- Ой, прости… ну ладно, прости, а? Тебя как звать?
Я сказала, вытирая слезы.
- Ничего, Динка, ничего. Ну что же теперь. Во Дворах тоже живут! Есть хочешь? А пить? Пойдем накормлю. У Сквера яблоки поспевают и вишня.
Мы с девочкой пошли мимо нашего дома в скверик, где я всегда любила гулять с мамой и папой. Обычно мама и папа медленно шли под ручку по аллее, а я носилась по траве, забиралась на невысокие развилки яблонь, за что мне и попадало от папы - он боялся всяких 'мальчишеских' выходок - за меня боялся. После Качелей я ни разу туда не ходила - почему-то мне казалось, что мне надо быть только во дворе. Мы прошли мимо Августы Михайловны, которая семенила к подъезду с авоськой. Я поздоровалась, и как всегда, меня не заметили.
- Ну вот, и так всегда, - пояснила я моей спутнице. - А тебя она видит?
- Неа, - помотала головой девочка.
- А тебя тоже заколдовали в невидимку.
- Нет, я сама себя такой сделала. Зачем людям меня видеть?
Мы вышли к переходу.
- Надо посмотреть сначала налево, потом направо, не идут ли машины, - сказала я.
Девочка засмеялась.
- Ну ты даешь. Нам никакие машины не страшны!
Правда, дорога и так была пуста, и мы оказались в скверике. Здесь гуляли пары, тетеньки с собаками, играли дети. Девочка повела меня к лужайке, заросшей елками, кленами, сиренью. На развилке клена - я бы сказала, ох как высоко, мне туда и не долезть, - сидел большой мальчик (или дяденька, я так тогда и не поняла). В клетчатой рубашке и зеленых штанах. Увидев нас - а он нас тоже увидел! - мальчик спрыгнул с клена и помахал нам рукой.
- Подожди тут, я у него попрошу еды, это Сквер, он хороший, - выпалила скороговоркой девочка из сирени. Я осталась в стороне, девочка быстро подошла к Скверу, и они о чем-то говорили, только вот слова не произносили - я просто чувствовала, что говорят. Как Барсик со мной примерно. Сквер подошел ко мне и положил руку мне на плечо.
- Дина, ты не бойся, - сказал он. Ой, а рта-то он не открывал, и слов не произносил. Ну точно как Барсик, но слова звучали в голове.
- Я не боюсь, - начала я вслух.
- А, словами хочешь? Ну давай словами, - заговорил и он. - Короче говоря, не бойся. Я угощу тебя яблоками, их ты сможешь есть, они вкусные. Приходи ко мне всегда, когда только захочешь.
- Куда к вам? То есть к тебе? Ты где живешь?
- Тут живу.
- Прямо в скверике?
- Я и есть Сквер.
- А, я думала это кличка. Я в фильме видела, что у плохих ребят бывают клички…
- Нет, я просто Сквер. Ты ради мамы осталась, я знаю. Но нельзя же все время только во дворе быть, ты ко мне тоже приходи.
- А почему мама меня не видит? - спросила я.
Сквер вздохнул.
- Так вот получается, что не видит.
- А почему ты меня видишь тогда, и ее, - я мотнула головой в сторону девочки из сирени.
- Зато меня самого никто не видит, - засмеялся он. - Из людей.
- А мы?
- Ну какие же вы люди!
- Дурак!
Потом, когда мы втроем долго сидели на лавочке под елью и говорили, я взяла 'дурака' обратно. Сквер и девочка из сирени объяснили мне, что да, они не люди. И я теперь тоже как они. Они объяснили мне, что качели меня убили - то есть, конечно, не убили по-настоящему, но мои родные думают, что меня больше нет. Что на самом деле надо было идти с Теткой, но вот теперь я осталась во дворе. Что такое бывает, что остаются.
- А вы тоже так, да? Остались?
- Нет, мы-то нет, - терпеливо объяснил Сквер. - Мы так и были. Но ты не бойся, ты научишься всему, что мы умеем…
- А как ты по деревьям так высоко лазишь? - встрепенулась я.
- Вот, и этому научу!
Я заплакала:
- Я хочу жить с мамой…
У мамы и папы через два года родился Сережа - мой брат. Я все время смотрела за ними. Когда мама ходила с животом, они с папой часто гуляли по скверику Сквера. Я сидела на дереве, а они мирно проходили подо мной, о чем-то тихо разговаривая. Я прыгала с самой высокой развилки (совсем не больно) и шла рядом, слушала, смотрела на их лица. У подъезда я их тоже караулила. И бабушку провожала в магазин. Потом мама и бабушка по очереди стали гулять с коляской. Я подходила к коляске и смотрела на Сережу, даже трогала его. Когда он стал побольше, то я увидела, как он мне улыбается. Он меня видел!
Дворик
Прямо посреди моего двора стоит тополь, а палисадники обсажены сиренью, белыми розами и боярышником. На детской площадке с ржавой горкой - высокая трава. Такой же двор рядом и у Рябины, только горка не такая ржавая и качели еще скрипят. А мой двор огорожен с одной стороны помойкой, где мусор вываливается из ящиков, а с другой выходит на котельную. Рано утром, до дворника, я иду собирать мусор. Не скрываясь. Если кто и бывает на улице в этот ранний час, то не обратит внимания на бомжа, похожего на тень, который, ворча и бормоча что-то себе под нос, наклоняется за очередной бутылкой. Все это я медленно отношу в помойные ящики, и когда люди идут на работу, меня уже не видно.
Качели в моем дворе висят на одном тросе, никто уже давно на них не качается. С горки тоже никто уже давно не катался - детей во дворе и нет. Иногда по ночам сюда приходят пить пиво, и тогда возле горки вся трава усыпана бутылками и окурками, пластиковыми стаканами. Еще к горке иногда приходят курить разные девушки. Одни кладут на траву большие доски в сумках - они называют это 'планшеты', усаживаются на ржавые ступени, а кто-то из них стоит перед подругами, размахивая сигаретой. Другие приходят без 'планшетов' и на ступени не садятся, стоят втроем около горки и разговаривают. Я не всегда слушаю их разговоры - там много имен и других слов, которых я не понимаю. Но один разговор я запомнил.
- …Обязательно лесу надо плеснуть водки, - говорила одна из трех подруг. - Тогда он выведет и даст грибов и ягод…
- Ну, это язычество, - сказала другая. - Еще и ленточки на березку вешать, ага!
- Язычество не язычество, так все делают, и правда - я на себе проверяла.
- Да ну, - вступила третья. - Это жертвоприношение духам.
Потом они что-то долго говорил о духах и о язычестве, в руках у них появилась бутылка пива из сумки.
- А прикольно, если этот дворик тоже живой, как лес у язычников.
- Дворик, да. Дворег, - смеялись они. - Наш курительный дворик.
- Если бы здесь был местный дух двора, - задумчиво сказала первая, осматриваясь вокруг и указывая на мой тополь, - он бы точно жил вот в этом тополе.
Остальные засмеялись.
- И мы будем приносить ему пиво, плескать и говорить: 'Здравствуй, Дворик!'
- Нет, не Дворик - а Дворег!
Так я стал Двориком. Или Дворегом.
Кстати, в тот раз они еще немного поговорили, и собрались уходить. Та, которая говорила про жертвоприношения духам, кинула пластиковый стакан в траву и засмеялась:
- Вот тебе от нас, Дворик.
А первая, которая узнала мой тополь, сказала:
- Не смешно.
- Что он, на меня дерево уронит? Или подножку подставит? - фыркнула та. - Яму мне на пути выроет?
- Или стаю собак нашлет… - третья кивнула на мирно лежащих в тени собаку со щенками.
Я бы мог. И дерево уронить, и железяку под ноги, и яму, и собак. Но не стал. Я пристально смотрел в глаза той, кто узнала мой тополь. Девушка в черном свитере, синих джинсах, с длинными темными волосами. Она не видела меня, конечно. Но стояла и смотрела на тополь, и уходя, сказала:
- До свидания, дворик.
С одной стороны, мне одиноко. Двор очень тихий, не проходной, только курильщики и распиватели пива навещают часто. С другой стороны, здесь спокойно. Стаи собак сменяют друг друга, я выращиваю их и лечу - ведь когда-то давно я знался с волками. Разница есть - как между теми из нас, кто живет в лесу, и нами - городскими. Нет, даже больше. Трусливые, зависимые, несчастные - загубленная человеком ветвь волчьего народа. Я иногда мечтаю, чтобы они вернулись к своему роду. Но все равно глубоко внутри собаки я чувствую прежнюю волчью душу, и показываю им картины и сны о волчьем беге под луной, о тенистых оврагах в лесу, о буреломах и весенних ручьях. Когда болела собака-мать, я лечил ее, а в сильные морозы согревал щенков, и убаюкивал их снами о волчьей стае. Обо всем этом - и о другом - я хотел бы рассказать девушке, которая назвала меня Двориком. И стал рассказывать.
В первый же раз, когда она снова пришла ко мне - вернее, во двор. Она шла с сумкой, в которой лежали пакеты молока. Села на горку и закурила. И тогда я подошел совсем близко и показал ей, как растут лопухи в лесном овраге, как течет по дну ручей. Девушка закрыла глаза и мысленно пошла по руслу ручья - оказалась в моей памяти. Она думала, что просто замечталась о чем-то и видит яркие образы.