- Да-да. Я их там и сушу. И храню там же - на холоде.
- А почему вы не садитесь? - спросила я.
Он осторожно сел на лавку по ту сторону кленового листа с яблочками.
- Вы в большом сером доме живете, - начал он. - Я знаю. У вас в доме в подвале живет такой… - бомж замолчал, подыскивая определение. - Я знаю, он дворнику помогает. Это мой друг. Поэтому я о вас знаю, что вы в том доме живете. Вы, если что, если помощь нужна - мало ли… досюда не сможете дойти. То вы к нему обращайтесь. Его зовут Репей.
Я знала этого человека - во дворе говорили, что у него незаконно, обманом купили квартиру, кинули его, и он остался без жилья, и теперь живет в подвале, начал пить. Один раз в мороз он спросил меня, когда я открывала дверь, можно ли погреться в подъезде. Я удивилась: что тут спрашивать? Конечно, можно. И еще недавно подходил ко мне, предлагал чем-то помочь. Наверно, ему нужна мелкая подработка, там, забить гвоздя или полку прибить, починить кран.
- Помощь? - медленно спросила я. - Он предлагал. Я обязательно… если что.
- Вы же отказались. А теперь, вижу, все равно все хорошо стало… - задумчиво сказал бомж.
- Не стало, - ответила я. - Просто у меня… отходняк, наверно. Я просто долго нервничала, была в напряжении, и, наверно, мозг включил защитную реакцию. Эйфорию. Завтра снова все вернется… - и поскольку мой собеседник молчал, видимо, не понимая, что вернется завтра, я объяснила. - Осознание, что все плохо.
- Эйфорию? Включил? - бомж покачал головой. - Это что?
- Ну, просто я расслабилась… как бы на время забыла… отвлеклась.
Он медленно повел головой слева направо: нет. Мне снова показалось, что это не средних лет седой дяденька, а подросток с темными волосами.
- Нет, вы не отвлеклись, а на самом деле стало хорошо. Я чувствую. Вы сделали такую вещь… которую надо было сделать.
- Откуда вы-то знаете?
Он нахмурился и вздохнул.
- Не могу сказать. Знаю, и все.
- Но я ничего не делала.
- Не может быть. Вы сделали. Я в таких вещах не ошибаюсь.
- Бред какой-то… и мы с вами, как два придурка, - вспылила я, и сразу же мне стало стыдно. - Извините. Простите, пожалуйста. Я просто… Маму похоронила. Ну вы же сами понимаете. Что можно сделать, когда близкий человек умер? Да ничего!
Он смотрел на меня - снова его глаза казались ярко-зелеными, и было ощущение, что он видит меня насквозь. Видит, что я сама не верю тому, что говорю.
- Ну, если умер, то да. И правда, что тут можно сделать… Разве что вот - тропу ему открыть, видно, так… - еле слышно пробормотал мой новый знакомый. Хотя какой знакомый, если даже имен друг друга мы не знаем. И, похоже, он не торопится называть свое или узнавать мое.
- Вы про реку? - спросила я. Если он говорит про тропы, то почему бы мне не сказать про реку. Если мы оба несем чепуху, то он начал первый. Но мой вопрос удивил его.
- Реку? - бомж мотнул лохматой головой. - Не знаю. Там есть река?
- Река… Там есть, - вдруг прорвало меня. - А еще над ней горят звезды… ночью. А днем, я знаю, над ней летят птицы. Я не видела реку днем. Но знаю, над ней пролегают воздушные пути птиц… Я несу чушь? Эти пути, пути воды, воздушные пути, они… пронизывают весь мир, - меня несло. - Это мне все снилось. Я уснула и видела сон.
Мой собеседник предостерегающе протянул руку.
- Не надо дальше. Это ваши тайны, - поспешно сказал мой собеседник. Мне показалось, он испугался или растерялся. - Это тайны проводников. Как тайные имена. Не знаю, можно ли… И хочу ли я их знать.
- Мы похожи на двух придурков, - снова резко сказала я, чувствуя, что бредовый разговор уносит нас обоих в неведомые дали. - Каких проводников еще? Давайте четко и ясно, без тайн мадридского двора.
Я посмотрела на него в упор. Мне надоело кружить в этом разговоре, как в старинном менуэте. Или мужик экстрасенс и что-то чувствует, или блефует, или я теряюсь в догадках, о чем вообще речь.
- Когда вы сказали, что я что-то 'сделала', вы имели в виду мой сон? Или то, что я поставила свечку? Или вы вообще говорили не об этом?
- Я про свечку ничего не знаю. И про сон, - бомж был тверд, как партизан на допросе. - Я не знаю, как вы это сделали. То есть не знаю, как именно. Знаю, что вы открыли тропу вашей матери в хорошее место. Вы проводник. Все, больше я ничего не знаю и знать не могу и не должен. И про эти пути знать мне не надо. Даже дорожники не до конца знают такие вещи.
- О Господи… - только и могла выдохнуть я. - И вы, конечно, мне ничего о себе не расскажете, - добавила я, помолчав.
'Не расскажу. Нельзя' - мне показалось, я прочитала его мысли. Но вслух он сказал совсем невпопад.
- Я ваш друг. Я вам не смог помочь тогда. Но если что, я помогу, чем могу… Если вдруг что - другу моему, Репью, только скажите. Ладно?
Я кивнула. Мне почему-то вспомнился Льюис, которого я много читала: 'Причин было много, одну я знаю, но не могу тебе сказать, а другую знаешь ты, и не можешь сказать мне'. Он не хочет знать про мою реку, вернее - про мой сон, и считает, что ему это знать нельзя. А мне точно также нельзя (считает он) знать про то, откуда все это знает он.
- А кто такие проводники, дорожники и все вот эти слова? Это тоже не обсуждается, или мне предлагается самой погуглить? - я все-таки, кажется, не смогла скрыть легкое огорчение в голосе. Не обиду, а какой-то облом, разочарование - мол, что за разговор, когда не говорят прямо и честно основного и важного?
- Я не знаю этого слова - погуглить, - мужичок, иногда кажущийся подростком, повторил слово, похоже, как попугай, запомнив на звук, - Дорожники - вы не знаете их. А проводники - те, кто умеют так делать, как вы. Открывать тропы. Вы проводник.
- Могильщик пролетариата, - усмехнулась я, но он, кажется, совсем не понял.
- Вы много говорите… Я не умею так много, - вздохнул он. - У меня путаются в разуме ваши слова, и они все не о том. Мне только надо было это вам сказать. Две вещи. Что вы проводник и что я ваш друг. И еще одну. Вы хорошая… - взгляд его ярко-зеленых глаз стал совсем теплым, как и голос. - Я всегда хотел вам помочь.
Как его зовут, он тоже не сказал. У меня осталось впечатление, что то ли он Женя, то ли Валентин - странно, оба имени одновременно и женские, и мужские. Вернее, что зовут его вообще не так, но каким-то из этих двух имен он вроде бы назвался. Это я вспоминала уже потом, и решила остановиться на Жене - ему все равно, имя-то не настоящее, типа 'Юстас-Алексу', а мне надо его как-то мысленно называть. Мы сидели еще долго, я уела все ранетки, а сама сходила в ближайший магазин и купила вина, два пластиковых стаканчика, плитку шоколада - и мы снова уже вдвоем выпили за хороший, добрый путь моей мамы по реке. Что-то мне подсказывало, что у Жени-Валентина денег нет, а угощение со стороны дамы могло выглядеть не очень приличным, но поминки были в любом случае правильным поводом: я их устраиваю. Поэтому мой вклад в пир на лавочке был естественным. Мы на брудершафт не пили, но после второго пластикового стакана перешли на ты.
Я все-таки пыталась допытаться.
- А почему я - проводник? - спрашивала я. - Как становятся проводниками? Почему я не знала этого раньше?
- Я мало знаю об этом. Я-то не проводник, - объяснял Женя. Я бы сказала, терпеливо объяснял. - Я знаю тропы только в одной части мира. Вот в этой, где мы, ты и я.
- В нашем городе? Ты это имеешь в виду?
- Да, и в нашем городе, и просто - в нашей части мира, - повторил он. - Когда люди уходят, как твоя мама, они уходят в другие части мира. Мы не знаем, что там.
- В другие миры? - уточнила я.
- Нет, нет, мир один. Части разные. Ну, вот как ветки на дереве. Дерево одно, а веток много… Или видела когда-нибудь, деревья из одного корня растут, стволы?
- А река, что же она? Течет в другом мире, да? То есть в другой части, на другой ветке?
- Река - она, наверно, через все части мира течет. А вот выход на нее знают проводники. И пути птиц, и пути воды - через все части, или 'все миры', как говоришь ты. И еще другие места есть. Одна знакомая… рассказывала. Для кого из уходящих - река, для кого - еще другие двери. Ты проводник, ты все это будешь знать.
- А как я это узнаю?
- Так же, как про реку…
- Но почему я стала такой?
- Не знаю. Может быть, у вас это в роду? Я мало знаю. Или, может, ты была проводником до того, как пришла.
- Пришла - к тебе, сюда? - спросила я, но уже чувствовала, что его слова имеют другой смысл, от которого мне стало не по себе, словно я была в комнате, а тут распахнулось окно, и ворвался пронзительный ветер.
- Пришла - ну, как люди приходят. Они же живут здесь, а потом уходят в другие части мира - по реке, или дверями… Но прежде они приходят откуда-то, ведь так?
- Прежде рождения? - я поежилась. - Лучше не знать, наверно… Даже думать как-то страшно.