- Может, я и варвар и не сын короля, но я никогда не был наемником. Я видел боль моего короля и его брата, боль господина и госпожи, уважать которых я издавна научился. Изрядную долю этой боли я чувствовал и у моего друга, волею судьбы оказавшегося женщиной. Теперь я понимаю, что видел друга там, где его не было. Разве что у вас на юге считается естественным встречать любовь, оскалив зубы и выпустив когти. На севере даже лесная рысь не делает этого. - Кутхан поднялся. На лице его застыло жесткое и холодное выражение. Он слегка поклонился, словно чужаку. - Я по крайней мере не собираюсь мокнуть под дождем. Желаю приятного дня, госпожа.
Это обращение прозвучало как пощечина. Элиан смотрела ему вслед, не в состоянии двигаться, не в силах говорить, не пытаясь спрятаться от первых капель ледяного дождя.
Она забилась в какой-то уединенный темный уголок и скрючилась там, дрожа от озноба. Сильнее и глубже ярости, ненависти или даже ужаса была гордость, которая и порождала все остальные чувства. Промокнув до нитки, но не изменив себе, Элиан наконец вернулась в комнату Мирейна.
Он сидел там, как она того и ожидала, совершенно один, что крайне удивило ее. Она хотела бы спрятаться среди шумной большой компании, но эта одинокая фигура в длинном белом одеянии, подбитом мехом, застывшая возле жаровни с книгой на коленях, заставила ее замереть в нерешительности.
Глаза его смотрели вниз, хотя книга была закрыта, л ее свитки связаны золотыми шнурами. Он так глубоко задумался, что не услышал прихода Элиан. Она замялась на пороге, готовая убежать, и капли с ее одежды падали на ковер. Мирейн выглядел так же, как Кутхан. Чертовски похоже. Но дождь смыл остатки гнева с ее души, оставив только его отголоски и пустоту.
Что-то отвлекло его, наверное, клацанье ее зубов. Внезапный блеск его глаз чуть не свалил Элиан с ног. Обжигающе горячими руками Мирейн втащил ее в комнату, усадил возле жаровни и снял с нее мокрую одежду. Обернув Элиан собственной мантией и застегнув ее высоко под подбородком, он взял ледяные ладони девушки в свои и принялся растирать их до тех пор, пока она не почувствовала, что они болезненно горят.
Она хотела отстраниться. Он был королем, и не пристало ему прислуживать своему вассалу.
Мирейн нежно удержал ее на стуле, вытирая намокшие и спутавшиеся волосы своим полотенцем. Она стерпела это, как стерпела горькие слова Кутхана, с внутренним сопротивлением, показной беспомощностью.
Когда Элиан высохла и почти согрелась, Мирейн потянулся за гребнем, который принес вместе с чистой одеждой. Она схватила его за руку. В ее пальцах почти не было силы, но он замер.
- Скажи это, - процедила она сквозь зубы, - скажи мне все. - Все уже сказано.
Он освободил руку и начал расчесывать спутанные волосы Элиан намного терпеливее и осторожнее, чем свои собственные.
- Конечно, - сказал он, - это меньшее из того, что есть.
Его ладонь задержалась на ее щеке, теплая, но не обжигающая. И тем не менее это была правая рука, которая зажгла пламя бога, ослепившее убийцу его матери. Элиан проглотила ком, стоявший в горле. - Кутхан сказал мне правду. Настоящую отвратительную правду. Но я не могу… не могу…
Мирейн стоял сзади, и она не видела его лица. Он тихо сказал:
- Элиан, сестра моя. Только слабый отказывается плакать.
- Я не буду! - выкрикнула она, вскакивая на ноги и глядя ему в лицо. - У тебя есть обязанности. У нас обоих они есть. А на тебе только набедренная повязка. Ты можешь умереть от холода. - Элиан.
- Нет. - Она запуталась в шнурах мантии, с трудом развязывая их. - Нет. Нет… еще нет.
Это минутное признание было таким же жестоким, как расставание с Кутханом. И тем не менее Мирейн принял его с большим, чем могла представить Элиан, достоинством, которое на самом деле скрывало тихий, незаметный и обоснованный упрек.
Глава 16
- Здесь, - сказал Мирейн, - я построю мой город.
Со стороны реки через равнину дул холодный, пронизывающий ветер, но все равно слова Мирейна прозвучали мягко и ясно. Он стоял, широко расставив ноги, лицо его горело, глаза сияли, плащ развевался - его согревало собственное пламя, пламя пророческого дара.
Он широко распростер руки, словно обнимая вершину холма. С севера и востока его защищали крутые склоны, на западе струился глубокий поток Сувиена, к югу склон понижался до ветреных равнин Хан-Гилена и вдалеке раскинулся на белый город князя.
- Легко защищаться, - сказал Кутхан. - С высоким валом вокруг и хорошей дорогой к воротам ваше положение будет не хуже, чем у любого живого короля. - Даже лучше, чем у многих. - Аджан ходил по краю обрывистого холма. - Здесь обилие источников и много места для крестьянских хозяйств. - А река не только дает возможность передвижения, но и открывает простор для торговли, - добавил Кутхан.
Мирейн засмеялся, как это бывало с ним иногда, - просто от радости.
- Это будет богатейший город мира, и величайший, и величественнейший. Смотрите: белые стены, белые башни, золотое Солнце над воротами и солнечный свет над жителями - и всем этим правит рука божья.
Элиан отошла в сторонку от группы, обступившей короля, думая о городе из теней, возведенном с помощью силы и солнечного света на удивление свиты. Такие спектакли ей были не нужны, ведь она умела видеть правду так же хорошо, как и Мирейн. Небольшим усилием она прогнала видение, оставив лишь увядшую траву и пустой воздух да судорожное дрожание солнечного света.
Ноги сами принесли ее на берег Сувиена. Черная и холодная вода бурлила, накатываясь на выступающие камни и яростно стремясь вниз по склону. Противоположный берег возвышался неприступно и неумолимо. Там не было широкого приветливого холма, лишь выступ голого камня, такой же черный, как сама река, избегаемый даже птицами.
- Эндрос Аварьян, - сказала Элиан сама себе. Трон Аварьяна. На нем лежит проклятие, или рок. Никто не может ходить здесь, кроме рожденного от бога, и даже он не должен задерживаться здесь, чтобы не сойти с ума и не погибнуть.
Никто, кроме Мирейна, который совершенно по-детски отважился на это: юный и дикий, вооруженный своим происхождением, он был достаточно безумен, чтобы осмелиться бросить вызов этому страшному проклятию.
И Элиан. Он не знал, что она идет за ним, пока не остановился, запыхавшись, на вершине. Она карабкалась по его следам, отстав всего на расстояние человеческого роста. Внезапно ее нога скользнула по камню, она оступилась и с пронзительным, отчаянным криком полетела вниз.
Падение было недолгим - до очередного выступа крутого склона. Но Мирейн с яростью, смешанной со смертельным ужасом, ринулся вниз, чтобы удержать ее. Под влиянием страха и сконцентрировав все свои силы, она схватилась за его руки и взобралась на край скалы, представлявший собой голый холодный камень. Там она легла, задыхаясь, пока он не оттащил ее от края.
- Дура! - закричал он. - Идиотка! Ненормальная! Ты погибнешь здесь!
Его голос сорвался в истошный вопль. Элиан ничего не могла с собой поделать и засмеялась. В приступе веселья она перекатилась на самую вершину трона Аварьяна, и само солнце в изумлении уставилось на такое святотатство.
Мирейн схватил ее в охапку и тряс до тех пор, пока она не успокоилась. Элиан взглянула на него, моргая и икая. Каким-то образом ей удалось выдавить:
- Я не погибну. - Но проклятие…
- Я не погибну. - Она знала это так же хорошо, как и то, что проклятие реально и исходит от камня. - Это не может повредить мне. Ведь я не мужчина.
Внезапно он стал намного выше ее и переменился: его распущенные волосы оказались заплетенными в косичку, на шее появилось ожерелье жреца. Ее пронизали судороги памяти. Охваченная ими, не чувствуя времени, она видела Мирейна будущего и Мирейна настоящего, а над ним и вокруг него бились мрак и алмазный свет. Его руки схватили ее, удерживая. - Смотри, - сказала Элиан. - Башня. Но кто осмелился… - Башня? Он что, слепой?
- Башня! Там, на Эндросе. Кто-то построил башню на…
Голос ее затих. Все было ясно, так ясно. Башня, высокая и ужасная, словно скала из черного камня, отполированного и ровного как стекло, без дверей и окон, с солнечным диском на шпиле. Пока Элиан глядела на нее, башня стала мерцать и вдруг исчезла. Теперь перед ней были только скала, ветер и пустое небо.
Внезапно холод охватил ее до самых костей. Мирейн молча обвернул себя и ее своим плащом. Ее воля требовала, чтобы она отстранилась, а тело льнуло к теплу. Вокруг нее витали чьи-то мысли, беспорядочные и беззащитные, внебрачные дети разумов без силы. Одни были забавны, другие - досадны, некоторые - даже завистливы. Они видели лишь то, что могут видеть глаза: две головы рядом - одна темная, другая рыжая и два тела под одним плащом. - Они мне завидуют, - сказал Мирейн. - А надо мной смеются.
Элиан вздрогнула и замерла; видения исчезли. Ее тело снова стало ее телом. Она осторожно отстранилась от Мирейна. Он не стал ее удерживать, и от этого ее гнев почему-то возрос. Она размашисто зашагала сквозь толпу стражников, друзей и свиты, дерзко вглядываясь в их лица. Никто не осмеливался глядеть на нее. Все слишком старательно обсуждали будущий город.
Илхари паслась на южном склоне, один или два жеребца пожирали ее глазами: это был золотой конь Илариоса и высокий серый, принадлежащий Кутхану. Серого жеребца Халенана, которому она явно отдавала предпочтение, здесь не было. Анаки пришло время рожать, и принц старался не уезжать от нее далеко. Даже Мирейн не просил его об этом.
Элиан прижалась щекой к теплой густой шерсти, вдыхая запах ветра и травы и лошадиной шкуры.
- Ох, сестренка, - сказала она, - повезло тебе. Никаких предвидений, никакого рока, никакой семьи, которая огорчала бы тебя.