А сын Темного Бога стоит на пороге, губы в ухмылочке кривит и смотрит на меня. Капец, как мне повезло!!! И главное, не один же он смотрит, все таращатся, думают, наверное, за что это ее в ад вот так сразу, не дожидаясь экзаменов. Вон и давешний поклонник Санты к общему собранию присоединился. Так что к выходу я подошла вся такая гордая и равнодушная, но на полусогнутых, да.
– А как же общее собрание? – в последний момент мне как-то вдруг расхотелось в ад.
– А, ерунда! Ничего важного, тебе твоя соседка потом обо всем расскажет.
И это была хорошая новость. Ну, это я про то, что после ада еще будет "потом". Настроение резко улучшилось, и мы вышли из общежития.
– Тебя как зовут? – я решила быть вежливой и дружелюбной, а он посмотрел на меня удивленно. И, я бы даже сказала, слегка шокированно.
– Александр?
– Ты у меня спрашиваешь? – нет, ну просто интонация была вопросительная.
– Не спрашиваю, – он вдруг разозлился почему-то.
– М-гу, – мы шли по тротуару абсолютно пустого студенческого городка. Ага, правильно, все-то на общем собрании.
– Моего старшего брата тоже Александром зовут, – зачем-то сообщила я.
А мой провожатый только нахмурился еще больше и проворчал:
– Шире шаг!
Зануда.
И вот только я вошла в ритм, и даже почти уже стала успевать за действительно широким шагом старшекурсника, как тот вдруг остановился. Нет, не так. Он вдруг ОСТАНОВИЛСЯ. Завис. Превратился в статую себе прекрасному. А потом медленно поворачивается в мою сторону и осторожненько так спрашивает:
– Твоего брата зовут Александр Волчок?
– В логике тебе не откажешь, – и вздыхаю тяжело.
– Тот самый Александр Волчок????
Началось.
– Тот самый... Слушай, а давай уже ты лучше проводишь меня в ад, а?
Нет, правда, что не так с этим миром, если уже даже та-а-акие мужчины реагируют на имя моего самого старшего братца ровно так же, как и все мои подруги по девичьему клубу.
Он посмотрел на меня задумчиво, затем почему-то застегнул сначала рубашку, потом китель. И даже про ремешок на воротнике не забыл. Потом вдруг вытянулся в струну, щелкнул каблуками, наклонил лохматую голову и произнес:
– Разрешите представиться, Александр Виног!
– Счастлива-счастлива... – пробубнила я ворчливо и даже кривой реверанс сделала, а потом мстительно добавила:
– Но предупреждаю сразу, брат с меня слово взял: я его со своими подругами не знакомлю.
– Что? – и зачем-то назад китель расстегнул и даже рукава закатал.
– Я говорю...
– Я слышал, что ты сказала! – злобно так рявкнул. И добавил, глаза сощурив:
– Я. Не. Твоя. Подружка.
– М-м-м-м... – киваю согласно и грустно. – Твоя правда. Как ты можешь быть моей подружкой? Мы с тобой вообще только что познакомились, Александр Как Тебя Там...
– Виног!!!! Ты издеваешься?
– Прости. И спасибо. Теперь я точно запомню, – сказала я абсолютно искренне, а Александр зарычал совершенно невоспитанно. И еще, кажется, добавил что-то сквозь зубы, тоже не совсем приличное. Но тут я увидела огромную деревянную дверь, над которой висела табличка "АД", и воскликнула радостно:
– Ну, наконец-то дошли!!! Вижу ад!!! – и еще старшекурснику улыбнулась преданно. – Спасибо за компанию, мне было очень приятно.
И сбежала в обитель грешных душ.
Приемная ада выглядела как обычная приемная. С массивным столом, кожаными креслами и секретаршей, прижавшей ухо к смежной двери. Я помялась секунду-другую на пороге, переступая с ноги на ногу. Потом вздохнула демонстративно громко – никакой реакции.
– А почему на двери написано "АД"? – устав ждать, наконец, спросила я. – Почему не "Администрация"?
– Потому что это не администрация, – не отрывая ухо от двери, ответила секретарша. – Это... А ты почему не на общем собрании?
Она выпрямилась и смотрела на меня теперь с легкой досадой и злостью.
– Мне велели явиться в ад, – я пожала плечами и повторила свой вопрос.
– Администрация и дирекция, сокращенно "АД"... – женщину просто разрывало от желания вернуться к подслушиванию и невозможностью сделать это в моем присутствии. И это меня напрягало. И не только это, если честно, еще больше тревожило мечтательное выражение глаз работницы АДа. А еще где-то под сердцем появилось гаденькое такое предчувствие, словно за дверью, которая так манит секретаршу, меня ждут очень-очень большие неприятности.
– Значит, велели явиться? – женщина решила-таки внутренний спор в пользу рабочих обязанностей и, отлипнув от двери, двинулась к своему столу, – фамилия?
И бумажками деловито зашуршала.
– Моя – Волчок. А ваша?
– А мою тебе знать неза... Ах!
Еще одна жертва обаяния одного из моих братцев, не иначе.
– Юлианочка!
Сомнения развеялись в один миг.
– Скажи, а вот твой...
– Так кто меня вызывал-то? – перебила я просто бессовестно и еще нахмурилась демонстративно. Как мама учила, мол, недосуг мне с разным плебсом тут общаться.
Секретарша губы поджала и, не меняя количество сахара в голосе, ответила:
– Так директор тебя ждет, – и вздохнула томно-томно, глазки закатила и добавила с придыханием, разбивая на корню мои мысли о ее влюбленности в местного правителя:
– Посетитель у тебя.
И я втянула воздух обреченно, хоть подышать свободой напоследок, понимая, что ни мама, ни папа не могли вызвать у женщины такую нездоровую заинтересованность моей скромной персоной. Опустила голову низко и, открыв двери в директорскую обитель, мрачно выдохнула:
– Александр?..
Он подскочил на месте, взволнованный и прекрасный, хотя и слегка растрепанный, бросился ко мне бегом и сжал в крепких объятиях.
– Маленькая! – выдохнул почти шепотом. – Во имя всех святых, ты представляешь себе, как мы волновались?
Смотрю на него несчастными глазами.
– Почему ты не сказала никому ни слова? Что мы должны были подумать, когда ты просто исчезла?
– Если бы я сказала, вы бы мне не дали уйти, – искренне возмущаюсь. И еще смущаюсь, потому что в комнате, кроме нас двоих есть же еще один человек. Брату на него бровями указываю, мол, не перед посторонними. А он только шеей нетерпеливо дергает и совсем уже позорно продолжает:
– Принцесса!
О, нет!!! Только не это! Кошусь в сторону своего директора и извиняющуюся рожицу корчу.
– Ты представляешь, что было с папой, когда он узнал, что ты сбежала?
– Ругался?
– Да ему плохо стало! – заорал Александр. Громко так заорал, даже стекла в окнах звякнули ненавязчиво. – Хорошо мама дома была, смогла вытащить...
Понуро ковыряю правой ногой угол директорского ковра.
– А мама? Ты думала о маме?
Вот мне интересно, почему никто не спросит, что я думала о себе?
– Ты знаешь, что случилось с мамой, когда она узнала, КУДА ты поступила, – молчу, как рыба, а начальство мое кашляет недовольно, в смысле, не мое начальство, а руководство школы, конечно.
Александр на постороннее покашливание внимания не обращает и продолжает:
– Как ты думаешь, мама будет говорить своим подругам, где учится ее единственная дочь? Что она скажет при дворе?
По-прежнему молчу и лишь плечами пожимаю.
– Она неделю не выходит из спальни...
Тут снова кашляет директор. Не иначе простыл, не молодой уже. Вон виски целиком седые.
– Короче, маленькая, иди за вещами, мы возвращаемся домой!
А я все еще молчу и смотрю на него затравленно. Александр, он такой. Он же схватит меня сейчас за шиворот и утащит силой. И все. Прощай, свобода, жизнь и гордость. Здравствуй, Шамаханская царица...
– Боюсь, дорогой друг, вы плохо слушали меня, когда я вам зачитывал устав нашей школы, – неожиданно проговорил директор и пальцами так грозно по столу пробарабанил.
– Прошу меня простить, Вельзевул Аззариэлевич, но я вообще не слушал, – отмахнулся Александр. – Единственное, о чем я мог думать в тот момент – это моя сестра.
– Я так и понял, – Вельзевул Аззариэлевич кивнул, – только это вас и извиняет. Поэтому повторяю один из основных пунктов нашей конституции: "Мы не выдаем своих".
Александр посмотрел на директора так... вот если бы он на меня так посмотрел, я бы сразу молча встала, прошла бы через весь кабинет и встала в угол, а директор только плечом дернул. Силен мужик!
– И это должно меня волновать?
– Если ваша сестра не хочет оставлять нашу школу, – и взгляд в меня вопросительный бросил, а я только закивала истово, – то, боюсь, вы не можете ее забрать.
– Вы серьезно?
– Более чем.
И тут я с ужасом наблюдаю за тем, как темнеет лицо моего самого старшего брата, как наливаются кровью глаза, теряя свою зелень, как руки сжимаются в кулаки, а плечи, наоборот, становятся шире и запоздало вспоминаю, что популярен Волчок-юниор не только из-за внешности выразительной, а в первую очередь, из-за своих гладиаторских подвигов.
– Сандро! – я хочу подскочить к брату, закрыть руками ему глаза, согласиться на все, на все, только чтобы он не... но Вельзевул Аззариэлевич останавливает меня властным жестом и произносит:
– С сожалением вынужден сообщить, Александр, что ваша виза неожиданно утратила свою актуальность. Покиньте немедленно территорию нашего государства.
Громкий хлопок – и мы с директором одни в его кабинете. Моргаю недоверчиво и воздух ртом хватаю, испуганно и жадно.
– А Александр, он...
– За воротами. Можешь сходить и убедиться.
– Капец нам всем, – без сил падаю в кресло. – Что теперь будет?