Я посмотрела на него в упор. Мне надоело кружить в этом разговоре, как в старинном менуэте. Или мужик экстрасенс и что-то чувствует, или блефует, или я теряюсь в догадках, о чем вообще речь.
- Когда вы сказали, что я что-то 'сделала', вы имели в виду мой сон? Или то, что я поставила свечку? Или вы вообще говорили не об этом?
- Я про свечку ничего не знаю. И про сон, - бомж был тверд, как партизан на допросе. - Я не знаю, как вы это сделали. То есть не знаю, как именно. Знаю, что вы открыли тропу вашей матери в хорошее место. Вы проводник. Все, больше я ничего не знаю и знать не могу и не должен. И про эти пути знать мне не надо. Даже дорожники не до конца знают такие вещи.
- О Господи… - только и могла выдохнуть я. - И вы, конечно, мне ничего о себе не расскажете, - добавила я, помолчав.
'Не расскажу. Нельзя' - мне показалось, я прочитала его мысли. Но вслух он сказал совсем невпопад.
- Я ваш друг. Я вам не смог помочь тогда. Но если что, я помогу, чем могу… Если вдруг что - другу моему, Репью, только скажите. Ладно?
Я кивнула. Мне почему-то вспомнился Льюис, которого я много читала: 'Причин было много, одну я знаю, но не могу тебе сказать, а другую знаешь ты, и не можешь сказать мне'. Он не хочет знать про мою реку, вернее - про мой сон, и считает, что ему это знать нельзя. А мне точно также нельзя (считает он) знать про то, откуда все это знает он.
- А кто такие проводники, дорожники и все вот эти слова? Это тоже не обсуждается, или мне предлагается самой погуглить? - я все-таки, кажется, не смогла скрыть легкое огорчение в голосе. Не обиду, а какой-то облом, разочарование - мол, что за разговор, когда не говорят прямо и честно основного и важного?
- Я не знаю этого слова - погуглить, - мужичок, иногда кажущийся подростком, повторил слово, похоже, как попугай, запомнив на звук, - Дорожники - вы не знаете их. А проводники - те, кто умеют так делать, как вы. Открывать тропы. Вы проводник.
- Могильщик пролетариата, - усмехнулась я, но он, кажется, совсем не понял.
- Вы много говорите… Я не умею так много, - вздохнул он. - У меня путаются в разуме ваши слова, и они все не о том. Мне только надо было это вам сказать. Две вещи. Что вы проводник и что я ваш друг. И еще одну. Вы хорошая… - взгляд его ярко-зеленых глаз стал совсем теплым, как и голос. - Я всегда хотел вам помочь.
Как его зовут, он тоже не сказал. У меня осталось впечатление, что то ли он Женя, то ли Валентин - странно, оба имени одновременно и женские, и мужские. Вернее, что зовут его вообще не так, но каким-то из этих двух имен он вроде бы назвался. Это я вспоминала уже потом, и решила остановиться на Жене - ему все равно, имя-то не настоящее, типа 'Юстас-Алексу', а мне надо его как-то мысленно называть. Мы сидели еще долго, я уела все ранетки, а сама сходила в ближайший магазин и купила вина, два пластиковых стаканчика, плитку шоколада - и мы снова уже вдвоем выпили за хороший, добрый путь моей мамы по реке. Что-то мне подсказывало, что у Жени-Валентина денег нет, а угощение со стороны дамы могло выглядеть не очень приличным, но поминки были в любом случае правильным поводом: я их устраиваю. Поэтому мой вклад в пир на лавочке был естественным. Мы на брудершафт не пили, но после второго пластикового стакана перешли на ты.
Я все-таки пыталась допытаться.
- А почему я - проводник? - спрашивала я. - Как становятся проводниками? Почему я не знала этого раньше?
- Я мало знаю об этом. Я-то не проводник, - объяснял Женя. Я бы сказала, терпеливо объяснял. - Я знаю тропы только в одной части мира. Вот в этой, где мы, ты и я.
- В нашем городе? Ты это имеешь в виду?
- Да, и в нашем городе, и просто - в нашей части мира, - повторил он. - Когда люди уходят, как твоя мама, они уходят в другие части мира. Мы не знаем, что там.
- В другие миры? - уточнила я.
- Нет, нет, мир один. Части разные. Ну, вот как ветки на дереве. Дерево одно, а веток много… Или видела когда-нибудь, деревья из одного корня растут, стволы?
- А река, что же она? Течет в другом мире, да? То есть в другой части, на другой ветке?
- Река - она, наверно, через все части мира течет. А вот выход на нее знают проводники. И пути птиц, и пути воды - через все части, или 'все миры', как говоришь ты. И еще другие места есть. Одна знакомая… рассказывала. Для кого из уходящих - река, для кого - еще другие двери. Ты проводник, ты все это будешь знать.
- А как я это узнаю?
- Так же, как про реку…
- Но почему я стала такой?
- Не знаю. Может быть, у вас это в роду? Я мало знаю. Или, может, ты была проводником до того, как пришла.
- Пришла - к тебе, сюда? - спросила я, но уже чувствовала, что его слова имеют другой смысл, от которого мне стало не по себе, словно я была в комнате, а тут распахнулось окно, и ворвался пронзительный ветер.
- Пришла - ну, как люди приходят. Они же живут здесь, а потом уходят в другие части мира - по реке, или дверями… Но прежде они приходят откуда-то, ведь так?
- Прежде рождения? - я поежилась. - Лучше не знать, наверно… Даже думать как-то страшно.
- Но почему? - мой собутыльник и новый друг совсем не понял всей жути, которая охватывала меня при этой мысли. - Если ты откуда-то пришла, значит, ты туда вернешься и снова будешь там. Это же - вернуться домой, в свое место. Это же хорошо! Ты же - это и есть ты. Какая там была, какая будешь. Такая хорошая, и можешь такие вещи делать… Что тут страшного?
- Ну… - я судорожно сглотнула и потрясла головой. - Что ты так легко говоришь про другой мир, про то, кем я была до рождения… Я не привыкла.
- Тот же мир, - повторил Сквер. - Просто место другое. И хорошее место, раз ты из него пришла. Раз твое место, значит, хорошее. Ты проводник, ты сама все узнаешь лучше меня.
- Так тогда, получается, и ты узнаешь, когда… в общем, все мы не вечны же.
Он промолчал.
Потом мне казалось, что этот пьяный разговор, бредовый по самой сути, мне приснился или примерещился.
Мне показалось, что - да, он промолчал, это совершенно точно, но словно бы из молчания было ясно, что он здесь навсегда.
- Это плохо? Тебе грустно от этого? - как мне потом казалось, быстро спросила я.
А он весело ответил:
- Нет, что ты! Как может быть грустно от того, что я - это я?
- Людям - бывает… - сказала я.
Потом как-то так случилось, что он сказал, что ему пора. И это не было вежливым поводом уйти, я чувствовала, что и в самом деле - пора. Поблагодарил за угощение, за вино, и сказал, что всегда рад будет видеть меня здесь. Именно здесь.
- Ты в сквер гулять приходи. Даже если рукой помашешь или мимо пройдешь, я всегда рад. А если захочешь поговорить, позови или вот просто сядь на эту лавку. Я выйду и сяду рядом. И ты не думай, я совсем не обижусь, если ты не сядешь… или если ты долго не придешь. Просто я буду волноваться, вдруг с тобой что-то случилось. Ты про Репья только не забудь, - повторил Женя. - Если тебе будет нужна помощь, а ты сюда не сможешь прийти, ты ему скажи. Выйди на крыльцо, позови: Репей.
Он прошел в воротца елей и растаял в сгущающемся уже сумраке. А я еще долго сидела в сиреневых сумерках, глядя, как над пятиэтажками всходят первые звезды.
Дома я все-таки погуглила дорожников. Конечно, это были, во-первых, работники дорожной службы, во-вторых, древнеримские описания знаменитых римских же дорог, в-третьих - какое-то ВИА времен, когда еще были ВИА.
Я уснула, улыбнувшись маминой фотографии, и видела во сне фонарик на маминой лодке.
Сергей. 'Уйди, назойливый мираж'
Лето не обещало ничего. Просто удивительно, как много раньше обещало лето: тут тебе и дача, и качели, и речка, и поездки на птичий рынок (уж не помню, что мы там покупали с друзьями - то ли кроликов, то ли дафний для рыб, то ли самих рыб, важен был сам процесс), и лазание по гаражам. А позже - турбазы, дискотеки, красивые и загадочные девушки, брожение по лесам. А еще позже - другие страны. А сейчас - ничего. Нет, конечно, можно взять путевку в Турцию или Египет, зарплата позволяет. Или даже нет, можно взять и уехать на машине в тот самый лес, который был раньше рядом с нашей дачей. Позапрошлым летом я так один раз сделал. Дачный поселок зарос травой, как-то самозагадился, как бывает с местами, где никто не живет - на всем печать бедности, разрушения, угасания. У богатых людей дачи далеко не там, а у небогатых нет денег и времени ухаживать за своими участками.
Так что отпуск я летом не брал. Приходил с работы, принимал душ, варил пельмени или разогревал в микроволновке пиццу. Общения с друзьями хватало и в выходные - друг, собственно, остался всего один, Олег. Он приходил с водкой и изливал душу. Свою. Моя почему-то его не интересовала уже лет десять как. Остальные друзья были в интернете - кто переехал в Москву, кто в Америку, и со всеми ними мы общались по принципу 'Как дела? Нормально!'
В принципе, это и хорошо, что времени было после работы достаточно. Сейчас скачаю какой-нибудь фильм, посмотрю. Еще скачаю - еще посмотрю. Книжка вот недоперечитанная лежит, каждый год перечитываю 'Властелина колец'.