Взмахом руки Фрэнсис отпустил монахов. Двое тут же торопливо покинули комнату, но Талюмус то и дело оглядывался на Фрэнсиса, словно его по-прежнему мучили какие-то сомнения.
Ушли наконец. Фрэнсис облегченно вздохнул. Выпавшее на его долю тяжкое испытание близилось к концу. Он верил, что выдержал его. Большинство купцов удовлетворены, но даже те, кто уходил с ворчанием, не смогут сказать отцу-настоятелю ни одного худого слова - Фрэнсис, безусловно, выигрывал в их глазах по сравнению с епископом Де'Уннеро. То же самое можно сказать и о простых людях. Проповеди в последнее время стали гораздо мягче, так же как и налоги.
Маркворт снабдил Фрэнсиса подробнейшими инструкциями, и тот неукоснительно следовал им. Все, что оставалось, - достойная встреча отца-настоятеля, настоящий праздник в честь его прибытия; по сравнению с тем, что уже сделано, это казалось Фрэнсису легкой задачей.
Этим вечером "Друг" был взбудоражен известиями о приближающемся визите отца-настоятеля и о той роли, которая отводилась в празднике простому народу. Подходили все новые и новые люди, и никто не спешил покидать трактир, обсуждая удивительные события последних недель. Пока в городе правил Де'Уннеро, все сходились на том, что долго он - и, следовательно, сама церковь - в Палмарисе не продержится. Но теперь…
Теперь люди не знали, что и думать.
Всеобщее возбуждение и смятение взволновали Пони; обслуживая столики, она внимательно прислушивалась ко всем разговорам. И вздрагивала каждый раз, когда кто-нибудь выступал в защиту Фрэнсиса, поскольку хорошо помнила этого человека по своему пребыванию в Санта-Мер-Абель. О да, она его не забыла! Смотритель называл Фрэнсиса лакеем Маркворта, и Элбрайн собственными глазами видел, как тот избивал закованного в кандалы кентавра.
И вот теперь этот человек здесь, улыбается, раздает золото - временный епископ, быстро ставший героем измученных жителей Палмариса. Де'Уннеро выступил в роли тирана, показал всем, какой мощью обладает церковь. Фрэнсис умело сыграл на этом, продемонстрировав милосердную сторону церкви. Чем жарче разгорались споры, тем очевиднее становилось, что расположение к Фрэнсису берет верх; более того, в душах людей проснулась надежда в связи с предстоящим визитом отца-настоятеля.
- Сейчас, когда война закончилась, может, это и хорошо, если церковь укажет нам путь, - сказал кто-то.
Тут же последовали тосты в честь церкви Абеля, нового епископа - хорошо бы он остался тут, даже когда Де'Уннеро вернется! - и отца-настоятеля. Кому, как не ему, прислушаться к мольбам простых людей?
Пони не стала дослушивать все тосты, вышла на улицу, в ночь, где властвовал холодный северный ветер. Несколько раз глубоко вздохнув, она немного успокоилась и обошла здание трактира, собираясь подняться на крышу, в свое излюбленное потайное местечко.
- Может, в твоем состоянии не стоит туда лазить? - послышался за спиной голос Белстера.
- Как ты мог оставить Дейнси одну, когда там столько народу? - проворчала Пони.
По правде говоря, она понимала справедливость его замечания. Теперь живот у нее был уже очень большой, а ребенок без конца брыкался и ворочался.
- Мэллори ей поможет, - отмахнулся Белстер. - И Прим О'Брайен тоже там. К тому же большинство клиентов уже прилично набрались и вряд ли станут пить еще.
- Стыдно слушать, какие глупости они говорят, - сказала Пони.
Белстер вздохнул.
- Ты сердишься на них, девочка.
Пони удивленно взглянула на него. Да, сердится; неужели он полагает, что несправедливо?
- Даже ты, так глубоко ненавидящая церковь, признаешь, что новый епископ лучше прежнего, - продолжал Белстер. - По мнению многих, это очень веский довод. - Пони покачала головой. - У тебя есть основания думать иначе. - Белстер подошел к ней и успокаивающе обхватил за плечи. - Никто не отрицает этого. Но люди склонны не оглядываться назад, а смотреть вперед, надеясь на лучшее. Им так мало надо! Возможность спокойно работать и спокойно развлекаться - вот и все, чего они ждут от правителей.
- И церковь как раз такой правитель? - недоверчиво спросила Пони. - Епископ Фрэнсис? - Белстер пожал плечами, и она с трудом удержалась, чтобы не стукнуть его. - Что, тоже собираешься вместе со всеми приветствовать отца-настоятеля в день его приезда?
- Раз приказано, значит, нужно исполнять, - ответил он. - Может, от этого отец-настоятель станет чуть-чуть счастливее и сделает нашу жизнь чуть-чуть легче. Не такая уж дорогая цена…
- Притворщик! - Пони оттолкнула Белстера и по его глазам поняла, как больно ему слышать такое оскорбление. Но это не заставило ее остановиться. - Ты не хуже меня знаешь, кто они такие на самом деле! Знаешь, что они творят!
- Знаю, друг мой, - угрюмо ответил Белстер. - Знаю. И не возлагаю на этих людей никаких дурацких надежд - ни на нового епископа, ни на отца-настоятеля. Но если им будет выгодно сделать для жителей Палмариса что-то полезное, они могут это сделать. На что еще надеяться простому человеку?
Ярость Пони сменилась искренним недоумением.
- Ты имеешь в виду вражду между церковью и государством? Думаешь, отец-настоятель попытается использовать город в своей игре против короля?
- Может, на самом деле никакой особой вражды и нет, - ответил Белстер. - По словам моих знакомых торговцев, обеим сторонам выгодно, чтобы в Палмарисе воцарилось спокойствие, хотя, как мне кажется, церковь попытается оставить город за собой.
- Недаром ради этого она пошла на убийство аббата Добриниона и барона Бильдборо, - напомнила Пони.
- Ты что, собираешься помешать им? - недоверчиво спросил он. - Мы уже не раз обсуждали этот вопрос в последнее время и пришли к выводу, что не тебе тягаться с ними. Не стоит и пробовать, девочка. Так будет лучше для всех - для Палмариса, для тебя самой и больше всего для маленького, которого ты носишь.
Рука Пони скользнула к животу. Вот такой он, Белстер; любой намек на возможные активные действия приводил к тому, что он напоминал ей о ребенке.
Она немного успокоилась, как всегда, когда ощущала жизнь внутри себя. Белстер не трус, просто прагматик. Он неплохо устроился тут, в городе. Как и большинство других жителей Палмариса, он предпочитает не обременять себя мыслями о бесчинствах правителей - по крайней мере до тех пор, пока они если не помогают, то хотя бы не мешают ему жить.
Умом Пони понимала эту точку зрения и старалась никого не осуждать. Но такая позиция не годилась для нее. Нет, нет и нет. Фрэнсис избивал Смотрителя; отец-настоятель в ответе за смерть ее приемных родителей и брата. Пони не могла ни простить, ни забыть. Вот почему ей было так больно слушать всю эту болтовню в "Друге"; ведь она считала собравшихся там людей друзьями. Но какой смысл спорить с Белстером сейчас, поздно вечером, стоя в проулке под порывами холодного северного ветра?
- Иди помоги Дейнси, - сказала она ему. - Я хочу побыть одна. - Белстер открыл было рот, чтобы ответить, но она не дала ему сказать ни слова. - Я обдумаю твои слова. Может, в конце концов удастся обойтись и без войны.
Вряд ли от такой упрямой особы, как Пони, можно было добиться большей уступки. Белстер крепко обнял ее - и она ответила ему тем же - и ушел в трактир, бросив на ходу:
- Только не вздумай со своим животом лезть на крышу!
Пони лишь улыбнулась в ответ, и отчасти успокоившийся Белстер вернулся к своим обязанностям.
Как только он ушел, Пони с помощью малахита без проблем взлетела на крышу и уселась в своем потайном местечке, прислонившись к окну мансарды. Она действительно была настроена обдумать сказанное Белстером и сделала это, но ее настроение нисколько не изменилось. Каждый раз, когда она пыталась уговорить себя, что, возможно, для Палмариса лучше забыть о прошлом, что о новых правителях нужно судить по тому, как они действуют сейчас, в памяти всплывали образы Грейвиса и Петтибвы, дорогих, ни в чем не повинных Грейвиса и Петтибвы. Нет, новый епископ не лучше прежнего, понимала она, а отец-настоятель, уж точно, как был, так и остался чрезвычайно опасным злодеем.
Они не сделали ничего, чтобы наладить жизнь в Палмарисе, если сравнивать нынешнее состояние города с тем, каким оно было до гибели Бильдборо и аббата Добриниона. И тем не менее люди будто позабыли об этом! Вся болтовня в "Друге" сводилась к тому, что новый епископ лучше прежнего, что денежные поборы церкви уменьшились, а проповеди звучат не так устрашающе. И этого, к сожалению, им вполне хватало!
В отличие от них Пони ясно видела истину, а также то, что скрывалось за ней, - настоящая ситуация возникла не сама собой, а была тщательно спланирована и организована.
Внушительных размеров караван прокладывал путь к берегам Мазур-Делавала. Он состоял из двадцати фургонов с сильными, хорошо вооруженными монахами. Чтобы пересечь залив, отец-настоятель намеревался прибегнуть к помощи янтаря. Однако, увидев поджидающие его великолепно украшенные паромы и суда, отец Маркворт приказал монахам убрать янтарь.
На водах залива покачивались более двадцати кораблей, у причала были привязаны несколько барж, которые должны были перевезти фургоны. На одной из них стояла новенькая карета для отца-настоятеля, удивительно искусно сделанная, позолоченная, запряженная в четверку вычищенных до блеска белых коней, нетерпеливо бьющих копытами. Правил ими кучер, роскошно одетый в цвета личной охраны бароны Бильдборо.
Как только флотилия тронулась в путь, на всех кораблях приветственно запели трубы. С пристани Палмариса им ответили призывные звуки рогов.