ЧАСТЬ ВТОРАЯ
СМЕРТНИК
Кинули в омут
хлеба ломоть -
и нищие тонут
за нищую плоть.
К небу прибили
звезду золотую -
и лучшие гибли
за сказку пустую.
Одним были - гири,
другим - паутины.
И не было в мире
нигде середины.Синегорские летописания, Книга Посвященных, V (современное переложение)
1. Одноглазый Багол
Для Одноглазого Багола, известного на западном побережье торговца живым товаром, этот весенний день складывался удачно. Еще солнце не осилило половины небесной дороги, а он уже продал две цепи рабов (на каждой цепи - по шесть человек; впрочем, кто их теперь за людей посчитает?), и до вечера наверняка сыщется покупатель на третью, последнюю цепь. Может, как раз вон тот чернобородый венед со шрамом, рассекшим лоб и правую щеку, собирается прикупить несколько крепких невольничьих рук для своих богатых владений? Хотя вряд ли. Венеды редко интересуются живым товаром, поскольку у них другие порядки: рабами признают лишь преступников, осужденных старейшинами, да иноземных врагов, взятых в плен.
Почему же тогда чернобородый с явным вниманием разглядывает выставленных на продажу невольников? Или - такое тоже случается - приметил средь них кого-то знакомого?
Багол скосил глаз на Рухада, молодого надсмотрщика, сейчас выполняющего обязанности зазывалы, и негромко сказал:
- Черную бороду видишь? Выясни, чего хочет.
Рухад кивнул и направился к венеду. Единственный глаз Багола (второй он потерял много лет назад в пьяной драке) был зорче и наблюдательней, чем у других - оба. Он разом окидывал и оценивал все, что происходило вокруг. Вот и сейчас, хотя всякого люду на торговой площади толпилось изрядно, Багол приметил, как рядом с чернобородым, едва к нему приблизился Рухад, напряглись трое молодцев. Один, будто бы случайно, оказался за спиной Рухада, а его крепкая ладонь легла на рукоять меча. Двое других - постарше, поопытней - оружия не коснулись, но Багол не сомневался - если нужда возникнет, клинки мелькнут молнией.
Ясное дело - охранники. Иное странно: с чего вдруг такая настороженность? Венед, судя по дорогому кафтану из куньего меха, пусть и не беден, да вряд ли из знатного рода. И на купца не похож, скорее - на воина. Тогда зачем ему телохранители надобны?
Пока Багол размышлял, присматриваясь к чужестранцу, тот уже переговорил с Рухадом и неторопливо направился к торговцу. Рухад, идя рядом, подал условный знак: товар понравился, за ценой дело не станет.
Молодой надсмотрщик ошибся. Чернобородый, поздоровавшись с Баголом без особого почтения, хотя и завел речь о выставленных на продажу рабах, вряд ли собирался их покупать.
- Говорят, старик, ты четвертый день здесь торгуешь, - произнес он, не столько спрашивая, сколько утверждая. - Две дюжины невольников уже продал, а эти, видать, последние.
- Тебе в том какой интерес, чужестранец? - нахмурился Багол.
Начало разговора ему не понравилось. Однако венед тоже почувствовал, что перегнул палку, и сменил жесткий тон на примирительный:
- Меня Демидом зовут, я венедский воевода.
- Вижу, что не землепашец. Не пойму только, зачем я, простой торговец, тебе понадобился?
- Не так ты прост, Багол, - усмехнулся Демид. - О твоей купеческой сметке даже венеды наслышаны. Поэтому и решил к тебе с расспросами обратиться. Уважишь?
- Отчего не уважить? За спрос в Упсале денег не берут.
Демид присел на скамью рядом с Баголом, оглядел торговую площадь и понял, отчего именно это место облюбовал Одноглазый. Сидя на невысоком холмике, в тени старого ветвистого клена, он мог без труда наблюдать за торговцами, разложившими свои нехитрые товары у крепостной стены, и делать из тех наблюдений соответствующие выводы. Возле кого толпятся покупатели, что и как выбирают, кто из торговцев к вечеру будет с наваром, а кто с прогаром - все видно как на ладони.
Верно, что за спрос денег не берут, но верно и другое: за подсказку о том, кто и когда домой направится с тугой мошной, разбойные люди (а их в Упсале всегда было немало) толковому соглядатаю платят десятую часть награбленного.
Самые богатые сделки заключаются, ясное дело, не здесь, а на том знаменитом рынке, что скрыт за стенами города-крепости Тумаш. Однако нападать на купеческие караваны, надежно охраняемые латниками, не всякая ватага решится. Куда легче грабить мелких коробейников, которые после нескольких дней удачной торговли возвращаются в свои края без воинской защиты, надеясь лишь на собственную силу и милость богов.
Давние связи Одноглазого Багола с разбойниками не были секретом, хотя напрямую обвинить его в соучастии в грабежах вряд ли кто мог: не пойман - не вор. А что живым товаром торгует, так в Упсале это не возбраняется. Купил, дескать, в дальних краях у незнамо кого и здесь продаю - имени не спрашиваю…
- Я ищу одного человека, - сказал Демид, исподволь наблюдая за реакцией Багола, - и большое подозрение имею, что он мог оказаться пленником борейского разбойника Бароха. Подозреваю опять же, что Барох продал его человеку, для которого работорговля дело привычное и прибыльное. Тебе, например.
- Все может быть, - пожал плечами Багол. - Я и у борейцев покупал, и у свеонов. А разбойники они или нет, кто разберет?
Демид кивнул, соглашаясь, и продолжил:
- Среди тех, кто сейчас к невольничьей цепи прикован, нет ни одного синегорца. Но сказывают, что были - двое или трое, да ты их уже продал. Верно ли?
- Люди всякое говорить могут, - небрежно ответил Багол. - Я с невольниками языком не чесал, кто да откуда не спрашивал. Мне без разницы, каких они кровей.
Демид заметил, что небрежность в голосе торговца - напускная, поддельная. Упоминание о синегорских невольниках его встревожило.
- Тот, кого я разыскиваю, молод и красив. У него светло-русые волосы, голубые глаза, широкий лоб и прямой нос. Ростом чуть повыше меня, немного худощав, но плечист и силенкой не обделен. На лице и на теле нет особых отметок, однако среди других он выделяется сразу: гордой статью, открытым взглядом, независимостью в суждениях. Если он был среди пленников Бароха, ты не мог не обратить на него внимания.
- Да, пожалуй, - согласился Багол. - Судя по твоему описанию, приметный товар. Давненько такого не попадалось. Измельчал народец, захирел в праздности… Разве кто-нибудь из этой мелюзги, - он мотнул головой в сторону обессиленных, измученных жаждой и голодом невольников, - хоть немного похож на того, кого ты описал?
- А кому синегорцев продал?
- Говорю тебе, воевода, не знаю про синегорцев!
- Ой ли? - Демид вскинул бровь. - Подумай-ка хорошенько. Надеюсь, старческим беспамятством не страдаешь? А коли занедужил, не беда: я и подлечить сумею. От беспамятства наилучшее средство знаешь какое? Жилы надрезать и гнилую кровь на землю слить - враз полегчает.
Для пущей убедительности он чуть распахнул кафтан. Глаз Багола непроизвольно проследил за этим жестом и наткнулся на резную рукоять кинжала. Хотя торговец был не из пугливых, ссора с венедом его не прельщала. И свистнуть не успеешь, подзывая своих людей, как отточенное лезвие пропорет брюхо. А чего ради?
Багол быстро подсчитал возможные убытки и решил, что дальнейшее упрямство может обойтись ему слишком дорого.
- Если были среди невольников синегорцы, то всего лишь двое. Но молодыми и статными их вряд ли кто назовет. Худущие, грязные, для хорошей работы не годные. Как они к Бароху попали, я не ведаю… Я у него три цепи купил и вопросов лишних не задавал. Не любит Барох расспросов. Одну из его цепей вчера продал, две - сегодня.
- А синегорцы?
- Они во вчерашней были. Ее купил хозяин большого драккара. Имени его не знаю, но драккар легко отличишь: на носу высечена кабанья голова с железными клыками… Однако, думаю, он уже отчалил.
- Почему так думаешь?
- Сам суди: зачем понапрасну гребцов-колодников кормить, если нужда в них только на воде? Таких, как он выбрал, покупают лишь на одно плаванье и перед самым отплытием, чтобы расходов было меньше.
Демид озабоченно кинул взгляд на океанскую гладь, простершуюся за обрывистым северо-западным берегом Упсала. Большая торговая пристань находилась немного южнее и отсюда была не видна.
- Других синегорцев, значит, среди невольников не было?
- Не было, воевода, не было, - торопливо заверил его Багол, радуясь, что неприятная беседа подошла к концу. - Такого молодца, как ты расписал, я бы запомнил. Но, сам видишь, нынче у меня товар невыгодный, малахольный.
- Вижу, - хмуро сказал Демид, вставая со скамьи. - Людей, аки псов, на цепи держишь.
- В каждом краю свои порядки, - ухмыльнулся работорговец.
- Зубы-то не скаль! - осадил его Демид. - Если набрехал мне, не посмотрю на ваши поганые упсальские порядки - вернусь и свои наведу! Понял меня?
- Как тут не понять…
Багол поджал губы, изображая обиду. Однако любопытство оказалось сильнее. Увидев, что Демид, не прощаясь, уходит, он окликнул его и спросил:
- Зачем тебе, венеду, синегорец нужен? Кто он тебе - собрат али сват?
- Друг, - ответил Демид коротко и, не оглядываясь, быстро зашагал к пристани.