- Вот и правильно! - смягчилась Манька, понимая, что на этот раз Дьявол говорил как есть. - И не надо придумывать, как подманить меня на эту трудность, дожить надо сначала, - она засмотрелась на свою внутренность, которую будто фонариком подсветили. Нащупать ничего не получалось, пространственные объекты набились во внутренность туго, как в мешок. И боли никакой не было, чтобы понять, кто и с чем, разве что голова тяжелая и не свободно. - Господи, откуда столько дерьма? - удивилась она. - Злоба у меня какая-то на тебя и на Борзеевича, хотя злом никогда не смогла бы подумать о вас, - пожаловалась Манька, недоумевая. - И вспоминаю, сколько пережили, и сколько обрела с вами, но неприятие какое-то, будто подменили меня… Ты ведь об этом хотел поговорить? Правда, ты мне больше, чем Друг, наверное, вижу в тебе Бога, которым нечисть никогда не назовет, а Борзеевич - как родители, которых не знала. Но внутри меня соль, глазами вижу, а не идет на меня. Я так мучаюсь, такая я сама себе могу рожу скорчить!
- Мыться надо каждый день, рука руку моет. А представь, что думает твоя душа, когда ты меняешь его представления. Славное настроение, не правда ли? Ты давно ли зрением проверялась?
Манька сразу поняла, о каком зрении говорил Дьявол. Нет, не проверялась, забыла, если бы не напомнил! Обычно она смотрела или глазами, или внутренним оком, а о затылочном зрении, которым смотрели за спину, редко вспоминала, оно не предназначалось рассматривать себя. Черт, который обработал ее голову, примерно так же укатил разумность, заставив забыть не только о Дьяволе, но и о самой себе. Если бы не Дьявол, которому увидеть своими девятью зрениями его ничего не стоило, сидела бы она в избе в пещере. Но тогда с головой укатилось и железо, а теперь вроде все было на месте, и муть она видела…
- Но мы же…
- Черта залепить несложная задача, - подтвердил Дьявол ее опасения. - Они везде шныряют. Не забыла ли, Благодетельница наша - Бабы Яги дочка! Настоящего обрезать, ей, конечно, вряд ли удалось бы, все же черти обедню ей не служат, но нечто подобное и вампиры сотворить умеют. Ты же видела, как в Аду черт раздевал тебя, вытаскивая одежду сначала на себя, а потом одевая тебя. А как бы смог, если бы впору она ему не пришлась? Очень вампиры любят заплечную суму собрать в дорогу со всякой бедой или добром. И мнится человеку, что золото у него уже в кармане, или приволочет с собою падаль, чтобы отпугивать людей мертвяком. Человек свою суму видит, да зуб неймет. Но в горе ли, в радости, обыкновенно чувствует ее. А люди видят. Немногие согласятся вести расчеты с мертвой головой. А бывает так, что в суму существо положат, или себя, и становится такой фантом, как черт… А если родитель на той стороне - горе человеку, каждое слово Благодетеля в душу падает и от души выходит.
- Управляя моей головой? - догадалась Манька.
Дьявол утвердительно кивнул.
- Вот ты видела себя в Аду… Обнаружила больную, вынула. Вроде бы другая, а все та же - и даже не та, а хуже. Получается, болезнь-то не прошла, а обострилась. Но представь, что ты вампира несешь, который малюет твой портрет… Если раньше, до Ада, была червячная защита, ниже которой не упасть, и червяк, который часть обращений принимал на себя, то теперь все слова обращены на тебя. Гордый, уверенный, независимый, всегда во всем правый вампир жужжит двадцать четыре часа в сутки, обращаясь к тебе с презрением и ненавистью, обвиняя и обличая. Но, как известно, если собаку обзывать свиньей, она рано или поздно обнаружит свинские наклонности. Такой же черт, но этот черт, когда вампир будет падать, поймает его и понесет на руках, а тебя гнет к земле. Есть два варианта: слушать его, или стать им. Стать им - заведомо упасть интеллектом на один с ним уровень. Не удивительно, что ты о нас с Борзеевичем не помнишь и цветы для тебя по-другому пахнут. Ментал не только генетику на себе несет, он отвечает за все сенсоры и фиксирует пространство, как видеокамера. Земля вампира, как сервер, запоминает информацию, считывая с твоей земли. Земля помнит землю. А если и та и другая истыкана иглами, искорежена, забита пространственными объектами? И, пожалуйста, памяти нет, человек себя не помнит, до интеллекта ли ему? Хуже, когда чья-то земля становится как земля ближнего.
- Или кота! - сдурела Манька. - Животные тоже земля? Я же нахожу собак или других животных, которых убивали… А могли не убивать… Эмоций в объектах не бывает, только состояние… Получается, черт - подпространственный объект?
- Черт - мифическое существо, преимущественно мука Ада, а в Раю - умнейшее социальное расслабление, - ответил Дьявол. - Черт из Вечности - это черта, начертание, чертеж, чертог, моя мысль, обращенная в землю. Но не как слово, а как идея, как законченный образ. Я могу спорить с этой идеей, огласить приговором, задвинуть или воплотить в любое время, в какой-то степени - это голос земли и весь опыт, который она имеет, и который только черти могут понять и поднять. Страшно подумать, сколько времени я существую. Не будь чертей, я бы половины не упомнил, о чем передумал за это время. Поэтому в полной мере чертей можно назвать моим информационным банком, кладезем мудрости, хранилищем моих мыслей, которые земля не видела, но понимает. Черти не подчиняются красной глине - она, хоть и имеет свое "Я", именно земля, а черт выше материальности. Черт, которого лепит вампир - мудрое начало убогой сущности вампира, но он тоже не имеет земли и выше ее, занимая и забивая собой пространство. Это совершенно объективный объект, приставленный к сознанию. Скажем так: там, где Бог ступил на землю и прочирикал свое имя, попирая Закон, возмущенная Твердь навешивает на то место ярлык. Это знамение всякому. Естественно, такой ярлык применим только к человеку. А поскольку человек - два в одном, то ярлык самым скверным образом приклеивается и на душу. Получается некое подобие черта, которое крутится над пространством человека, в виде опоясания. У опоясания есть лицевая сторона, а есть изнаночная. Изнаночная - пустая оболочка, лицевая - содержание преступления перед землей. Подпространственные объекты - сума, а откуда они берутся, само слово отражает суть - с ума человека.
Подошел Борзеевич и сразу заинтересовался разговором. Он бросил наземь нанизанных на веревочку окуней, мелкую разную рыбешку на уху и кочаны свежих розеток мясистой травы, похожую на капусту, но различную по вкусу.
- Сдается мне, Маня, у тебя давно такой мешок собран, - он шел в пещеру и, услышав разговор, остановился с заинтересованным видом. - Они много чего туда кладут, чтобы любому было ясно, что ума у тебя нет, раз такой хлам подбираешь, от которого любой нос воротит. Падаль всякую, навоз, мочу, кровище, или гробик на хребет положат. Придешь ты делом, а нечем тебе, скажет человек, дело делать! И сама ты понимаешь, нет у тебя ничего такого, чтобы человеку предложить. А себе складывают… - последние слова Борзеевич проговорил уже из пещеры, но тут же появился с котелком, солью, и ножом, и принялся чистить рыбу, осаливая со всех сторон. Да так ловко, что Манька залюбовалась. - И в игольное ушко канат можно вдеть, и верблюда провести - это смотря, какая игла, и какой верблюд. Сума вампира у тебя на небе, и ржа ее не подтачивает, и моль не подъедает, светит она как путеводная звезда - всю землю пройди пять раз из конца в конец, а сокровищ сумы на земле не найдешь. А люди на нее ловятся, точно так же, как ты.
- И что, получается на небе вампира моча, навоз и блевотина? - засмеялась Манька.
- Они за твоей сумой не бегут, они от нее бегут всю жизнь, - отрезвил ее Дьявол. - Вампир для тебя и человека знамение богатства, а ты - знамение бедности! Вампир не только от сумы твоей бежит, он от тебя бежит. Постарайся понять: сама сума - поясок, который обращен содержанием в землю, которую убивали. Ты без ума сидела на убитом вампире и раздавала выше перечисленное: навоз, мочу, блевотину, хвори и проклятия. А вампир свою суму с умом раздаривал, и содержание ее было другим: деньги, дорогие украшения, квартиры, машины, здоровье и благословение, последнюю рубаху…
- Неужели все это ради денег? А зачем, если ими насладиться нельзя?
- Ну почему… Ты же думаешь о многом, и однажды понимаешь: нет у тебя ничего - и сразу кровь. А вампир думает о нищете своей, и однажды понимает: все есть - и сразу радость. А понимаете вы, как только вокруг себя посмотрели. Нашла ты копейку - у тебя большая радость, он потерял копейку - у него огромное горе. Сума одно, а жизнь противоположное.
- Глупость какая! Неужели надо убивать себя, чтобы всю жизнь чувствовать себя нищим и видеть богатым?
- Глупость не глупость, а чужой Бог именно так и думает, когда собирается светить на все времена, - мудро заметил Борзеевич. - Была такая история: как-то раз богатый человек встретил Спасителя. И земля у него была, и счастье у него было. Но захотелось ему жизни вечной, как у того вампира. И спросил он: могу я таким же стать? И сказал вампир: нет! Сначала откажись от всего, что у тебя есть и полюби меня, потом станешь как я, ибо невозможно вампиру быть вампиром, если у него хоть что-то есть свое, потому что я - как Бог, у которого нет земли, нет имущества, только чужое!
Но! Любому человеку в голову не приходит судить Спасителя, который ворует осленка у хозяина на глазах, и чистоплюи ему отвечают: "Господу надо!", как человек осудил бы человека. С одной стороны, бессовестной идеологией один вампир объясняет другому, как мертв, и как глуп человек, не имея Бога перед глазами. Ешь его, пей, ограбь - если Бог, все позволено, все простят.
Я не знаю, о каком Боге Спаситель говорил, - скорее всего, в его представление Бог - Отец был такой же, как Он Сам. И поклонялся Он вампиру, который снял с Него одну одежду и заменил другой.