III
- Вся оборона пролива держится на моем мече! - архонт Гекатей вскочил с места и, отшвырнув складной стул, прошелся по комнате. - А ты обвиняешь меня в предательстве? - он даже не предполагал, что так выйдет из себя.
Царица Тиргитао с любопытством смотрела на мужа. Она прибыла в город вчера, в сопровождении сильной охраны, специально для того, чтоб поговорить с супругом. Им было что сказать друг другу.
- А как иначе ты объяснишь появление воинов Скила у самого Пантикапея? - ее тонкие, подведенные красной краской брови слегка поднялись. - Разве мы посылали тебе мало людей для работы? Или наши отряды не охраняли побережье?
- Скил вторгся внезапно. - архонт с большим трудом снова овладел собой и вернулся к столу. - У нас тоже многие погибли.
Изящными пальцами царица взяла засахаренную дольку айвы и положила ее в рот, испытующе глядя на мужа.
Айва сладко таяла на языке, но в раскосых зеленоватых глазах Тиргитао не исчезал холод.
У царицы было скуластое лицо с тонкими чертами и смуглой кожей, которую прекрасно оттенял алый шелк платка, накинутого на конусовидную шапку с 9 рядами золотых треугольников, звеневших при каждом движении женщины.
- Мы узнали, что ты специально заплатил скифам за это нападение…
Ни один мускул на лице архонта не дрогнул. Даже если сведения были верными, Гекатей ничем не выдал себя.
- Ты передал им больше сотни мешков ячменя, 100 голов баранов, 50 быков и два табуна лошадей, чтобы они сожгли предместья, но те трогали сам город. - голос царицы был ровным, но в нем звучала медь. - Так ты хотел напугать своих толстобрюхих купцов, которые не станут помогать тебе в строительстве стены, пока солома не займется у них под задом.
В просторном мегароне дома архонта на Шелковичной горе не было никого, кроме самого Гекатея и его гневной гостьи.
- Ты думаешь, степь пуста? И безлюдна? - с укором заметила Тиргитао. - А в ней слухи разлетаются быстрее, чем стрелы, пущенные по ветру. Номады съезжаются, торгуют, разговаривают… Я знаю даже, сколько родинок на попке у младшего сына Скила. А скифский царь может назвать по имени борзую, которой я разрешаю после еды слизывать жир с моего пальца. Это в городе можно заставить человека молчать. А у нас сегодня он здесь - завтра снялся со всем кочевьем и ищи его, как ветра в поле, от Аракса до Танаиса. Скифам даже в голову не пришло скрывать: кто, за что и сколько им заплатил.
- Они лгут. - холодно возразил Гекатей.
- Хорошо, что у тебя хватает ума отрицать случившееся. - кивнула его гостья. - Но это уже ничего не меняет. - Тиргитао тоже встала и прошлась вокруг стола. - Если ты думаешь, что я не понимаю тебя, - сказала она грустно, - то ты глубоко ошибаешься. Я понимаю и презираю все, что ты сделал.
Архонт смотрел на нее, не зная, как прекратить разговор.
- Когда я выходила за тебя замуж, - продолжала Тиргитао, - чтобы скрепить союз между берегами пролива, я думала ты - царь. И хозяин своего слова. А ты дрожишь перед горсткой жалких лавочников, которые решают, сколько и как тебе править. Дать тебе денег или оставить безоружным перед врагом. Кормить твоих солдат или продать хлеб за море. Ты ходишь в золоте, а на деле подчиняешься толпе оборванных попрошаек в порту…
- Довольно! - Гекатей схватил царицу за руку и с силой толкнул обратно в кресло. - Замолчи, женщина! Они свободные эллины и не допустят другого обращения с собой. - его мощная фигура нависла над ней сверху. - Я не царь. - с расстановкой проговорил архонт. - И никогда не был им.
- Чем же ты гордишься? - Тиргитао не дала себя запугать. - Тем, что должен подслуживаться к любому безмозглому толстосуму, не желающему раскошелиться для защиты сограждан? Ха. - она снова встала. - Тем, что вынужден идти на подлость и предавать немногих, ради спасения остальных?
Гекатей отвернулся от нее. Он никогда не любил эту через чур властную женщину. И ее красота была не в счет. Она тоже не питала к нему теплых чувств. Их связывало нечто большее - союз против скифов. Теперь он дал трещину.
- Ни ты, ни твои люди ничего не смогут доказать. - холодно проговорил архонт. - Даже если ославят меня на каждом перекрестке Пантикапея.
- Мне совершенно все равно, что ты делаешь со своими подданными. - царица подошла к нему сзади и требовательно взялась за золотой браслет на предплечье мужа, поворачивая его к себе. - Это не моя забота. Но из-за твоего предательства погиб номад Ферусы, а она моя родственница. Ты должен был знать, что у нас на такое не закрывают глаза. Договор расторгнут. Хочу я или нет, но я должна отомстить за сою кровь. Иначе меня не поймут и не поддержат.
- Так и ты не всевластна? - его губы сложились в презрительной усмешке. - Упрекаешь меня, а сама идешь на поводу у грязных кочевников?
- Я сама грязная кочевница. - оборвала его Тиргитао, - И если я что-то делаю, значить этого требует мое сердце. Сейчас ты в крови моей родни.
- Что нам до них? - Гекатей с силой тряхнул женщину за локти. - Что такое номад Ферусы? 15 всадниц? Еще наш дозорный отряд. Примерно столько же. В предместье погибло не больше 20. Неужели из-за этого ты разрушишь всю систему обороны, которую мы построили за последние годы?
- Ты построил. - холодно поправила Тиргитао, отстраняясь от мужа. - Ты забываешь разницу между нами: мы "грязные кочевники" сегодня за проливом, а завтра, где угодно. Нам твоя стена не так уж и нужна.
- Я тебе не верю. - Гекатей тряхнул головой. - Не станешь же ты сама открывать дорогу скифам через пролив?
- Посмотрим. - Тиргитао с достоинством выпрямилась. - Мы откочуем, а удар придется по эллинским городам-мятежникам, предложившим тебе власть. Как ты смотришь на это?
Гекатей скрипнул зубами.
- Кроме того, я ведь могу выйти замуж за Скила, - поддразнила его царица. - Как вышла за тебя. И вот он - новый союз. Где тогда будут твои соплеменники? В Милете? Или в земле?
- Убирайся. - сдавленно прохрипел архонт.
- Где же твоя хваленая эллинская сдержанность? - царица едва не смеялась ему в лицо. - Я приехала сюда, чтоб сказать тебе: договора больше нет. Я явилась в твой собственный дом, чтоб объявить тебе войну. - в ее голосе слышалась издевка. - Если б ты пришел ко мне для этого, я бы приказала схватить и казнить тебя. А ты не посмеешь притронуться ко мне и пальцем. Иначе твои лавочники с перепугу обвинят в развязывании войны тебя и сами удушат при моем приближении.
Гекатей раздраженно передернул плечами. Он слишком хорошо понимал, что она права.
- Прощай, мужчина, отказавшийся от чести, и никогда не обладавший властью. - Тиргитао хотел идти, но обернулась, точно вспомнив о чем-то. - Еще одно. Ты должен знать: тебе лучше не попадать в плен. Ты был моим мужем, а значит, - она помедлила, - отчасти все же царем. У нас странные обычаи, и не все из них мы выносим на глаза чужаков.
Входная дверь стукнула.
- Отец, - на пороге магарона появился высокий светловолосый юноша в сопровождении двух дорогих египетских борзых, - В городе говорят страшные вещи… - он осекся, увидев Тиргитао.
- Здравствуй, Делайс. - царица подняла руку, чтобы потрепать пасынка по щеке, но он отстранился. - Вот от такого пленника я бы не отказалась.
Ее смех покоробил обоих.
- Развратная тварь! - крикнул ей в спину архонт.
Он ожидал, что Тиргитао ответит: "Предатель" - но она промолчала, спустившись вниз по ступенькам на улицу, где ее ждала конная свита, окружавшая носилки.
IV
Путь на Майскую гору лежал между сжатых ячменных полей с выгоревшей стерней. Воздух звенел от жары, и едва приметные в начале осени пылевые вихри уже закручивались над растрескавшейся глиной дороги.
Толпы изнуренных паломников, потряхивая пучками лавра, взбирались вверх по склону холма, далеко врезавшегося в море. На самом его мысу находилась священная пещера Афродиты Урании, владычицы Апатура, где в незапамятные времена боги сошлись с гигантами для последней битвы.
Говорят, вечно юная Афродита заманивала гигантов в глубину горы, а Геракл там расправлялся с ними по одному. Перебив всех, богиня и великий герой предались страсти и пировали ровно год.
Впрочем, другие утверждали, что это именно та пещера, где Геракл встретил змееногую женщину Ану и провел у нее "в гостях" тот же Великий Год - то есть восемь лет по людскому счету, пока звезды не совершили по небу полный круг и не встали на свои прежние места.
Последняя история особенно нравилась потомкам эллинов и варваров, от коротких, часто вынужденных браков, столь частых на землях южной Меотиды. Они чтили прародителя Торгетая и Змееногую Матерь под любым из эллинских имен.
Чтобы не ссорить степняков и паломников-греков, мудрые жрицы с Майской горы именовали свою богиню "Апатура" - "Пещерная" в знак того, что она принимала героя в глубине земли. Раз в Великий Год под уходящим созвездием Льва, на исходе лете настигавшего Деву, устраивался грандиозный праздник. На него съезжались люди с обеих сторон пролива, и ровно восемь дней на вершине горы жарко пылал жертвенный огонь.
Подхватив путника у самой Фанагории, толпа богомольцев несла его вверх и вверх по дороге, усыпанной трилистником, сосновыми шишками, конским пометом и черепками разбитых в давке статуэток.
Молодого исхудавшего парня в дерюжной рубахе и видавшей виды соломенной шляпе затерло между быком, впряженным в ярмо, перевитое плющом, и крестьянской телегой, набитой детьми, как улей пчелами.