживший унес меня глубоко внутрь, - проговорил он. - А потом вывел оттуда. Логос всегда сиял в нем ярче, чем во всех остальных. Никто из братии не подступал так близко к Абсолюту как он.
Всё это время Мимара стояла прикованная к месту, с бесстрастным лицом попеременно изучая мальчика и вглядываясь в окружающую тьму.
- Акка… - наконец прошептала она.
- И как же зовут его? - Спросил Ахкеймион, не обращая на неё внимания. Последняя подробность, сообщенная мальчиком в отношении Выжившего, по какой-то причине встревожила его.
- Анасуримбор, - ответил мальчик. - Анасуримбор Корингхус.
Имя это немедленно захватило всё внимание Мимары с той же властностью, что и сердце старого волшебника.
- Акка! - Уже выкрикнула она.
- В чем дело? - Вяло спросил он, не имея сил осознать все следствия изменившейся ситуации. Ишуаль разрушена. Дуниане - зло. A теперь еще… новый Анасуримбор?
- Он отвлекает твое внимание! - Воскликнула она вдруг севшим голосом.
- Что? - Переспросил он, вскакивая на ноги. - Что ты говоришь?
Глаза её округлились от страха, она указала в черноту, скрывавшую глубины пещеры. - За нами следят!
Старый колдун прищурился, но ничего не увидел.
- Да, - отозвался оказавшийся возле его локтя мальчик, никак не способный понять шейский язык, на котором говорила Мимара. И как он позволил этому ребенку оказаться рядом с ним?
Достаточно близко для того, чтобы нанести удар…
- Выживший пришел.