Когда Микаэль сделал все, что велел ему Эйдриан, тот под сочувственные кивки собравшихся покинул трактир.
- Отправился не мешкая, - заметил Румпар, и снова жители Фестертула закивали, одобрительно перешептываясь.
- На верную смерть отправился, - возразил Микаэль. - Если столкнется с человеком-тигром, вы вашего Ночного Ястреба больше не увидите.
Ответом ему были пренебрежительные усмешки собравшихся. Жители Фестертула привыкли полагаться на Ночного Ястреба. В их глазах он давно перестал быть хвастливым мальчишкой. Теперь он являлся защитником Фестертула, и жители деревни чрезвычайно гордились этим.
Однако каждый, кто сидел сейчас у Румпара, боялся, как бы пророчество Микаэля не оказалось верным. Ведь тогда вместо юного рейнджера, их защитника, им останется лишь память о погибшем неведомо где юном герое.
Через два дня она нашла Де'Уннеро сидящим на холме. Место это было не так уж и далеко от деревни - Садья и бывший монах часто удалялись сюда для любовных утех. Певица окончательно покинула Туберов Ручей, объявив жителям деревни, что теперь, после страшной гибели мужа, ее здесь ничего не держит и она возвращается к своим родным в Палмарис. Разумеется, Садью уговаривали остаться. Увидев, что уговоры бесполезны, несколько человек вызвались ее сопровождать. Когда же она решительно отказалась от попутчиков, ей посоветовали переждать хотя бы несколько дней. Неужели ей хочется угодить прямо в когти страшному зверю?
Именно этого ей и хотелось… Сейчас ее тигр, теперь уже в человеческом обличье, тихо сидел на склоне холма. На нем была та одежда, которую он припрятал в лесу на случай бегства из Туберова Ручья. Внешне Де'Уннеро выглядел вполне спокойным.
- Не думал, что ты придешь, - с напускным равнодушием произнес бывший монах.
Но Садья знала правду, знала, с каким нетерпением он ждал ее появления.
- Уж не собираешься ли ты расстаться со мной? - вызывающе спросила певица. - Или ты настолько глуп, что считаешь, будто сможешь обойтись без меня?
Последние слова и в особенности то, каким небрежно-уверенным тоном они были произнесены, вызвали у измученного Де'Уннеро настоящий взрыв хохота. Неожиданно он подался вперед, крепко обнял Садью и упал вместе с ней на мягкую, устланную листьями землю.
- Ты не боишься? - спросил бывший монах, когда мгновения любовной страсти остались позади и они, обнявшись, лежали под голубым осенним небом.
- Если эти дурни наткнутся на нас, думаю, ты сумеешь их прогнать, - беспечно ответила Садья, однако Де'Уннеро своей сильной ладонью обхватил ее лицо и заставил глядеть на себя.
- Не их, - сказал он так, словно сама мысль о появлении здесь жителей Туберова Ручья казалось ему невозможной. - Я спрашиваю, не боишься ли ты меня? - произнес он, медленно и тщательно выговаривая каждое слово.
- Может, и боюсь. Но такой ты мне даже больше нравишься, Маркало Де'Уннеро, - промурлыкала Садья, искренне улыбаясь своей невинной улыбкой.
Вскоре они шагали по дороге, не представляя, куда идут, но уверенные, что их жизненные пути соединились навсегда.
ГЛАВА 17
НЕ ВСЕМ ПО НРАВУ
- Это не самый мудрый выбор, - сдержанно и вполне учтиво сказал герцог Калас.
Он хорошо владел собой, однако Джилсепони отлично видела, что творится за фасадом напускного спокойствия. Внутри Каласа все кричало о его неприятии подобного решения. Герцог явно считал, что усиление власти церкви в Палмарисе означало, по сути, превращение всей северной части Вестер-Хонса в вотчину столь ненавистных ему абеликанцев.
- Но пример тому уже был, и все мы знаем, какой он имел успех, - спокойно возразил король Дануб.
Сидевшая рядом с ним Джилсепони благоразумно постаралась скрыть довольную улыбку. Она едва ли не целую неделю готовила Дануба к сегодняшнему разговору, касавшемуся назначения аббата Браумина Херда епископом Палмариса. Поначалу Дануб решительно противился этому, невзирая на свои добрые чувства к настоятелю Сен-Прешес. Как-никак тот потратил немало сил, убеждая Джилсепони стать королевой. В то же время Данубу приходилось учитывать мнение своего ревнивого и осторожного в подобных решениях двора. Взять хотя бы герцога Каласа, испытывавшего к абеликанской церкви далеко не теплые чувства.
- Прошу прощения, ваше величество, но прежний епископ являлся ставленником государства, а не церкви, хотя королева Джилсепони известна своим дружественным отношением к ордену Абеля, - ответил Калас.
На этот раз Джилсепони не стала прятать улыбку. Более того, ей даже хотелось поблагодарить герцога за то, что он произнес столь ненавистные ему слова без видимого презрения или насмешки в голосе. Немалый подвиг со стороны тщеславного гордеца Каласа!
- Поэтому будет вполне разумным, если преемником королевы Джилсепони на посту епископа станет человек, принадлежащий к церковным кругам, - заключил король Дануб.
Джилсепони показалось, что Каласа передернуло. Похоже, подумала новоиспеченная королева, она даже слишком наслаждается этим зрелищем, тогда как сам герцог едва сдерживался, чтобы не вспылить.
- Настоятель Браумин - человек достойный во всех отношениях, - продолжал король. - Могу тебя уверить, друг мой Калас, я знаю об этом из самых надежных и достоверных источников.
И Дануб посмотрел на Джилсепони, крепко сжав ее руку.
Даже дерзкий герцог Калас не мог открыто возразить подобному утверждению. Королева это почувствовала, хотя и понимала, что смирение Каласа - чисто внешнее, за ним скрываются острые шипы недовольства.
- Не сомневайтесь, герцог Калас, епископ Браумин будет управлять Палмарисом, наилучшим образом заботясь об интересах церкви и государства, - убежденно сказала она. - Ведь он будет управлять городом, действуя исключительно во благо его жителей.
- В интересах государства и прежде всего в интересах короля правит не епископ, а барон, - возразил ей герцог.
- Я знаю, что вы не питаете особого доверия к церкви, - продолжала Джилсепони, игнорируя его замечание и не желая ввязываться в спор.
В отличие от Каласа и многих придворных она твердо верила, что правление в интересах простого народа и было наилучшей заботой об интересах короля.
- Не все ваши суждения о церкви вызывают у меня несогласие, - говорила Джилсепони. - Но должна вам сказать: сегодня абеликанский орден совсем не похож на тот, каковым он являлся в минувшие десятилетия. Ныне он больше печется о благополучии простых людей - подданных короля Дануба.
Герцог Калас выслушал ее небольшую речь с подобающей учтивостью, однако Джилсепони вновь заметила, каким гневом полыхают его темные глаза.
Уверенная в том, что назначение Браумина - дело решенное и ее муж не отступит от своего слова, королева могла себе позволить насладиться созерцанием досады и подавленности, овладевшими герцогом.
Пожалуй, она испытывала даже некоторое злорадство. Джилсепони радовалась, видя, как события оборачиваются против высокомерных и напыщенных вельмож, считавших себя единственно значимыми людьми в королевстве. Все их заботы о народе сводились к одному: главное, чтобы народ не бунтовал против короля.
Сегодня по высокомерию Каласа был нанесен ощутимый удар. Герцог потерпел поражение и сам прекрасно это понимал. Он озирался по сторонам, словно ища поддержки. Однако его всегдашней союзницы Констанции Пемблбери на сей раз рядом не было. Уж она-то наверняка воспротивилась бы назначению Браумина. Но Констанция уже месяц - с самого дня свадьбы - почти не показывалась королю на глаза. Она объявила, что намерена провести предстоящую зиму в провинции Йорки, где климат теплее и мягче.
Джилсепони совсем не огорчил отъезд придворной дамы, хотя она и понимала: госпожа Пемблбери, как и герцог Калас, не так-то легко выпустит новую королеву из-под своего пристального и придирчивого наблюдения.
И все же у Джилсепони было достаточно оснований наслаждаться своей маленькой победой. Король Дануб не принадлежал к числу сговорчивых людей, легко поддающихся убеждению. Но если бы он без многодневных споров и возражений просто уступил ей, женщина была бы явно разочарована. Она часто спорила с мужем, обсуждая государственные дела. Джилсепони считала, что они оба только выиграют, если станут придерживаться правила: открыто обсуждать каждый вопрос, прежде чем принимать решительные меры. И здесь ее позиция была непоколебимой. Пусть многим в Урсале не придется по нраву назначение Браумина епископом, зато это обернется несомненным благом для Палмариса и всех северных земель.
Герцог Калас, слегка поклонившись, попросил разрешения оставить королевскую чету, ибо хотел проследить за подготовкой лошадей. Раз в неделю они с Данубом непременно выезжали на охоту, а сегодня был именно такой день. Каждый жест герцога красноречиво свидетельствовал, что он не согласен с назначением Браумина Херда епископом Палмариса. Калас явно считал это назначение уступкой Дануба своей жене.
Что ж, думала Джилсепони, это делало ее победу еще сладостнее.
Вслед за герцогом зал покинул и король, предоставив провести все послеполуденные встречи своей мудрой супруге. Впрочем, порученные ей дела не были особо обременительными: разбор тяжбы между двумя выскочками из мелкой знати, улаживание жалобы известного торговца шелками, у которого какой-то бойкий уличный разносчик постоянно отбивал покупателей. Однако в списке намеченных встреч значилась еще одна, от которой королева с большим удовольствием отказалась бы. Магистр Фио Бурэй просил о беседе с глазу на глаз.
Когда магистр из Санта-Мир-Абель явился на встречу, Джилсепони сидела, прикрыв глаза и утомленно опираясь на подлокотник трона.
- Я еще до наступления вечера собираюсь отплыть из Урсала, - произнес Бурэй.