- Я хочу, - проговорил он голосом ровным и низким, - чтобы вы нашли в этом клоповнике комнату, где будет прилично находиться молодой девушке. Если такой комнаты не найдется - устройте ее сами. И проводите туда вот эту молодую госпожу, - он недвусмысленным жестом указал прямо на бледную неподвижную девушку, которая до сих пор в его сторону и бровью не повела. - Эта комната должна хорошо охраняться; но проследите и за тем, чтобы у молодой госпожи было все, что она попросит. Ясно? Выполняйте. А меня оставьте на время в покое, обойдусь без вас.
- Что прикажете делать с остальными пленницами? - спросил Альберт.
- Не знаю, - ответил император с таким видом, как будто у него сильно болел зуб. Решать эту проблему ему пока явно не хотелось. - Пусть пока остаются здесь. Охрану, соответственно, не снимать.
Альберт сильно сомневался, что в разоренном королевском замке осталась хоть одна комната, пригодная для молодой девицы, но император выразился ясно: "устройте сами". В этом, собственно, и состояла должность Альберта и Вернера - устраивать и воплощать в жизнь все пожелания императора. То есть, естественно, те пожелания, которые он почему-либо не мог или не хотел воплощать сам.
- Кажется, спать нам сегодня не придется, - сокрушенно сказал Вернер товарищу, выходя из залы. - Барден сам не спит и другим не дает.
- Чем спать, я бы лучше вымылся, - вздохнул Альберт.
- Размечтался!..
- Хоть помечтать… Смотрю я на его величество и завидую: что есть твой медведь, никакой усталости его не свалить!
- Да, - согласился Вернер. - Император у нас - железный человек. Хотя… видел, как его проняло, когда он утопленницу эту бледную увидел? Я уж думал, удар его хватит. Аж побагровел. Вот тебе и железный!
- Ты про королевскую дочку? Дурак! Он же сватался к ней. И уж наверное не потому, что имел виды на ее приданое. Сдалось оно ему… Значит, что-то было между ними.
- Точнее, у него к ней. Она-то, сам видел, даже не посмотрела на него. Как будто он пустое место.
- Сдается мне, - осторожно сказал Альберт, - что боги ее умом обидели.
- С чего бы императору свататься к убогой? - в сомнении спросил Вернер.
- А ты его обычной меркой не меряй. Колдун он, а кто их разберет, этих колдунов? Может, он что-то такое в ней видит, чего не увидит больше никто, хоть все глаза прогляди. Он же не глазами смотрит, - для пущей убедительности Альберт постучал себя зачем-то по лбу, - а Борон разберет чем. Поверишь ли: иногда он на меня смотрит, а мне кажется, что он душу из меня вынимает, покрутит-покрутит перед собой, что-то там разглядит, усмехнется, и обратно положит.
- Есть такое, - согласился Вернер. - Временами я его просто боюсь.
- А то! Кто ж его не боится…
- Нельзя его не бояться, - подхватил Вернер. - Особенно если то, что о нем говорят - правда.
- Представляю, как ему все это надоело, - задумчиво сказал Альберт. - Мне надоело бы, если бы меня все боялись и болтали бы обо мне Борон знает что.
- Ты просто не пробовал. И кстати, хватит болтать. А то солдатня выгребет из замка последнее, что тут еще осталось ценного, и придется "благородной госпоже" ночевать на голом камне. За дело!
И они с молодым азартом принялись за дело, а именно - пошли освобождать от солдат приглянувшуюся им комнату.
- 2-
До постели Эмиль добрался только к рассвету, и повалился на нее, не помня себя. Сил не оставалось даже на то, чтобы смыть с лица кровь.
Всю ночь он занимался всеми теми проблемами и обязанностями, которые сваливаются на командующего большой армии, расположившейся в новом месте. Голова у него шла кругом: нужно было наилучшим образом расположить в замке гарнизон, и позаботиться о размещении всех солдат, и выяснить, как обстоят дела с продовольствием, и еще сделать тысячу необходимых дел. Как назло, именно теперь у Эмиля не было никакой охоты заниматься этими делами. Приходилось силой заставлять себя сосредоточиться на задаче, требующей его вмешательства и немедленного решения. Эмиль с трудом удерживал мысли в нужном русле, потому что они все время норовили обратиться совсем к другому предмету, не имеющему ничего общего с военными нуждами.
Конечно, можно было переложить все эти заботы на плечи старших офицеров, самому полностью устраниться от них и заняться тем, к чему его тянуло. В конце концов, для чего еще нужны старшие офицеры, как не для помощи своему главнокомандующему? Но Эмиль любил быть в курсе всех дел, происходящих в его владениях и среди его людей. И исповедовал старый принцип - если хочешь, чтобы дело было сделано как следует, сделай его сам. Ему казалось: стоит упустить хоть какую-нибудь мелочь, и разрушится все, что он с таким старанием выстраивал в течение последних пяти лет. Разумеется, такой образ жизни был утомительным. Мало того, временами это изматывало до полного изнеможения. Альберт - верный Альберт, в последние месяцы ставший ему почти как брат, - частенько укорял его за такую беспощадность к себе. Но что было делать? Не так-то легко удержать в руках власть, особенно если ты - "одержимый" Гесиндой, и подданные тебя называют Барден, Колдун, а приближенные постоянно испытывают на прочность.
В общем, спать он лег с головой тяжелой и совершенно больной, в наспех приготовленную для него постель. Комната была холодная, нетопленная и несла на себе отчетливые отпечатки разыгравшегося недавно в замке сражения, но Эмиль ничего этого не замечал. Перед тем, как лечь, он не забыл отпустить своих адъютантов с наказом хорошенько выспаться. Уж очень умотанный вид был у обоих мальчишек. С другой стороны, он приказал его разбудить немедленно, если что-нибудь случится.
Ничего, к счастью, не случилось, и проснулся Эмиль сам, уже под вечер. Окна в его "апартаментах" не были закрыты ставнями, и при желании он мог бы полюбоваться роскошным кровавым закатом в холмах. Но такого желания у него не возникло; злое алое солнце и горящее пурпуром небо слишком уж напоминали ему о крови, которой в последние дни и без того было пролито достаточно.
Кстати, о крови. Эмиль поднес к лицу руки - они все еще были покрыты запекшейся темно-коричневой коркой; не лучше выглядела и одежда под доспехами. Он покачал головой и мельком заглянул в висящее на стене чудом уцелевшее темное зеркало. Собственное отражение не радовало. Эмиль провел ладонью по щеке, сдирая с нее присохшую кровь, и поморщился от прикосновения двухдневной щетины. Все одно к одному.
- Побриться бы не помешало, - пробормотал он и крикнул, повысив голос так, чтобы его услышали в соседней комнате, где расположились на отдых адъютанты: - Альберт! Вернер! Хватит дрыхнуть!
Не прошло и минуты, как дверь распахнулась, и на пороге возник Альберт - помятый со сна, взлохмаченный, но с глазами ясными и устремленными, как обычно, на своего повелителя. Эмиль отметил, что, в отличие от него самого, юный адъютант с ночи успел умыться и сменить одежду, и выглядел уже почти пристойно.
- Принеси сюда свечи, воду и чистую одежду, - приказал он. Потом подумал и добавил: - И одежду выбери поприличнее. Я намерен нанести один визит…
Альберт кивнул понимающе и немедленно скрылся. Эмиль заглянул в соседнюю комнату и усмехнулся: Вернер продолжал спать как ни в чем не бывало. Молодые люди устроили себе постели прямо на полу, а накрывались какими-то видавшими видами одеялами, умыкнутыми, вероятно, из комнаты для прислуги. Во сне Вернер был особенно хорош и как никогда походил на девушку со своими разметавшимися по одеялу черными кудрями. Как, однако, обманчива внешность, подумал Эмиль. Характер у Вернера был отнюдь не девичий. С отчаянной храбростью он бросался навстречу любой опасности, и мало кто из ровесников мог сравниться с ним в искусстве владения мечом. За эти достоинства Эмиль и приблизил его к себе. Ему нужны были люди, которые без раздумий и без оглядки бросятся туда, куда он прикажет. Люди, готовые, если понадобится, умереть за него. Оба, и Вернер, и Альберт, были именно такими людьми.
Быстро темнело. Альберт принес откуда-то целую охапку свечей, которые расставил по всей комнате и зажег. Получилось очень романтично, о чем Эмиль и сообщил ему не без ехидства.
- Я бы сказал - таинственно и загадочно, - улыбнулся в ответ Альберт. - Как раз соответствует вашему статусу.
На это Эмиль только неопределенно хмыкнул.
Вдвоем с проснувшимся Вернером, Альберт притащил целую кадушку с горячей водой. Она была маловата, чтобы влезть в нее целиком, да и не разводить же сырость в спальне, пусть импровизированной, и Эмиль вымылся только по пояс. Но и этого хватило, чтобы почувствовать себя гораздо лучше. Потом он облачился в выбранную для него Альбертом одежду и зачесал назад мокрые волосы. Туалет завершил накинутый поверх черного стеганого камзола серый шерстяной плащ, у горла скрепленный серебряной брошью в виде черепа. Ничто в его облачении не свидетельствовало о высоком положении, если не считать одной детали - серебряного перстня с крупным сапфиром на среднем пальце левой руки. Восемь лет назад Эмиль получил этот перстень вместе с королевским венцом, и с тех пор не снимал его никогда - в отличие от короны, которую он почти никогда не носил.
- Ночью вы получили распоряжения насчет одной молодой госпожи, - обратился он к адъютантам, взиравшим на него в безмолвном почтении. - Надеюсь, все выполнено в точности?
- Разумеется, ваше величество, - ответил Вернер. - Совершенно в точности, за исключением того, что госпожа никаких пожеланий не высказывала и вообще не произнесла ни слова, насколько мне известно.
Эмиль кивнул. Ничего другого он, в общем-то, и не ожидал. Если она даже никак не показала, что узнала его… впрочем, а с чего он взял, что она узнала? Все-таки столько лет прошло. Да и вид у него теперь был… не слишком парадный, в отличие от того дня.