Я снова заплакала, опустив голову на руки, а руки - на стол. Потом, наверное, я задремала - но мне казалось, что я подняла голову и сквозь слезы посмотрела на свечку - пламя размывалось, словно плавилось. Вдруг мне стало легче дышать, и я ощутила ясность, и увидела (конечно, во сне - как иначе?) - увидела тропу. Маму можно вывести к реке. Где эта река, куда она течет, я не знала, но ощутила ее так, как будто не раз бывала на ее берегах. По этой реке, темной и широкой, по ночам, под низко склоняющимися ветвями и под звездами плывут лодки… В них, как в колыбелях, спят или дремлют те, кто вышел к реке - или кого вывели. Бывает же, что кто-то не может найти дорогу сам. Да и кажутся они детьми, и река укачивает их, как в люльках. Иногда лодка пристает к берегу - место, чтобы пристать, есть на обоих берегах по всей длине русла реки. А куда она впадает, я не знаю, и чувствую, что и знать мне не надо. Но на берегах лодки встречают. Если лодка пристанет к берегу, то маму бережно примут и отведут в дом - а что будет в доме, я не видела. Наверное, там мама-ребенок будет спать, отдыхать, набираться сил и расти. 'Мама, хочешь в лодку?' - я мысленно протянула маме руку, и мысленно же ощутила, что рука ребенка легла в мою ладонь. Нам обеим стало легче, сразу. И пока горела свеча, я вела ее к реке тропинкой, которую откуда-то хорошо знала и видела на ней каждый камень, каждый поворот. Я оставила ребенка-маму у реки. Лодка уже ждала - на носу мерцал фонарик, какой можно видеть в старых фильмах - со стеклами и свечой внутри. В ИКЕЕ такие тоже продают. Мама вошла в лодку и легла, как в колыбель, и я почувствовала, что она улыбнулась. Лодка качнулась и поплыла. Я смотрела вслед, и над рекой светили звезды, и фонарик отражался в воде… Лодка скрылась за поворотам под темными, низко склонившимися аркой ветвями береговых ив… Но фонарик словно был еще виден… Я встряхнула головой и очнулась, а свет все еще мерцал перед глазами. Это была моя свечка, почти догоревшая. Кажется, я проснулась.
Я погасила свечку и закрыла глаза. И снова увидела неяркий свет фонарика на реке. Дышать было легко, впервые за несколько лет захотелось двигаться, танцевать, петь, улыбаться. Забегая вперед, скажу, что я видела этот фонарик потом и с открытыми глазами, каким-то глубоким внутренним зрением. И во сне, конечно. Он мерцал еще дней тридцать. Потом спокойно погас, словно выполнил свою задачу. Это лодка пристала к берегу. Маму встретили - я не знаю, кто, но чувствую какое-то родство с теми, кто ждал ее на берегу.
Но это я забегаю вперед, а в тот день - еще даже не начало темнеть - я впервые с легким сердцем пошла погулять. Зашла в кофейню на углу и выпила красного вина за мамин добрый путь по реке. Наверно, я сошла с ума, снова подумала я. Придумала сказку с хорошим концом, и сама верю ей. Но, решила я, пусть я буду лучше радоваться выдуманному хорошему концу и надеяться на него, чем не надеяться ни на что и смиряться с тем, что я живу в коробке без дверей и окон, а мамы просто нигде нет, и что она - просто умерла. Без всякого будущего. Я решила так, и решение далось мне легко, как будто иначе и быть не могло.
Потом ноги сами вынесли в скверик, и я, улыбаясь, села на лавку под елью. Кажется, дней десять назад я горько плакала на этой лавочке, и меня пытался утешить странный бомж. Бомж ли? Или та мысль, которая пришла мне в голову, такая же дикая, как глюк с лодками, - тоже правда? Правда, как и лодки на реке?
Сквер
Я увидел ее снова, и не поверил глазам - и ничему другому не поверил, чем я чувствую других, будь то люди или не люди. И проводника, хотя их нет среди нас уже не первую сотню лет, а среди людей - может и бывают, но я сам не слыхал… Проводника я отличу от всякого другого. Что она - видящая тропы, я и раньше знал. Воротца мои она сразу почувствовала, и ходила посолонь. Но что она - открывающая двери? Проводник? Я вышел из-за ели и поклонился ей.
Нина
Мальчик, подросток, или юноша - словом, тинейджер в буквальном смысле слова, некто от тринадцати до девятнадцати - с копной темных волос, в камуфляжных штанах и штормовке, надетой поверх зеленой футболки, вышел из-за елки и поклонился мне. Я вздрогнула от неожиданности и вопросительно подняла брови.
- Здравствуйте, - сказал он голосом моего старого знакомого-бомжа. Да это и был тот самый бомж, почему он мне показался подростком, непонятно. Да, тот самый бомж. И волосы не темные, а седые. Только в прошлый раз мне казалось, что у него глаза какие-то водянистые, серо-голубые, а сейчас были зеленые, как листья клена. Сбои в матрице? Он распрямился и улыбнулся мне.
- Теперь вам лучше, - сказал он.
- Лучше, - кивнула я.
Он внимательно посмотрел на меня и полез в карман штормовки.
- Хотите яблок? С прошлой зимы остались.
Бомж достал зеленый кулек и развернул его - это оказался кленовый лист, а в нем хранилась горсть сушеных темно-красных ранеток. Зимой они осыпают черные ветки яблонь, краснеют под снегом. Он разложил угощение на лавке, но сам рядом не сел.
- Вот с той яблони, - показал он. - Она отцвела, уже есть завязи. Осенью снова будут. Вы ешьте, они сладкие.
Чтобы не обидеть, я взяла одну ранетку - она действительно оказалась сладкой и даже будто бы сочной.
- А где вы их сушите? Или вы не сами? Они на дереве зимой, я видела, - сказала я, чтобы заполнить возникшую неловкую паузу. - И птицы их не все склевывают.
- Да-да. Я их там и сушу. И храню там же - на холоде.
- А почему вы не садитесь? - спросила я.
Он осторожно сел на лавку по ту сторону кленового листа с яблочками.
- Вы в большом сером доме живете, - начал он. - Я знаю. У вас в доме в подвале живет такой… - бомж замолчал, подыскивая определение. - Я знаю, он дворнику помогает. Это мой друг. Поэтому я о вас знаю, что вы в том доме живете. Вы, если что, если помощь нужна - мало ли… досюда не сможете дойти. То вы к нему обращайтесь. Его зовут Репей.
Я знала этого человека - во дворе говорили, что у него незаконно, обманом купили квартиру, кинули его, и он остался без жилья, и теперь живет в подвале, начал пить. Один раз в мороз он спросил меня, когда я открывала дверь, можно ли погреться в подъезде. Я удивилась: что тут спрашивать? Конечно, можно. И еще недавно подходил ко мне, предлагал чем-то помочь. Наверно, ему нужна мелкая подработка, там, забить гвоздя или полку прибить, починить кран.
- Помощь? - медленно спросила я. - Он предлагал. Я обязательно… если что.
- Вы же отказались. А теперь, вижу, все равно все хорошо стало… - задумчиво сказал бомж.
- Не стало, - ответила я. - Просто у меня… отходняк, наверно. Я просто долго нервничала, была в напряжении, и, наверно, мозг включил защитную реакцию. Эйфорию. Завтра снова все вернется… - и поскольку мой собеседник молчал, видимо, не понимая, что вернется завтра, я объяснила. - Осознание, что все плохо.
- Эйфорию? Включил? - бомж покачал головой. - Это что?
- Ну, просто я расслабилась… как бы на время забыла… отвлеклась.
Он медленно повел головой слева направо: нет. Мне снова показалось, что это не средних лет седой дяденька, а подросток с темными волосами.
- Нет, вы не отвлеклись, а на самом деле стало хорошо. Я чувствую. Вы сделали такую вещь… которую надо было сделать.
- Откуда вы-то знаете?
Он нахмурился и вздохнул.
- Не могу сказать. Знаю, и все.
- Но я ничего не делала.
- Не может быть. Вы сделали. Я в таких вещах не ошибаюсь.
- Бред какой-то… и мы с вами, как два придурка, - вспылила я, и сразу же мне стало стыдно. - Извините. Простите, пожалуйста. Я просто… Маму похоронила. Ну вы же сами понимаете. Что можно сделать, когда близкий человек умер? Да ничего!
Он смотрел на меня - снова его глаза казались ярко-зелеными, и было ощущение, что он видит меня насквозь. Видит, что я сама не верю тому, что говорю.
- Ну, если умер, то да. И правда, что тут можно сделать… Разве что вот - тропу ему открыть, видно, так… - еле слышно пробормотал мой новый знакомый. Хотя какой знакомый, если даже имен друг друга мы не знаем. И, похоже, он не торопится называть свое или узнавать мое.
- Вы про реку? - спросила я. Если он говорит про тропы, то почему бы мне не сказать про реку. Если мы оба несем чепуху, то он начал первый. Но мой вопрос удивил его.
- Реку? - бомж мотнул лохматой головой. - Не знаю. Там есть река?
- Река… Там есть, - вдруг прорвало меня. - А еще над ней горят звезды… ночью. А днем, я знаю, над ней летят птицы. Я не видела реку днем. Но знаю, над ней пролегают воздушные пути птиц… Я несу чушь? Эти пути, пути воды, воздушные пути, они… пронизывают весь мир, - меня несло. - Это мне все снилось. Я уснула и видела сон.
Мой собеседник предостерегающе протянул руку.
- Не надо дальше. Это ваши тайны, - поспешно сказал мой собеседник. Мне показалось, он испугался или растерялся. - Это тайны проводников. Как тайные имена. Не знаю, можно ли… И хочу ли я их знать.
- Мы похожи на двух придурков, - снова резко сказала я, чувствуя, что бредовый разговор уносит нас обоих в неведомые дали. - Каких проводников еще? Давайте четко и ясно, без тайн мадридского двора.