Мать Хельги была невысокого роста, худенькая, как и ее дочь. Хаген с любопытством уставился на нее. Она выглядела куда старше, чем он ожидал, судя по возрасту девочки, - но старухой ее назвать было нельзя. Волосы женщины поседели, но оставались густыми, а глаза, окруженные сеткой морщинок, глядели ясно и живо. Хаген не смог прочитать в них ни удивления, ни испуга. Поверх платья на длинном витом шнуре висел маленький костяной крестик. Странно - христианский символ совершенно не вязался с обликом женщины.
- Приветствую тебя, Хаген из Тронье, - произнесла незнакомка, когда Хаген остановился перед ней.
Хаген не смог скрыть удивления:
- Ты… знаешь меня?
Старуха кивнула:
- Кто же не знает такого воина, как ты, господин! - Голос ее был молодым и совсем не вязался со сгорбленной фигурой и изборожденным морщинами лицом. Хаген отметил, что подобострастия, к которому он привык, общаясь с людьми из народа, в нем не было. Лицо ее озаряла едва заметная улыбка.
Она покачала головой:
- Необязательно видеть тебя, Хаген, чтобы узнать. Я слышала, что ты возвращаешься в Вормс, - Она вздохнула, шагнула в сторону и кивнула на дверь: - Проходи и будь нашим гостем, благородный господин.
Хаген хотел было покачать головой, но, тут же передумав, принял приглашение. Старуха заинтриговала его. Что-то было в ней, невыразимое словами, что волновало его душу. Он испытывал такое же удивительное чувство, что и в присутствии Хельги, но сейчас оно было намного сильнее. Хаген невольно оглянулся, ища взглядом девочку, но ее нигде не было. Должно быть, от страха она убежала.
В доме оказалось темно и тепло, теплее, чем он ожидал, и только теперь Хаген заметил, как холодно было на улице. Туман пропитал влагой его так и не успевшее высохнуть платье; руки и ноги одеревенели. Хаген ощутил вдруг смертельную усталость.
Старуха следом за ним проскользнула в дом, прикрыла дверь и жестом показала на стол:
- Присаживайся, Хаген из Тронье. Я не могу предложить тебе много, но, если удовольствуешься хлебом и водой, будь моим гостем.
- Я не могу остаться, - отвечал Хаген. В темноте он пытался рассмотреть лицо женщины, но огонь в печи давал лишь тепло, а не свет. Однако можно было разглядеть убогую обстановку хижины - кроме стола и двух приземистых деревянных табуретов здесь стояли еще кровать с соломенным матрацем и массивный деревянный ларь. К стене над ним была прибита полка с домашней утварью. "Только одна кровать", - удивился про себя Хаген. Вслух он произнес:
- Мои спутники ждут на берегу реки. Они будут беспокоиться, что меня так долго нет. Я… пришел только из-за козы.
- Козы? - Старуха открыла ларь, извлекла оттуда деревянное блюдо и чистое полотенце, - Какой козы?
- Которую пасла твоя дочь, - Хаген начинал сердиться: смеется над ним, что ли, эта баба? Он вытащил из мешочка с деньгами монету и положил ее на стол, - Я ее покупаю. Мои люди голодны и хотят мяса. Думаю, этих денег будет достаточно.
Старуха пристально взглянула на него, затем наклонилась и взяла монету кончиками пальцев.
- Этого хватит, чтобы купить на рынке целых три козы. Ты очень щедр, господин. Но тебя ведь попросила об этом моя дочь?
- Я…
- До Вормса осталось полдня пути, - продолжала женщина, качая головой и кладя монету на стол. - И столько же времени тебе понадобится, чтобы забить козу и приготовить еду, - Она негромко рассмеялась, - Уже не в первый раз это глупое дитя засыпает на лугу, а Регис убегает от нее, господин. Но животные куда умнее, чем мы думаем. Коза вернется домой, когда наступит ночь и она проголодается. Забери свои деньги, Хаген из Тронье, благодарю тебя.
Нерешительно взяв монету, Хаген повертел ее в руке, не спуская глаз со старухи. Красноватый свет придавал ее чертам мягкость, и казалось, пропали даже морщинки вокруг глаз, словно она вдруг помолодела. Должно быть, в юности она была очень похожа на дочь.
- Не беспокойся, господин. Я не накажу Хельгу. Она еще ребенок, какой с нее спрос! А теперь присядь и раздели со мной угощение.
Хаген покачал головой:
- Я не голоден. И к тому же меня уже давно ждут.
- Ты привык не к хлебу и воде, - сказала женщина, - Тогда давай я хотя бы осмотрю твою руку - в благодарность, что проводил мою дочь через лес.
- Ты… - Хаген невольно поднял руку и уставился на перчатку. - Откуда ты знаешь?..
- У меня есть глаза, чтобы видеть, господин. Сними перчатку, я обработаю рану. У меня есть целебная мазь.
И не успел он возразить, как старуха стянула с него перчатку. Скрюченные руки оказались на удивление сильными, кожа была нежной и гладкой, как у юной девушки.
- Выглядит не очень хорошо, - проговорила она, - Рана откроется, если ее не прочистить и не перевязать. Сядь вон туда и подожди немного.
Хаген молча повиновался. Старуха тем временем опять открыла сундук и, бормоча что-то себе под нос, принялась в нем копаться. Ее острые, костлявые лопатки торчали, точно пара крыльев, проступая из-под темного платья. Она низко наклонилась, и Хаген брезгливо отметил, что голова ее была покрыта струпьями.
Взгляд выхватил из темноты продолговатый предмет, висевший над дверью напротив. Не сразу в тусклом свете очага Хаген рассмотрел, что это был деревянный крест, похожий на тот, что висел у старухи на шее. Прямо под ним висели палочка для рунического письма и серебряный молот Тора.
Хаген удивленно вскинул брови. Старуха вернулась, неся в руках глиняный горшочек, наполненный вязкой темно-серой массой - очевидно, это была ее мазь.
Жестом Хаген показал на крест и молот:
- Как такое возможно? Христианский крест и эти, - он многозначительно подчеркнул слово, - языческие символы?
Старуха усмехнулась.
- Возможно, - отвечала она, - Вполне возможно, Хаген из Тронье, - Она развернула чистый платок и деревянной ложкой положила на него слой мази. Резкий неприятный запах распространился по хижине, - Наверное, воину из Тронье, сражающемуся под Бургундским Крестом, этого не понять.
Хаген встрепенулся.
- Я сражаюсь за Бургундию, - отрезал он, - А не за крест.
- Который начертан на гербе Бургундии лишь потому, что Рим распространяет христианство, и лучше бороться на сильной стороне, а не против нее, - добавила старуха, беря его руку.
Хаген стиснул зубы, когда влажный платок коснулся раны. Мазь жгла как огонь.
- Неужели ты в самом деле не веришь в древних богов, Хаген из Тронье? - не поднимая глаз, продолжала старуха, - Или ты забыл веру своих предков?
- Не имеет значения, во что верит воин, - отвечал Хаген, - Важно, что он делает.
- И я точно так же могу ответить, что не имеют значения внешние символы - важна вера в сердце, - Она взглянула на него: - Неужели ты считаешь, что боги обращают внимание, крест или руническая палочка висит над дверью жилища? Я бы посочувствовала таким богам.
Хаген невольно усмехнулся.
- Они могут оказаться ревнивыми, - промолвил он, - К кресту ли, к молоту.
Улыбка внезапно сползла с лица старухи.
- Да, они ревнивы, Хаген. И люди почувствуют их гнев очень скоро.
Мороз пробежал по коже воина. Ему вдруг стало невыносимо тяжело под пристальным взглядом живых серых глаз. Он отдернул руку:
- Кто ты? Ты ведь не крестьянка и не знахарка. Может, ты ведьма?
- Нет, - Улыбнувшись, она вновь взяла его за руку, продолжая обрабатывать рану. Теперь он почти не чувствовал боли, - Я всего лишь человек, у которого есть глаза, чтобы видеть, и уши, чтобы слышать. Я вижу знамения на небесах, Хаген. Порой, тихими ночами, когда молчит лес, я слышу стенания тех, кому суждено умереть. Рагнарок близится.
Хаген замер. Не в первый раз он слышал подобное пророчество, но никогда ужас его не был столь глубок.
- Ты…
- Ты знаешь, что я говорю правду, Хаген из Тронье, - перебила старуха. - Потому что ты видел те же знаки, что и я, ты слышал в грезах голоса проклятых. Мы с тобой люди одного мира. Но мир этот умирает. - Глядя в пустоту, мимо него, старуха тихо продолжала: - Возвращайся в Тронье, Хаген. Возвращайся туда, откуда ты родом. Здесь тебе не место, так же как и мне.
- Что ты такое говоришь? - взвился Хаген. Он чувствовал себя все более неуверенно. - Бургундия надежно защищена. Стены Вормса прочны, а мечи воинов остры.
- И сами воины исполнены доблести. Но ни один человек не может противостоять Божьей воле, Хаген. Ты возвращаешься, проделав долгий путь, и ты видел на пути своем знамения времени. Дело не в том, что крест завоевывает мир. Перемены не остановить, наступают новые времена. Быть может, пройдет целое столетие, прежде чем перемены завершатся, быть может - больше. Но не в силах людей их остановить. Будет много крови и боли.
"Что это? - в ужасе подумал Хаген. - Это же мои мысли! Я только что думал об этом, внизу, у реки!"
- Ты предвидишь будущее? - с сомнением спросил он, - Ты что… двулика? - Он прищурился: - Кто ты, женщина? Ясновидящая или просто старая сплетница, набивающая себе цену?
- Я не могу предвидеть, Хаген. Это не дано никому. Но я вижу судьбу человека, потому что это предопределено. Твоя судьба покрыта мраком, но путь твой будет трудным и полным горечи, если ты решишься идти до конца.
- Раз я не смогу избежать своей судьбы, как ты говоришь, - возразил Хаген, тщетно пытаясь придать голосу насмешливый тон, - то мне все равно придется с ней смириться.