Мирейн нежно коснулся ее волос, ничего не говоря. - Сила, - повторила она. - Предвидение. Это преследует меня, я боролась с ним. Но силу отринуть нельзя. Против нас ополчается враг. Она очень, очень сильна. Сильна, насколько это возможно, ибо она - моя родственница, искушенная во всех искусствах силы, в белом и в черном. - Элиан напряглась, выпрямляясь в его объятиях, - Мы были глупцами, наслаждаясь солнечным светом, словно тучи больше никогда не появятся на небе. И она заставит нас заплатить за это.
- Нет, - сказал он. - Не заставит. Я не позволю. Она не может войти в мое королевство. Элиан долгим взглядом всмотрелась в его лицо. - Она не может, но ей это и не требуется. Потому что она уже здесь.
Мирейн не стал возражать, и это испугало ее больше всего. Но он сказал:
- Она не тронет тебя. Клянусь рукой моего отца. Было так легко оставаться в его надежных объятиях. Элиан все еще прижималась к нему и чувствовала, как он силен. И тем не менее разум уже побуждал ее к спору.
- Я буду сама сражаться за себя, мой господин. - А разве это только твоя битва? Она отпрянула.
- Ты не можешь защитить меня от моего дара предвидения. Это под силу сделать только мне. - Приняв его?
- Нет! - быстро сказала Элиан. Но спустя мгновение, очень медленно, словно каждое слово вытягивали из нее силой, добавила: - Да. Если я… если я позволю ему прийти. Когда мы прибудем в Хан-Гилен… там есть способы и ритуалы… О Аварьян! Почему я должна быть одной из них?
Мирейн сел на корточки возле ее постели и снова протянул к ней руки, на этот раз чтобы взять ее ладони и удержать их в своих.
- Элиан, сестренка, бог дарует свои милости тем, кого выбирает. Ты наделена ими в изобилии, потому что бог знает: ты достаточно сильна, чтобы выдержать их тяжесть. Я сам помог бы тебе в этом, если бы мог или если бы он или ты позволили мне сделать это.
- Но мы не позволим. Я не могу. Точно так же, как я не могу стать тем, кто ты есть. Он слабо и болезненно улыбнулся. - Ты и не захотела бы этого. - Тогда не пытайся стать мной. И не будь так самоуверен. Твой враг - смертная женщина, но она могущественна и служит мраку. Достаточно ли ты силен, чтобы встретиться с ней?
Пальцы Мирейна сжались крепче. Он так же сильно, как и Элиан, ощущал поток видений, подхвативший ее и отразившийся в ее голосе.
- Кто знает? - сказал он. - Кто может знать это, пока я не попытаюсь? - Ты не можешь. Не сейчас. Не этой ночью.
- Конечно, - согласился Мирейн. - Не этой ночью. - Он поднял ее руки и поцеловал каждую ладонь. - Теперь отдыхай. Видение исчезло, теперь оно оставит тебя в покое.
Знал ли он это или просто его собственная сила подействовала на нее, но Элиан заснула почти сразу же, глубоко и без сновидений.
Глава 15
Всадники из передового отряда Мирейна смотрели с гор Хан-Гилена вниз. Перед ними простиралась равнина, несла свои воды река и сверкал белыми стенами город. Солнце висело низко, и стены, башенки и развевающийся на ветру стяг отбрасывали длинные тени. На вершине башни храма сверкал солнечный кристалл, который в вечернем свете казался ярче, чем само солнце.
Король очень долго не отрывал от него взгляда. В этом храме, где звучали песнопения и воздух был насыщен ароматом ладана, он родился. Он вырос среди сверстников под опекой самого князя. И сердце его тосковало по этому краю сильнее, чем по Янону, сильнее, чем по любой другой части его империи.
Рядом с ним Элиан, смущенная и неуверенная перед встречей с домом, не могла определить, где заканчивается боль Мирейна и начинается ее. Страдания Мирейна обострялись годами отсутствия, а ее мучения были все еще свежими и усиливались боязнью того, что ее ожидает. Он мог ожидать королевского приема. А вот она…
Илариос наклонился в седле и прикоснулся к ее руке, прижатой к бедру. - Все будет хорошо, - сказал он. Она вызывающе тряхнула головой, откидывая волосы со лба. Мирейн уже двинулся вперед. Он должен был к ночи оказаться в стенах города, войдя туда с подобающей пышностью, и до наступления утренней зари разместить своих людей. Элиан направила Илхари вслед за ним.
Дорога, ведущая к городу, была заполонена народом, а городские ворота освещены и сияли. Халенан и Мирейн ехали бок о бок, принц - в блеске зеленого и золотого, король весь в белом, почти светясь в сумерках своей белой меховой мантией, которая свисала по бокам Бешеного. Алая подкладка сияла в мерцании факелов то кроваво-красным, то кроваво-черным.
Элиан предпочла бы ехать в последних рядах армии, как это было у форта. Но Илхари прекрасно знала свое место рядом с отцом. Элиан не подгоняла ее ни ударом шпоры, ни движением поводьев, ни усилием воли, так что ей пришлось смириться с тем местом, которое было выбрано кобылой.
Здесь королевская форма не могла служить ей прикрытием, ибо каждый мужчина, каждая женщина и каждый ребенок знали ее лицо. Они приветственными возгласами встречали Мирейна, радостно кричали при виде Халенана, но ее они тоже узнавали с восторгом, ведь это была их госпожа, их огненногривая принцесса. Она отвечала им поднятием руки и застывшей ослепительной улыбкой. Но глаза ее не видели никого.
Под аркой Белых ворот их ждал одинокий всадник. Его жеребец был белым как молоко, одежда блистала золотом, а гордую голову венчала золотая корона. Его темное лицо в сумерках казалось почти черным, и Элиан не могла различить выражения, но видела блеск глаз. Они были устремлены на мальчика, которого он воспитал, который однажды темной ночью ускользнул из-под его опеки и отправился завоевывать северные королевства, которого он сам сделал императором. Когда шествие приблизилось, он спешился и замер в ожидании, высокий даже рядом со своим крупным сенелем.
Элиан увидела, как блеснули глаза Мирейна, как взметнулась его мантия, когда он спрыгнул с седла, не дожидаясь, пока остановится Бешеный. Широкими шагами, почти бегом, он преодолел остаток дороги, удержал князя Орсана от поклона до земли и заключил его в объятия в порыве ликующей радости.
- Мой приемный отец, - ясно прозвучало во внезапно воцарившейся тишине, - не пристало вам кланяться мне, как не пристало делать это вашей супруге или детям. Нас связывают сердечные узы, и я обязан вам всем, что имею.
Голос князя звучал глубоко и спокойно, с нескрываемой радостью.
- Далеко не всем, господин мой Ан-Ш'Эндор. - Но очень многим.
Мирейн вернулся на спину Бешеного. Когда князь тоже сел в седло, король вытянул свою золотую руку. - Я никогда этого не забуду. Ни я, ни мои сыновья, ни сыновья моих сыновей.
* * *
Церемония встречи оказалась хорошей защитой для грешников. В едином порыве приветствовать императора в самом сердце его империи собрались все князья и принцессы, но никто из них не осмелился бы нарушить границы приличий и высказаться по поводу внешности того, кто скрывался под одеждой оруженосца. Однако они узнали Элиан, и это было мучительно. Это терзало ее с того момента, когда шествие направилось в храм, чтобы принять участие в торжественной церемонии, обрядах и молитвах, и до самого конца празднества, посвященного их прибытию.
Элиан находилась достаточно близко от отца и могла коснуться его рукой, ее ноздри ощущали аромат нежных и сладких духов матери, она видела слева от Мирейна ее безукоризненный профиль и спокойные темные глаза княгини. Элиан ничего не стоило уйти, не произнеся ни слова, ни единого оправдания. Лагерь разрастался, и дел там было достаточно, даже более чем достаточно. Хал, который успел провести час наедине с Анаки, вернулся туда, чтобы проследить за неукоснительным выполнением желаний Мирейна. Кутхан ушел с ним. Даже Илариос улизнул от исполнения государственного долга. Так что союзников у нее здесь не было.
Она поняла это прежде, чем решилась остаться, поскольку знала, где находится место оруженосца: здесь, возле кресла господина, на виду у всех дворян и слуг гилени. Благодаря той непокорности, которую она всегда демонстрировала, никто не ожидал увидеть ее там.
Благословен был конец пира, с вином и словами благодарности, когда гости и хозяева начали расходиться: кто - по постелям, а кто - по делам. Князь Орсан приказал отремонтировать и обставить заново целое крыло дворца, предназначенное для Мирейна, и Элиан едва могла догадываться о расходах, которых все это стоило. Отец не поскупился.
Мирейн стоял в центре асанианского ковра, пока она терпеливо трудилась над расстегиванием его одежды. Он молчал, и Элиан подумала, что он размышляет о той работе, которая предстоит ему этой ночью.
Сама она мало что могла сказать. Она осторожно сняла с него верхнюю одежду и аккуратно положила ее в сундук, стараясь не повредить драгоценные украшения. Когда она опять повернулась к Мирейну, на нем все еще были штаны и рубашка из тонкого льна и он смотрел на нее. Элиан взяла его рабочую одежду - килт, такой же простой, как у его солдат.
- Ты должен надеть плащ, - сказала она. - Чем ближе к солнцестоянию, тем холоднее ночи.
Он взял килт, но не сделал, ни малейшего движения, чтобы надеть его.
- Элиан, - произнес он, - почему ты ни слова не сказала отцу и матери?
Она замерла. Его взгляд был твердым. Она знала, что стоит ей протянуть руку, и его разум будет открыт ее прикосновению. Ее сопротивление возросло и окрепло.
- Мне не представилось возможности, - сказала она отстраненно на официальном языке гилени, в котором не было и намека на теплоту.
Мирейн ответил на ее холодность горячей вспышкой и городским говором:
- Ты провела здесь полный оборот часов и даже руки им не протянула.
- Они сами не сделали попытки заговорить со мной. - Они ждали этого от тебя. - Неужели?