- Многие водоплавающие не улетают никуда, озеро не замерзает и рыбы много, - сказал Дьявол, заметив, как Борзеевич рассматривает толстого ленивого гуся, имеющего красный гребень и грудь. - Это, Борзеевич, человеку уже не увидеть, таких в мире нет. Посмотрел и забудь, не разевай роток на чужую собственность! Манька, ты так и не загадала желание! - напомнил он, углубляясь в изучение структуры ложного опенка, который она ему вернула недоеденным.
Борзеевич оставил гуся, стянул ботинки, развернул портянки и проверил состояние своих ног.
- Ни единой потертости! - удивился он, разглядывая портянки, поднеся их к носу. - И не пахнут, чистые!
- Сносу им не будет! - заверил Дьявол, откладывая опенок и принимаясь за разрез в своем плаще. Место выреза срослось, но срослось неровно. Дьявол сделал надрез и обрезал лишнее, сметав место разреза ниткой.
- Что-то в голову ничего не приходит, - пожаловалась Манька, подсаживаясь ближе. - Давай помогу!
- Нет, Маня, этот плащ мне зашивать. Не суметь тебе! Это такой плащ, который волочиться за мной повсюду. И если скажу ему: стоять, будет вечно стоять, пока не заберу.
- И взять никто не сможет? - удивилась Манька, вспоминая, как уютно ей под ним спалось. - Да ну! - не поверила она.
- А ты попробуй, - предложил Дьявол, усмехнувшись и защипнув краешек плаща в руке. - О, ты еще не представляешь, что такое укусить не в землю, а в сознание…
Манька поднесла руку, но не успела она дотронуться, как плащ набросился на нее, мгновенно объедая плоть на глазах.
Манька взвыла, отскочила, с ужасом уставившись на пораженный участок кожи и объеденные пальцы, которые болтались костяшками на неизвестно чем. Слезы текли по ее лицу - боль была такой сильной, и пораженная кожа чернела так быстро, захватывая новые участки, что она не сомневалась, что кроме обеда материя плаща впрыснула в нее яду. Вся боль, о которой она знала, не стала бы и сотой долей того, которая волнами врывалась в ее сознание.
- Я сам! - сказал Дьявол, зажимая запястье, чтобы остановить распространение заражения. Манька вдруг поняла, что не чувствует ничего, кроме боли, как будто у нее не было тела.
Борзеевич, заметив необычное свойство плаща, вскочил с круглыми от ужаса глазами, далеко отбрасывая портянки, которые повисли на ветке дерева и, поддавшись общей панике, перегрызли ее, упали и поползли к Борзеевичу.
Борзеевич, петляя, бросился наутек за спину Дьявола и умирающей Маньки. Дьявол паники не ожидал…
- Борзеевич, не борзей, подбери, а то обидишь! - строго сказал он. - Так и мир миру недолго скормить… Я же сказал, подбери, черт ты этакий, они чувствуют твой страх!
Дьявол поднял Борзеевича за шиворот из-за себя и бросил в сторону портянок, которые уже подползали, пробуя на зуб все, что им попадалось. И как только Борзеевич оказался рядом, они набросились на него, обмотавшись вокруг ноги, и тут же успокоились, согревая его светлыми чувствами, отчего по лицу его потекли слезы, так приятно их было носить, и так страшно он был ими напуган, в основном Манькиным криком.
- Успокойся! - устало приказал Дьявол, махнув рукой Борзеевичу. - Тебя же защищали! Знамение тебе, что только ты поладил бы с ними!
- А что мне делать-то, чтобы не кусались? - прохрипел Борзеевич осипшим голосом.
- Погладь их, они это любят! - сказал Дьявол сердито. - Тут такая больная Манька, а ты о себе только думаешь! Будь добр, принеси живой воды! Всего делов-то было пальцы отреставрировать, а теперь всю руку придется лепить из пустого места!
Борзеевич встал на цыпочки - осторожно ступая по земле, побежал к бутыли, которая стояла у костра.
- Быстрее!!! - заорал на него Дьявол, сверкнув глазом.
Борзеевич, заметив свет в глазах у Дьявола, припустил бегом, неся бутыль на вытянутых руках.
- И ты не кричи! - устав от воплей и крика, устало сказал Дьявол, положив вторую руку на ее лоб, отчего боль утихла, или ей только показалось, потому как увидела она себя со стороны.
Как в Аду, когда вдруг потеряла связь с матерью.
И видела она, как повалилась наземь, придерживаемая Дьяволом, как Борзеевич поит ее живой водой, как Дьявол что-то сказал своему плащу и тот поехал в сторону Маньки, снова присасываясь и выплевывая мясцо, которым обрастали ее пальцы, вытягивая обратно боль и гадость, которую сам же и впрыснул. Рука ее поначалу заболела, потом стала розоветь, потом исчезли все симптомы…
И тут Манька оказалась сама в себе.
- Ну вот! Как новые! - сказал Дьявол, проверяя состояние ее руки. - Пальцы болят?
- Нет, вроде бы, - ответила Манька, пошевелив рукой. - Что это было-то?
- Это плащ у меня такой. Он тоже между Раем и Адом проткнутый и проверенный. Коричневая чума на все, что мне не хочется видеть. Образчик параллельности и воспитан до ужаса, - гордо произнес он, накрываясь плащом с необыкновенной к нему любовью. - Мы с ним Край земли и Начало. Вреден, знаю, но вредностью от меня заразился. Пока на мне, мне мог бы грозить только полный идиот.
- Ну, вообще-то, и без него не особо отваживались бы! - порадовалась Манька за Дьявола, покосившись на мирно лежавший рядом плащ. Значит, для устрашения у него был не только Ад…
- Так ты, Маня, желание еще не загадала, помнишь ли? - напомнил ей Дьявол в который раз, закончив с плащом, на котором даже шва не осталось, и принимаясь обратно за отложенного опенка.
Борзеевич, убедившись, что материя плаща способна не только искалечить, но и вернуть в первоначальный вид, успокоился совсем, радуясь, что и у него есть такие проткнутые параллельные кусочки материи.
- Манька, - подсказал Борзеевич, - проси себе такой же! Смотри, какие у меня портянки! Гадом буду, если мне насолить! - он с уважением и трепетом посмотрел на свои ноги. - Бог сказал - Бог сделал! Лови его на слове!
- А можно? - искренне обрадовалась Манька, представляя, как закусывает такой плащ вампирами.
- Ну, это ты загадала! - с озабоченностью задумался Дьявол. - Нет, Маня, пока вампир судиться с тобой, нельзя. Съест он тебя, если вампир переизбран будет. Но желание твое принял. Есть такой. Будет, когда сможешь носить его.
- Значит, никогда? - расстроено спросила Манька, понимая, что желание пропало.
Лезть снова в горы ради одного желания ой как не хотелось. С этой стороны гора была круче. Пропасть на пропасти, крутизна, а с той стороны уже готовые ступеньки. Одно дело спуститься вниз на том же Дьявольском плаще, как на парашюте, второе подняться вверх. Надежно укрыта была Вершина Мира и к ней лучше с той стороны, через восемь гор. Борзеевич виновато смотрел на Маньку, краснел и пыхтел - он тоже сообразил, что совет был не самый удачный.
- Не торопи, да неторопыгой будешь! - отрезал Дьявол. - Поспешить, говорят, людей насмешить.
Борзеевич опустил сочувствующий взгляд, вздохнул, развел руками. Молча, пока Дьявол смотрел в другую сторону.
- А можно, я себе лоскуток возьму? - попросила Манька, заметив оставленный Дьяволом обрезок плаща.
Дьявол, похоже, про него забыл. Или думал, что лоскут куда-нибудь исчез сам собой. Но тот лежал и исчез бы, если бы хозяин плаща подумал о нем.
- Этот?.. Занимаюсь вами, - в сердцах вскрикнул Дьявол, - Ладно, - милостиво разрешил он. - Он твой - но временно. Тебя он не будет в лицо бить ногами, но и врагу морду тоже не набьет, но если что, предупредит об опасности - черное станет красным, а красное черным. Он всему моему Закону обучен, хоть и лоскуток. Береги его, вдруг рядом не окажусь, как в избе. Борзеевич Борзеевичем, но противоправное он существо, пусть и на мой ляд. И если лоскуток предупреждает, беги изо всех сил, как только сможешь, даже если Борзеевич станет убиваться и расписывать истинную благодать, и сама ты будешь зрить ее - не доверяй ни глазам, ни Борзеевичу! - Дьявол протянул ей лоскут, как медаль за храбрость, разрешая ему сползти с руки и намотаться на Манькину кисть в виде браслета из тряпицы.
- Борзеевич хороший, я ему верю! - просто сказала Манька, обидевшись за Борзеевича.
- Ага, хороший! Сам же вампиров сделал! А потом укусил вампира - и сытый стал! Маня, он их по головке гладит и посмеивается - знает, каким местом повернулась к ним его горошина. Не ха-ха у него в голове, а идейное просвещение за место мозговых извилин, - Дьявол искренне огорчился, что она поднимает Борзеевича до уровня Бога. Сам он иной раз не заслуживал доверия. - Борзеевич тоже… своего рода черт. Образный перевертыш… - предупредил он, посматривая в сторону Борзеевича, который пыхтел, но не оправдывался. - Как его горошины! Так что его портянки не покраснеют и черными не станут, оставаясь в горошек. И не все его горошины правильно понимают - есть такие, которые горошину читают наоборот. То есть, как не надо тебе и Борзеевичу. Не желая того, он может помочь вампиру или оборотню проникнуть в твой удел, так он устроен.
- А почему мы остановились тут? - спросила Манька, вспомнив об избах, и дыме над землей. - Надолго? Хотелось бы и там лето застать… Жалко, что весну пропустили.
- Поверь, - успокоил ее Дьявол, - успеешь на цветочки налюбоваться! Мы же от весны к лету идем. Поднимитесь завтра с утра пораньше, добежите до снега - и снова весна, а там любимые подснежники… В горах все по-другому, потом по весне всегда будет в горы тянуть. А за перевал перевалимся, как раз в самое пекло угодим! Там не топать, только бегом придется бежать. Стар и млад и по ту, и по эту сторону гор ищут вам беду. Вспомни, как ловко люди из Проклятого города рубили головы врага. А если бы на тебя смотрел оборотень, за тобой охотился - смогла бы так? Или вампир? А дракон?
Манька засомневалась. Одно дело, когда из-за крепкой стены, другое - врукопашную…