- А как нам расценить агрессию твою? Вот если бы ты на медведя с рогатиной, ну, или на оленя с чем-нибудь, мы бы поняли: проснулся первобытный инстинкт, охотник заговорил, ну, или браконьер - кто бы назвал тебя шизофреником? А так - мыши! Мышей-то как объяснишь?
Дьявол расстроился. Манька проглотила комок, соображая в уме, сколько запущенная ее болезнь проглотила от Дьявольских объяснений, ибо сама мысль была ею безнадежно упущена. Но главное она все же поняла: расстроенная психика обрела самостоятельность.
- Как правило, - продолжил Дьявол профессорским тоном, мельтеша перед глазами взад-вперед, - такие защитные действия, как примитивное отрицание, проекция, изоляция и расщепление, являются характерными для шизофренических индивидов попытками сохранить внутренний контроль и поддерживающие социальные отношения, чтобы избежать психотического регресса в ситуациях стресса.
Манька поняла: "отрицание… попытка… сохранить… контроль… чтобы избежать регресса…" Это значило только одно, шизофрения не лечилась, и как бы она себя не вела, ей нельзя верить! А все остальное было ею выдумано, даже свое здоровое состояние.
- Как правило, психоаналитики - Дьявол поднял к верху палец, обращая на свои слова особое внимание, - объясняют шизофрению особенностями раннего развития в семьях, где родители страдают выпаженными психопатологическими расстройствами, - Дьявол остановился и прямо в глаза спросил: - Твои родители были больными людьми? Свою роль играют как генетические факторы, так и факторы внешней среды.
- Наверное… - Манька не нашлась чем возразить, задумавшись. - Здоровые родители детей в болото не бросают… Были. Это как-то лечится?
- Большинство аналитиков считает, что больным шизофренией приносит пользу психотерапия, основанная на психоаналитических принципах, но вместе с тем включающая в себя элементы поддержки и ограничения регрессии, которой можно ожидать от собственно психоанализа. Такая психотерапия обычно проводится в сочетании с психофармакологическим лечением, - Дьявол остановился напротив нее. - О, Маня, о шизофрении я могу говорить бесконечно долго! Ни один умный человек не обходит ее стороной, или когда сталкивается с признаками нестандартного поведения соседа, или когда у него кошелек позволяет искать у себя обозначенные признаки… Естественно, находится много желающих…
Манька, наконец, сообразила, что Дьявол шизофрению болезнью не считает. Но он много чего не считал достойным внимания. Но ведь, кошкин хвост, мыши-то ей покоя не давали! И сенсорное восприятия запаха стало каким-то другим!
Дьявол приблизился и заглянул ей в рот, потрогал лоб.
- Больная, не могли бы вы поподробнее описать сопутствующие вашему заболеванию симптомы? - как-то уж слишком елейно и вкрадчиво добавил он, пощупав ее карман. - Да, - и когда будете выводить мочу, обязательно рассмотрите ее на цвет и попробуйте на вкус! Или нет, отдайте моему ассистенту, - сказал он, недвусмысленно намекая на Борзеевича, который топтался рядом, слушая с исключительным вниманием.
Борзеевич сразу же отошел в сторону, всем видом показывая, что во врачи не напрашивается.
- Мочу пить отказываюсь! - сказал он, решительно воспротивившись.
Манька поняла, что Дьявол опять над нею издевается. Борзеевич оставался нейтральным, поэтому обиделась она только на одного. Но ничего смешного в своем состоянии не видела. Во-первых, тоска нахлынула внезапно, и никуда от нее не деться - если только помечтать. Но в том-то и дело, что мечты имели неправильную ориентацию: ведь знала, что вампиры и кровь пьют, и родителей лишили, и саму убить мечтают - а поделать с собой ничего не могла. В мечтах выходило, что белые они и пушистые, как заячьи хвостики - умные, благодетельные, мужественно-красивые…
- Маня, не томи, говори уже, вышел ум из-за разума? - закричал Борзеевич из своего места, не рискуя подойти ближе, чтобы не нарваться на Дьявола и его потребительское отношение.
- Нет! Сказала же! - отрезала Манька. - И нюх у меня - чужой! Не могут все цветы так дурно вонять! - у Маньки выступили слезы. - И вот еще, я же видела, что вампиры делают с людьми, сама мозги с пола отскребала, а так хочется, чтобы полюбил меня вампир… Ну хоть какой-нибудь… Красивый такой, сильный, не кровожадный… Где ум-то?! Не больная я, Борзеевич?! Правильно Дьявол говорит! А подснежники? Помнишь, когда мы с Вершины Мира съехали, меня стошнило… Ты еще сказал, что это от скорости? Не от скорости - я цветок понюхала, сиреневый такой, он из снега торчал… Я всегда весну и лето ждала, летом хворост только на еду собирала, а зимой… Домишко у меня дырявое насквозь, быстро выдувает, а как весна, то сразу тепло. И я как подснежники вижу, сразу понимаю, кончились мои мучения, а теперь и понюхать страшно!
Манька нагнулась и сорвала еще один цветок, торчавший из-под оплывшего просевшего сугроба, залюбовавшись сиреневой голубизной горных подснежников, которые росли по краю ледника одиннадцатой горы. Теперь на вершину они поднимались так быстро, как не умели даже горные козлы, а спускались еще быстрее. И на каждом таком подъеме и спуске у них были и зима, и весна и лето. Спускаться с вершины начали еще вечером, но на одном из спусков Борзеевич потерял прямолинейный камень-кристалл. Остановились, чтобы отыскать с утра, в темноте найти прозрачный кристалл не представлялось возможным. Отсюда широкая заповедная долина у подножия просматривалась как на ладони. До лагеря оставалось километров двенадцать - минут пятьдесят быстрой ходьбы или двадцать минут легкого бега. Утро только начиналось, но видимо, неприятности вечером не закончились, оставляя себя ей на утро.
Дьявол и Борзеевич переглянулись. Борзеевич - с тревогой и любопытством, Дьявол - довольный, как кот, обожравшийся сметаной.
- А вы мне сказать не можете: буду я здоровая, или нет?! - выпалила Манька, чувствуя, что еще минута, и она заревет.
- Шизофрения, Маня, бывает разная, - вздохнул Дьявол, успокаивая ее поглаживанием по спине, как ребенка. Она стряхнула его руку, дернув плечом. Не любила, когда ее жалели, а Дьявол именно жалел… Но Дьявол как будто не заметил, подвел ее к камню и усадил рядом с собой. - Бывает добрая, бывает нехорошая. Добрую шизофрению у себя все видят, или люди ее видят, а нехорошую никто не замечает, ею хвалятся. Добрая шизофрения - обычно пристает к человеку, нехорошая - дружит с вампиром, хвалит его, доставляет ему массу радостей. Добрая - когда ты, Манька, видишь и понимаешь, что люди добра тебе не желают, когда не могут пожелать, а нехорошая - глаза застит, и людям все недоброе становится добрым, а доброе недобрым. При доброй шизофрении люди рано или поздно вырабатывают иммунитет…
- Это как сказать! - возразил Борзеевич, подходя ближе и усаживаясь позади. - Привыкают просто жить среди зла. Порой сами становятся злыми, но это если добрая шизофрения им одновременно голову не сносит… Если у человека сразу две шизофрении - больной, чемодан, больничка…
- Так вот, Маня, - подытожил Дьявол, - добрая шизофрения - прозывается между вампирами "Проклятие". Идет она к проклятому изнутри, и из среды народа, а недобрую - называют они "Зов". И будет такой Зов неотступно звать, где бы ты ни была, убивая любую мечту и радость. И кто бы ни позвал, белее снега. А если ты не кандидат, которого они ищут, чтобы сделать вампиром - ты уже ни к чему не годна, разве выбросить тебя вон, как смоковницу, не способную принести доброго плода. Вот был бы в тебе такой Зов, разве бы ты не угодила к вампирам раньше, чем мы с тобой встретились? И разве не посмеялись бы над тобой вампиры? Разве бы не тыкнули в твою сторону пальцем?
- Да был, наверное, - задумалась Манька. - Я так… мечтала уже… То есть, слышала, только не знала что слышу, а сейчас знаю, научилась… Но я тогда не знала, что это болезнь. И не о вампире же мечтала! Человеку хотела нужной стать… Мечтала, чтобы обязательно нашел меня интересной. Конечно, хуже только было, глупость получалась, - она безнадежно махнула рукой. - Так всегда, как полюбишь, так от тебя, а если стервой - есть какая-то надежда… Но стервой не могу… Неприятно, и человека не чувствуешь, смотришь на него как будто со стороны… Так что я привыкла мечту при себе держать, - Манька повеселела. - А потом, когда в железо оделась, сразу поняла - денег ни от кого не дождусь… - она сделала удивленные глаза, осуждая самою себя. - Я хоть и не могу на вампиров как следует разозлиться, но до любви дело не доходило, а тут… люблю и все! И хоть бы знать кого!
- Не сразу! - обласкал ее Дьявол взглядом. - Мы, Маня, в грязи мало времени валялись? Могла бы суровой стать еще четыре месяца назад, если бы сразу по берегу реки пошла, не бегая за обозами…
- А зачем вампирам меня звать? - искренне удивилась она.
- Ну, как зачем?! - рассудил Борзеевич. - Чтобы не искать! Чего им время на нас тратить? Не будь мы в горах, устояла бы? А тут далеко не уйдешь, или камнями завалит, или снегом… или звери слопают - вон их тут сколько! Сочувствую, - Борзеевич шмыгнул носом, скрывая ехидную насмешку, - люди так радуются ей и так плачут, когда она уходит!