- Нет! - воскликнул он почти в испуге. - Это… невозможно. Я одержим Даром, люди не приняли бы меня…
- Король, - Исса воздел к потолку толстый белый палец, - только тогда король, когда у него есть силы переломить толпу, даже если она не принимает его. У тебя, в отличие от твоего брата, эти силы есть. Кроме того, у тебя есть Дар. Ты, полагаю, уже должен был понять, какую власть он дает человеку, - если только человек осмелится ее взять. Ты - осмелишься.
- Но я…
- Молчи и слушай! Три года ты учился подчинять себе страшные, могучие силы, природу которых не дано понять ни твоего брату, ни мне, никому из простых смертных. Ты знаешь, что эти силы способны сделать с людьми и с миром. И ты согласен позволить запереть себя в башне? Ты обречешь себя на медленное умирание под давлением короля, который будет выжимать из тебя все больше и больше, требовать невозможного ради прославления его имени, пока ты не упадешь бездыханным? Нет! Ты - магик. Я знаю: вас, магиков, очень мало, и все вы - несчастные одиночки; а вот чего я не знаю, это почему вы до сих пор не объединили силы, чтобы противостоять тупому давлению толпы. Когда-нибудь, надеюсь, вы до этого додумаетесь… Но и теперь, по одиночке, вы - страшная сила. Вот почему вас боятся. Подумай, хочешь ли ты покориться воле испуганных безмозглых людишек?
- Дед! - в смятении воскликнул Эмиль. - Но я же не могу вести войну против всего мира!
- Можешь! - с нажимом проговорил старый король. - И должен. Что я тебе только что говорил? Ты должен уметь переломить толпу, иначе ты никогда не станешь королем.
- Но я никогда не стану королем…
- Станешь!
Не добавляя больше ничего, Исса поднял руку с зажатым в ней кубком. Онемевший, ошарашенный Эмиль смотрел, как дед медленно стискивает пальцы, и лицо его при этом наливается багровой краской, а стальная посудина сминается в его руке, как бумажный лист, и алое вино, в сумраке почти черное, медленно струится меж пальцев. Вдруг засмеявшись, Исса отбросил исковерканный кубок в сторону, и добавил, слегка задыхаясь:
- Для того, чтобы повторить подобное, тебе даже не требуется физическая сила. Подумай об этом, Эмиль.
Угнетенный, с глухо и тяжко бьющимся сердцем, Эмиль тонул в глубоком кресле, судорожно вцепившись в подлокотники, как в последний оплот, и смотрел на деда, который тонкой салфеткой неспешно вытирал пальцы. В голове его медлительно ворочались мысли… самые разные, но все, как одна - нехорошие. Очень нехорошие. Теперь он понимал, почему дед просил его устроить так, чтобы никто не мог их подслушать.
- Что толку думать, - проговорил он с некоторым трудом, - если завтра Люкка станет твоим наследником, а мне вскоре предстоит стать узником…
- Дурачок, - почти ласково ответил Исса, и ласка в его голове звучала страшнее, чем явственная угроза. - Люкка смертен, как и все мы. Кто знает, что случится с ним завтра? Да и здоровья твой брат, как мне кажется, вовсе не крепкого…
Вот так-так! Эмиль знал, что дед недолюбливает Люкку, но чтоб настолько… Это же даже не намек, это - указание! растеряно подумал Эмиль. Но почему он хочет, чтобы я… почему не сам?.. Да разве я посмею?..
Он даже вспотел от таких размышлений. Отчаянно захотелось выйти на свежий воздух.
- Подумай над тем, что я сказал тебе, мальчик, подумай, - пророкотал дед с пугающей лаской в голосе и ободряюще покачал головой. - И не торопись принимать решение. В сущности, торопиться тебе особенно некуда, года два у тебя есть, а я за это время постараюсь не умереть. А теперь иди. Тебе еще надобно привести себя в надлежащий вид, чтобы завтра выглядеть достойно и не посрамить наше семейство.
Не дожидаясь повторного приглашения, Эмиль вскочил, поклонился и спешно покинул дедовские апартаменты, позабыв даже уничтожить все еще действующее заклинание ограды тишины. Он пронесся по дворцу, не глядя по сторонам и ничего не замечая, и остановился только уже ступив на парковую гравиевую дорожку. Солнце зашло, спускались сумерки. Прохладный ветер остудил лицо Эмиля, но ему все еще не хватало воздуха, и он нервным движением рванул ворот плотно запахнутой накидки. После разговора с дедом ему было не по себе, хотелось что-нибудь разломать и разрушить, причем собственнолично, руками, не прибегая к помощи Дара. Ничего подходящего на глаза ему не попалось, и он, замычав сквозь зубы, резко повернулся и размашистым шагом направился в сторону своего потаенного жилища. Через минуту он, не сдержавшись, перешел на бег.
Все еще одержимый жаждой разрушения, Эмиль пронесся мимо поджидавшего его под кленом, в праздности, Тармила (тот проводил его недоуменным взглядом), и ворвался в свою спальню, едва не сорвав дверь с петель.
- Проклятье! - повторял он сквозь зубы. - Проклятье! - хотя и сам не мог понять, кому или чему адресованы его слова.
Он сорвал со стойки меч - не парадный, положенный ему как принцу крови, а настоящий, боевой, - и, сжимая его в ладони, выскочил обратно на открытый воздух.
Учитель с молчаливым неодобрением наблюдал, как Эмиль, оскаливший зубы, с побагровевшим лицом, и удивительно похожий на деда, наносил быстрые бешеные удары по измочаленному стволу старого засохшего дерева, на котором он во время тренировок ставил руку. Меч с глухим звоном вгрызался в дерево, оставляя глубокие зазубрины, и отскакивал от ствола, как живой. Белые щепки летели во все стороны, как водяные брызги.
Несколько раз, начиная чувствовать усталость, Эмиль менял руку. Только окончательно выдохшись, он бросил меч и, тяжело дыша, подошел к Тармилу. Он раскраснелся и вспотел, влажные соломенные волосы облепили лоб и виски.
- Сколько раз я говорил тебе, что упражнения с мечом вредят занятиям магией? - неприятным тоном вопросил Тармил. - Ты можешь повредить кисть или пальцы - и что станешь тогда делать? А?
- Пойду выбивать врагам зубы рукоятью меча, - ответил Эмиль, опускаясь на землю рядом с учителем.
- Очень остроумно. Ну что же, ты поговорил с королем?
- Поговорил.
- Вижу, ваш разговор был очень энергетическим.
- Да уж… Словами не выразить, насколько энергетическим.
- И о чем же шла речь? Мне дозволено будет узнать?
Эмиль заколебался.
- Простите, учитель…
- Ладно, - махнул рукой Тармил. - Я не собираюсь лезть в ваши личные с королем дела.
Эмиль благодарно промолчал.
Быстро стемнело, на черном осеннем небе одна за другой загорались звезды. Эмиль сидел, прислонившись затылком к стволу клена, и смотрел на них. Все они были ему знакомы… но какой толк от того, что ты знаешь имена звезд? От этого жизнь не становится легче, когда над тобой, как топор палача, висит дар-проклятье.
- Учитель! - позвал Эмиль, не поворачивая головы. - Можно спросить вас?..
- Смотря о чем.
- Вы говорили обо мне с дедом?
Долгая пауза, - и, наконец, неохотно:
- Говорил.
- И говорили, что я не могу больше оставаться вашим учеником?
- Да.
Эмиль сел прямо, упершись руками в землю, и повернулся к Тармилу. Он уже остыл после своего яростного приступа, и краска ушла с его лица, но теперь щеки вновь загорелись нервным румянцем.
- Так это правда?.. - возбужденно проговорил он. - Но так скоро?..
- Я всегда говорил, что у тебя просто сумасшедшие способности к магии, - ровным голосом отозвался Тармил. - Но я и сам не думал, что за какие-нибудь три года ты меня обскачешь. Я не могу больше учить тебя.
- Но это значит… - медленно сказал Эмиль неожиданно севшим голосом, - что я должен буду уехать?..
Снова пауза и снова - неохотно произнесенные, почти выцеженные слова:
- Король не хочет, чтобы ты уезжал. Он сказал, что сделает все возможное, чтобы ты остался.
В порыве чувств Эмилю немедленно захотелось воскликнуть: "О, дедушка!", но он вспомнил сегодняшний разговор и резко расхотел. Назвать деда, короля Иссу, старого, желтоглазого, недоброго, дедушкой - да просто язык не повернется!..
- Ты не голоден, принц? - Тармил решил свернуть тему предполагаемого окончания ученичества Эмиля. - Думаю, ужин нас уже ждет. Пойдем, тебе надо подкрепить силы.
- Я бы лучше лег спать…
- Нет, нет. Ты должен поесть, - Тармил заговорил настойчиво, как будто убеждая маленького ребенка. Лучше не спорить, понял Эмиль, хорошо знавший учителя, и подчинился его настояниям, хотя, в действительности, предпочел бы немедленно забраться в постель, ибо за сегодняшний день устал сверх меры.
- 2-
Облачение в парадное платье было для Эмиля настоящей пыткой. С утра пораньше, еще до рассвета, к нему явился присланный сенешалем слуга, без чьей помощи Эмиль едва ли справился бы. Слуга принес с собой нарядное платье и немедленно приступил к облачению в него принца.
Через час Эмиль стоял перед большим зеркалом в гардеробной и придирчиво рассматривал свое отражение.
Зрелище оказалось неожиданно впечатляющим. Глядя на меня, подумал Эмиль не без удовольствия, ни один человек не усомнится, что в моих жилах течет самая благородная в королевстве кровь.
Прямые соломенные волосы были гладко зачесаны назад, и на месте их удерживал тонкий кованый золотой венец. Подстать венцу был и парадный нагрудник, разукрашенный позолотой и цветной эмалью. В битву в таком не пойдешь, а покрасоваться на дворцовом приеме - в самый раз. Тяжелый черный, переливающийся шелковыми розблесками плащ ощутимо давил на плечи и мел складками пол. Жесткая ткань, застежка в виде мертвой головы у горла… Кому пришло в голову взять символом королевской власти череп?..
К такому плащу положен оруженосец, подумал Эмиль с усмешкой, оставляя мысли о черепе в стороне. Или, вернее, плащеносец, чтобы таскать за мной его полы… Однако, как во всем этом ходить?