- Я только хотела… - вновь попыталась объяснить королева.
- Они - наследники престола, - взвизгнула Констанция. - Они, а не вы! Ваша дерзость переходит всякие границы! Мой сын мог быть серьезно покалечен. Понятно ли вам, что это могло бы стать причиной войны? Вам нужны обвинения в заговоре против престола?
- Но почему?.. - спросила Джилсепони, едва верившая своим ушам.
Только сейчас женщина осознала, как глубока ненависть к ней Констанции. Джилсепони еще могла понять, что ей неприятно видеть своих сыновей рядом с женщиной, занявшей ее место в сердце короля Дануба, однако эта ярость, этот дикий блеск в глазах придворной дамы уже переходили пределы разумного.
- Вам известно, что я делила с ним ложе, и живые подтверждения нашей любви только что находились здесь, - дерзко и высокомерно заявила Констанция. - О, вы даже представить не можете, насколько Дануб был очарован мною, - бесцеремонно продолжала она.
И придворная дама вдруг принялась описывать сцены их интимной близости. Ошеломление Джилсепони сменилось брезгливой жалостью к Констанции. Королева, знавшая настоящую любовь, не понимала столь бесстыдного смакования интимных подробностей. Она собиралась объяснить придворной даме, что не представляет для нее угрозы, не собирается рожать Данубу наследников и отбирать права на престол у Мервика и Торренса. Собиралась, однако промолчала. Констанция сейчас слушала только себя, и слова Джилсепони ни в коей мере не смогли бы ее успокоить. Причиной гневных выпадов придворной дамы был не только страх за детей. Она продолжала любить Дануба, и это было ясно написано на ее лице.
Откровения Констанции вызывали у Джилсепони только отвращение. Однако она была не в состоянии приказать ей перестать любить Дануба, равно как не могла приказать мужу выбросить из сердца свою прежнюю возлюбленную. И королева покинула зал, оставив Констанцию наедине с ее негодованием.
После этого случая она много месяцев не видела ни госпожу Пемблбери, ни Мервика с Торренсом.
- Почему ты не отправился с герцогом Каласом на охоту? - спросила Джилсепони, когда король Дануб отклонил недавнее приглашение своего друга.
Вокруг Урсальского замка торжествовала долгожданная весна. Яркое солнце и теплый воздух помогали забыть тяжелую зиму.
- Ты напрасно отдаляешься от Каласа; как-никак - он твой самый близкий друг.
Король Дануб с нежностью посмотрел на жену.
- Любовь моя, а ты знаешь, как он относится к тебе? - спросил он.
- Как и подобает учтивому вельможе, - с улыбкой ответила Джилсепони.
Однако за ее улыбкой скрывалась ложь.
Дануб промолчал, недоверчиво глядя на нее.
Джилсепони улыбнулась еще шире и убедительнее, и ей все-таки удалось вызвать на лице мужа ответную улыбку. Она не хотела лишний раз огорчать Дануба, хотя, по правде говоря, отношение придворных к ней, включая и герцога Каласа, становилось все хуже. Вся эта утонченная и напыщенная знать и никогда не питала особо теплых чувств к королеве-простолюдинке, вторгшейся в их замкнутый и обособленный мирок, но после памятного случая с Мервиком и Торренсом неприязнь вельмож к Джилсепони заметно увеличилась. Прилюдно герцог Калас был неизменно учтив с королевой, да и в тех редких случаях, когда они оказывались наедине, из кожи вон лез, одаривая ее изысканными комплиментами. Однако Джилсепони неоднократно довелось слышать, как герцог, будучи уверенным, что ее поблизости нет, высмеивал ее в кругу придворной знати. Это не слишком задевало королеву. Джилсепони успела разобраться в особенностях придворной жизни и смирилась с ними. Высокородные обитатели замка, мнившие, что обладают голубой кровью, не стоили ее душевных терзаний.
- Ты непременно должен принять его приглашение, - продолжала Джилсепони. - Калас собирается в западные края вместе с герцогом Тетрафелем. Тот будет вне себя от радости, если ты к ним присоединишься.
Король Дануб, откинувшись на спинку стула, обдумывал слова жены. Герцог Тетрафель был хилым, изнеженным человеком. Более десяти лет назад Дануб уже посылал его в западные края на поиски прямого пути, ведущего через горную цепь Пояс-и-Пряжка в Тогай. Согласно словам Тетрафеля, он был уже близок к успешному завершению своей миссии, когда его отряд неожиданно столкнулся со странным низкорослым народом, сначала утопившим почти всех его слуг и солдат в болотной трясине, а затем оживившим их трупы, чтобы сделать своими послушными орудиями.
Тогда Тетрафель, герцог Вайлдерлендса, спасся только чудом. Хотя прошло уже много лет, он так до конца и не оправился от пережитого.
- Я бы предпочел остаться с тобой, - произнес король, наклоняясь к Джилсепони и кладя руку на ее колени.
Она накрыла его ладонь своей, добавив к улыбке оттенок сожаления.
- Тебе нездоровится? - спросил проницательный Дануб.
Женщина посмотрела ему в глаза и вздохнула. С недавних пор она начала ощущать боль где-то внизу живота, иногда перераставшую в сильные спазмы. Джилсепони связывала их с ранениями, полученными во время первой битвы с Марквортом в поле близ Палмариса, когда одержимый демоном отец-настоятель погубил ребенка в ее чреве. Осмотрев себя с помощью камня души, она увидела зарубцевавшиеся раны. Однако странно, почему через столько лет эти раны вдруг начали напоминать о себе?
Королеве было тягостно отказывать любовным желаниям мужа, но она чувствовала, что мгновения их близости вызывали в ней какое-то странное смятение. Женская природа Джилсепони по-прежнему не могла откликаться на страсть Дануба так, как некогда она отвечала Элбрайну. Ее отношения с Полуночником были полны любви и страстных желаний, порывов молодости; они несли отпечаток тревожного и опасного времени. С Данубом все происходило куда мягче и спокойнее, но ведь король не был в этом виноват, и Джилсепони не хотелось причинять ему душевные страдания.
- Пожалуй, я действительно отправлюсь вместе с Каласом, - сказал наконец король.
Выражение его лица говорило о доверии к жене. Он чувствовал: ее доводы в пользу его отъезда не являлись простой уловкой, предлогом, чтобы не делить с ним ложе.
Джилсепони была признательна Данубу за такое понимание. Она действительно надеялась, что ее недомогания, чем бы они ни были вызваны, вскоре пройдут и мгновения интимной близости с мужем возобновятся. Однако она боялась, что причина может оказаться глубже и внутреннее смятение так и не исчезнет. Больше всего женщину страшило, что со временем эта сторона ее отношений с Данубом может стать еще напряженнее и болезненнее.
- Я непременно вернусь к годовщине нашей свадьбы, - пообещал король.
Наклонившись, он нежно поцеловал ее в щеку.
- А я буду с нетерпением ждать тебя, любовь моя, - ответила Джилсепони.
Дануб встал и направился к выходу. Он не видел, как очередной спазм заставил королеву закусить губу от боли.
- Это чудовищные порции! - взвился аббат Огвэн. - Вы добавляете в пищу королевы совершенно немыслимое количество трав.
- Вполне мыслимое! - столь же сердито ответила ему Констанция Пемблбери. - Она ни в коем случае не должна родить ему ребенка! Неужели это так сложно понять?
- Вы ведь прекрасно разбираетесь в этих травах, - упрекнул ее настоятель Сент-Хонса.
И это было правдой, ибо большую часть своей жизни Констанция провела при дворе, а все придворные дамы искусно умели применять особые отвары трав, предохранявшие их от нежелательной беременности.
- И вы не менее прекрасно знаете, что порции трав, которые вы ей даете, способны причинить немалый вред и даже привести к смерти. Вы это знаете, госпожа Пемблбери. Вы видите, королеву постоянно мучают спазмы. Ей тяжело ходить. Даже просто сесть - и то причиняет ей боль!
Придворная дама поджала губы и отвернулась, что-то недовольно бормоча себе под нос.
- Я отказываюсь быть вашим пособником! - закричал аббат Огвэн.
- Однако вы им уже являетесь! - дерзко парировала Констанция.
Решимость Огвэна была вызвана в основном тем, что он боялся королеву Джилсепони - начальствующую сестру в его монастыре и человека, имеющего большой вес в церкви и государстве, - куда сильнее, чем Констанцию Пемблбери. И не важно, станет она когда-нибудь королевой-матерью или нет.
- С меня хватит, - тихо и твердо сказал он.
Решимость настоятеля еще более разозлила Констанцию.
- Нет, не хватит! - буквально закричала она, находясь на грани истерического припадка. - Вы и впредь будете снабжать меня необходимыми травами! Она не должна забеременеть! Не должна! Не должна!
Выкрикивая эти слова, Констанция вскочила со стула и приблизилась к настоятелю Сент-Хонса, словно собираясь вцепиться в воротник его сутаны.
Огвэн успел перехватить ее запястья. Их противостояние длилось несколько секунд, после чего придворная дама разрыдалась и обмякла в его руках. Но едва аббат разжал их, как Констанция размахнулась и влепила ему увесистую пощечину.
- Вы будете мне помогать! - зловещим шепотом произнесла она.
Аббат Огвэн не растерялся. Он крепко обхватил придворную даму за плечи и несколько раз произнес ее имя, пытаясь привести в себя. Наконец женщина затихла, и Огвэн осторожно отпустил ее.
- Вы будете мне помогать, - уже вполне овладев собой, спокойным голосом сказала Констанция. - В случае отказа я во всеуслышание объявлю о вашей причастности. Я расскажу не только о том, как вы подбивали меня давать эти травы королеве, что само по себе является заговором против королевской власти. Я пойду дальше и расскажу о той роли, которую вы и ваша святая обитель Сент-Хонс всегда играли, делая придворных дам бесплодными. Как воспримут жители Урсала эти ошеломляющие откровения, связанные с их любимой церковью?
- Вы говорите чудовищные глупости, - с упреком произнес аббат.