У шута, в прямом смысле слова, глаза на лоб полезли от такого тона, обращенного к великому и ужасному Драконьему Лекарю. Шельм как-то предпочитал льстить себе, что только он может позволить себе такую роскошь. А Ставрас расхохотался в голос и похлопал дракониху по бронзовому боку.
- Не переживай. Ты Шельму и так понравишься. Он у нас вообще слабость к драконам питает.
- Правда? - кокетливо стрельнув глазками в сторону застывшего столбом шута, осведомилась она.
- Правда-правда, - заверил лекарь и обратился к Шельму: - Ну, ты что застыл-то? Говорящего дракона что ли никогда не видел?
- Наяву не видел, - уязвлено буркнул Шельм, и подошел к ним с драконом. А потом неожиданно для обоих поинтересовался: - Дирлин, мне тут Ставрас сказал, что любой дракон подтвердит, что Драконий Лекарь не является драконом. А вот скажи мне, Радужный Дракон - это обозначение особенного дракона или титул существа, уже как таковым драконом не являющегося?
- Как ты правильно подметил! - восхитилась Дирлин. - Понимаешь, Радужного нельзя назвать драконом.
- Почему?
- Ну, вот у вас людей есть боги. И многие из них внешне похожи на людей и, порой, подвластны человеческим страстям и желаниям, так?
- Так.
- Но от этого они не становятся людьми.
- Значит, Радужный Дракон - ваш бог?
- Нет. Не совсем. У нашего племени нет богов…
- Зато есть Драконий Лекарь, - перебил её шут, хитро прищурившись, глядя в желтые глаза Ставраса.
- Ты заблуждаешься, - нарушила их переглядывание Дирлин. - Драконий Лекарь - он лекарь и есть. А Радужный он… нечто иное, чем человекообразное существо.
- Ну, спасибо, дорогая, - фыркнул Ставрас. - Обласкала.
- Значит, лекарь и Радужный не одно лицо? - не унимался шут.
- Ну, как они могут быть одним лицом?! - воскликнула Дирлин и от переизбытка чувств даже села на задние лапы.
- Понятно, - погрустнел шут, который уж было начал думать, что все-таки нашел разгадку Драконьего Лекаря.
- Раз ты выяснил то, что хотел, - нарушил его тяжкие раздумья Ставрас, - может быть, приступим?
- Да, конечно, - встрепенулся все еще задумчивый Шельм и подошел к Дирлин вплотную.
Опустился перед ней на колени, удобно расположившись между мощных передних лап. Дракониха медленно снова легла на траву. Шут протянул руки, упираясь в бронзовую грудь, закрыл глаза и прислонился к чешуе дракона лбом. Магический покров Дирлин, действительно, был довольно сильно потрепан. Шельм сосредоточился и начал перекачивать живительную силу, не обращая внимания на манипуляции Ставраса, занятого порванным крылом
Когда они закончили, Дирлин сразу же превратилась в человека. Юную девушку лет семнадцати-восемнадцати, с медно-рыжими косами и большими зелеными глазами. Очень хорошенькую, надо признать.
Но вымотанному до предела шуту было не до ее привлекательности. Зато девушка явно не собиралась мириться с таким пренебрежением к своей персоне с его стороны. Посмотрела в глубоко запавшие бирюзовые глаза парня и, недолго думая, кинулась ему на шею. Шельм опешил, инстинктивно шарахнулся в сторону и отвернулся, подставляя щеку вместо губ, когда Дирлин попыталась поцеловать его, вроде как в благодарность.
Ставрас, встретившись с полными муки глазами шута, вопросительно изогнул бровь, прочитав в них почти паническое: "Отцепи её от меня!"
- Я тебе совсем не нравлюсь, да? - взмахнув пушистыми ресницами, опечалилась девушка, но из цепких лапок шута не выпустила.
- Как можно, дорогая, - сладким голосочком пропел немного пришедший в себя шут и даже чмокнул её в аккуратный носик. - Но, прости, мое сердце принадлежит другому.
- Человеку?
- Э, не совсем.
- Девушке?
- Нет.
Озаренная догадкой девушка-дракон посмотрела через его плечо на стоявшего в стороне лекаря, тот с улыбкой развел руками. В её глазах мелькнуло странное выражение, но шут даже анализировать не стал, чтобы оно могло обозначать. Единственное, чего бы ему сейчас хотелось, оказаться от этого конкретно взятого дракона подальше.
- Это правда? - требовательно вопросила Дирлин у лекаря.
- Он говорит, что да, - кивнув в сторону шута, отозвался тот.
- А ты?
- Что я, дорогая?
- Как ты к нему относишься?
- Достаточно трепетно, чтобы уважать его чувства, - резко посерьезнев, бросил Ставрас.
Девушка замерла, медленно разжала руки и отступила.
- Прости. Я не хотела претендовать на того, кого ты выбрал для себя, - повинилась она, опуская взгляд.
- Еще не выбрал, - непреклонно произнес Ставрас. Подошел, взял Шельма, совсем растерявшегося от такого обмена любезностями за руку, и повел за собой. Дирлин поспешила за ними.
Шельму не терпелось остаться со Ставрасом наедине и прояснить некоторые вопросы. Но он на самом деле был вымотан всем случившимся, и поймал себя на мысли, что даже говорить и уж тем более добиваться от Ставраса правды, у него просто нет сил. По дороге к лагерю он несколько раз споткнулся. И непременно бы расквасил себе нос или разбил лоб о какое-нибудь близ стоящее дерево, если бы Ставрас его вовремя не ловил. Раз на пятый лекарю надоело.
- Отпусти себя, - требовательно бросил он.
- Что? - не понял в первый миг шут.
Но тут лекарь легко подхватил его на руки, и голова Шельма как-то сама собой оказалась у него на плече. Он хотел возмутиться, честно хотел, но не смог. Лишившись опоры, тело обмякло, глаза закатились, и шут провалился в глубокий обморок, плавно перетекший стараниями лекаря в безмятежный сон.
Шельм открыл глаза и увидел холмы. Высокие и низкие, почти пологие и покатые, разные, и от подножия до самой вершины покрытые вереском, перешептывающимся на разные голоса под ласковой рукой ветра. Такой же ласковой, как та, что расчесывала и перебирала сейчас ему волосы.
Он знал, что спит. Он всегда чувствовал сон. Но отчего-то в этот раз ему показалось, что эта вересковая пустошь существует не только в его сне, но и где-то еще, за гранью их мира. Повернув голову, он увидел Ставраса, обнаружив себя лежащим у него на коленях.
- Я сплю, - убежденно побормотал шут.
- Я знаю, - отозвался лекарь, не опуская глаз. Он смотрел вдаль и, кажется, видел не только бездушный вереск.
Шельм тихо вздохнул и даже не подумал подняться, напротив, чуть-чуть перекатил голову по его бедру, устраиваясь удобнее. Лекарь тоже не спешил убирать руку из его волос, все так же осторожно и бережно расчесывая их пальцами и массируя затылок.
- Почему ты оттолкнул её? - тихо поинтересовался он.
Шельм не ответил, тогда Ставрас продолжил:
- Знаешь, она, конечно, немного крупновата для своего истинного возраста. Но уверяю тебя, все еще достаточно юна и неопытна.
- И что мне с того?
- Она не смогла бы распознать даже масочника, не смотря на всю хваленую проницательность драконов.
- Подозреваешь, что я масочник и есть?
- Подозреваю. Правда, с типом маски еще не определился.
- То есть, с видом моей магии ты уже разобрался.
- Конечно. Ты можешь быть только марионеточником.
- Почему им?
- Во-первых, по тем же причинам, которые ты назвал про меня.
- А кроме них?
- Слишком много ты знаешь о всегда скрытных и окутанных тайной масочниках, но это все косвенное.
- А что прямое?
- Например, то, что семь лет назад из одного знатного семейства пропал мальчик. Семейство-то знатное, но в столице его представители бывали очень редко. Опасно им, масочникам, появляться вблизи драконов.
- И что с того? Может, ребенка зверь какой в лесу задрал?
- Мальчика-марионеточника? Ты же сам понимаешь, как глупо звучит твое предположение. Хватило бы одной тончайшей нити, и зверь бы стал игривым и ласковым как обычный котенок.
- Может быть, его застали врасплох.
- Врожденные масочники, воспитываемые внутри клана, слишком хорошо контролируют свои сны, просто так к ним не подобраться и врасплох не застать.
- Но почему этим мальчишкой должен оказаться именно я?
- Не почему. Но должен же я как-то отреагировать на все эти твои бредовые предположения про Радужного Дракона, а? - неожиданно весело возвестил Ставрас и легко дернул его за волосы на затылке.
Шельм фыркнул и расслабился.
- Ну, знаешь, это еще не повод подозревать друга в такой мерзости.
- Друга? О, это что-то новенькое, любовничек, - окончательно развеселился Ставрас.
- Слушай, я вообще-то сплю, - напомнил шут, приподнимаясь и заглядывая в смеющиеся глаза лекаря, стараясь тем самым скрыть собственное смущение.
Друзей у него еще не было. Был кровный брат - Веровек, и все. Один раз, обжегшись с ним, он больше не рисковал хоть кого-то приблизить к себе.
- Я в курсе.
- И, по-моему, это просто наглость с твоей стороны, врываться в мой сон и мешать мне отдыхать! - возмущенно объявил Шельм, но его самого разбирал смех. Так легко и свободно он себя со Ставрасом еще никогда не чувствовал, словно камень с души упал. И с чего бы это вдруг?
- Ты, правда, считаешь дар масочника мерзким? - не поддался на провокацию Ставрас, посерьезнев, но в желтых глазах все еще оставалось тепло.
- Я здесь не причем! - отозвался шут, снова лег так, как лежал, и лишь через некоторое время добавил: - Если бы он не был мерзким и все такое прочее, масочников бы не ненавидели, нет?
- Их ненавидят, потому что боятся. Слишком много власти у них над людскими жизнями, это раздражает. Да, и не все они чисты на руку, были и те, кто подавлял волю и рвался к власти всеми силами.