Однако дверь осталась закрытой. Я сама должна решить, открывать ее или нет. Откуда появилась эта мысль? Я уставилась на голые доски. Могу ли я уйти и не узнать, что они скрывают? Любопытство привело Амит на виселицу, как любила говорить моя мама. Возможно. Но раньше это меня никогда не останавливало. Я толкнула дверь, и она распахнулась на смазанных петлях. Я едва не поперхнулась от зловония, которым меня обдало.
Эта комната была самой большой из всех, что я видела на верхних этажах замка, и в ней стояли клетки. На земле, столь бедной металлами, я обнаружила целое состояние. При виде таких капиталов торговцы у нас в Энсеймине задохнулись бы от жадности. Однако я не думала, что женщины, смотрящие через те решетки, ценят, что их окружает такое богатство. Их было шестеро: тщедушная старуха, две совсем молоденькие девушки и три женщины, примерно мои ровесницы. Одна из них держала у своих юбок девочку-беглянку. Судя по цвету волос и чертам лица, все были эльетиммками, а их хорошо сшитые платья по местным меркам считались дорогими. Но эти платья болтались на них, слишком свободные в вороте и в талии. Лица у всех были изможденные, благоразумный тюремщик едва кормил своих пленниц, лишь не давая им умереть с голоду.
Малышка глазела на меня, обнимая свое шерстистое животное. Шалфейное платье ее матери было заношенным и помятым, подол испачкан калом, куча которого скопилась в одном углу ее тюрьмы. Неужели Олрет не мог дать своим пленницам даже ночной горшок? Или в этом весь смысл? Как можно еще больнее унизить достоинство женщины? Под ногтями у всех чернела грязь, такая же грязь въелась в морщины на лицах и шеях, светлые волосы засалились. Им не на чем было сидеть, не было даже одеяла, чтобы смягчить железную решетку под ногами. Только грубая шкура с закрученными и привязанными в углах краями лежала под каждой клеткой, чтобы испражнения не попадали на половицы и не угрожали потолкам внизу.
Я еще не решила уйти, но думала попятиться из комнаты, когда поняла внезапно, что не могу. Ничто не мешало моим ногам, но я точно знала, что способна двигаться только вперед. Женщины внимательно наблюдали. Бьюсь об заклад, одна из них использовала на мне Высшее Искусство, но, странно, я не чувствовала особой угрозы.
- Добрый день, сударыни.
Шагнуть вперед оказалось довольно легко, но я мгновенно поняла, что путь назад по-прежнему отрезан.
- Пожалуйста, не стой на пороге, - настойчиво попросила мать девочки. Ее тормалинский был так же хорош, как мой Горный, если не лучше.
Просьба показалась мне справедливой. Я сделала еще шаг, и дверь захлопнулась за моей спиной. Засовы с тихим скрежетом заперли меня внутри, когда старуха пробормотала быстрое заклинание.
- Кто ты? - требовательно спросила мамаша.
Если б меня заперли в вонючей тюрьме, я бы тоже не утруждала себя любезностями.
- Гостья, из-за океана. - Возможно, это просто детский миф, что, сообщая Элдричскому Народцу свое имя, вы даете им власть над собой, но я не стану рисковать в обществе незнакомых практикующих Высшего Искусства. - А кто вы?
- Я была женой Ашернана, господина Шернасекка. - Мамаша ни с кем не переговаривалась, даже если кто-то ей помогал. - Мы все из того клана: моя мать, мои сестры и их дочери.
- Я думала, это Илкехан уничтожил Шернасекк. - Я не уступала ей в прямоте, сознавая, что нас в любую минуту могут прервать. Тогда я окажусь в беде, но не стоит беспокоиться раньше времени.
- Илкехан с Олретом, тявкающим у его пяток. - Бабка сплюнула от отвращения.
Одна из сестер села спиной к решетке, подоткнув под себя золотистые юбки.
- Что Эвадасекк видит, того он жаждет. Чего Эвадасекк жаждет, Кеханнасекк крадет. Что Кеханнасекк крадет, Реттасекк прячет. - Это неясное заявление на эльетиммском языке несло горький отзвук старой, признанной истины.
- Как вы здесь оказались? - спросила я хозяйку Шернасекка.
- Олрет выкрал нас из-под носа Илкехана. - Она презрительно махнула рукой на их смрадную тюрьму.
- Он предлагает нам выбор: брак с его кровью или эта грязь, - с усталым смехом пролаяла ее мать.
- Брак даст Олрету право на землю Шернасекка, равное праву завоевания Илкехана? - догадалась я, увидев двух девушек на выданье. Похищение невест - это давняя и бесчестная традиция в Лескаре, где ссоры из-за наследования тянутся от поколения к поколению, и не одна герцогиня давала свадебные клятвы с ножом у горла.
- Он получит право только после рождения ребенка, который соединит обе линии крови, - хмуро сказала другая сестра из своей омерзительной клетки. Она стояла, теребя зеленые юбки.
Госпожа Шернасекка улыбнулась.
- Он отрезал нас от дома и харджирда, но мы можем призвать силу из наших общих корней, чтобы править внутри этой комнаты.
Значит, это заточение может быть не столько изощренной пыткой, сколько предосторожностью.
- Это и то, и другое, - ответила женщина в зеленом.
- Ты читаешь мои мысли? - настороженно спросила я.
Она пожала плечами:
- Довольно простой трюк.
- Трюк, который Олрету не по зубам. - Бабка подошла к передней стене клетки, щуря глубоко запавшие глаза, окруженные паутиной морщин. - И это - вторая причина, по которой он держит нас в плену, рискуя вызвать гнев Илкехана. Мы владеем всем, что осталось от знания Шернасекка, и Олрет дорого бы дал, чтобы добавить то знание к своему собственному.
- Мама! - запротестовала сестра в зеленом платье.
- Зачем скрывать? - вмешалась другая сестра. - Лишив Шернасекк нашей защиты, Олрет обрек наш клан на смерть под пятой Илкехана.
- Эта девушка не друг Олрету. - Старуха уставилась на меня. Я сомневалась, что с ее подслеповатыми глазами она способна видеть намного дальше своей руки, но что-то давало ей неуютно точную проницательность. Бабка хмыкнула с удовлетворением. - И ее друзья - тоже.
- Ты здесь с другими? - в первый раз заговорила одна из юных девушек, и неприкрытая надежда появилась на ее лице.
- Ты можешь доставить послание в Эвадасекк? - Женщина в золотистом с трудом встала на ноги. - У нас есть там родственные узы.
- Дачасекк поможет нам, когда они узнают, что мы еще живы, - настаивала ее сестра в зеленом. - Фройласекк тоже.
- У нас вражда с Илкеханом, - осторожно заметила я. - Не в наших интересах ввязываться в распрю, которая не имеет к нам отношения.
Как говорится, не зная броду, не суйся в воду.
- Олрет продаст нас Илкехану, если судьба повернется так, что ему это будет выгодно, или если наша выдача окажется единственным средством спасти его собственную шкуру. - Хозяйка Шернасекка посмотрела на меня, и я почувствовала, что ее слова - истинная правда.
Эти женщины имели какое-то мощное Высшее Искусство и, подобно Гуиналь, умели творить свои чары без постоянных заклинаний. Мне стало легче, когда они сказали, что Олрет не может залезть мне в голову и узнать, что я была тут, наверху. В их колдовстве не было жестокости, как в заклинаниях Илкехана, с помощью которых он измывался надо мной и другими. Но все равно ни одна из этих женщин не испытывала никаких угрызений, когда брала, что ей нужно, из моих мыслей или навязывала свою волю моему телу. Что я слышала в их словах? Отзвук неопровержимой истины или коварную магию, убеждающую меня в их прямоте? Кажется, в эльетиммском Высшем Искусстве нет ничего из этических традиций Гуиналь; оно было или зверским, или коварным.
- Ты действительно говоришь честно? - Я подняла брови, глядя на хозяйку Шернасекка.
Она пожала плечами:
- Ты сама должна это решить.
- Когда решу, тогда вернусь. - Я повернулась, чтобы уйти, и обнаружила, что заклинание мне больше не мешает. Засовы отодвинулись по шепоту младшей девушки. Выскальзывая за дверь, я увидела в ее взгляде страдание, которое ее старшие родственницы отказывались признать.
Я быстро пошла по коридору. Женщины, хоть и в небольшом количестве, получают еду и воду, и мне бы не хотелось встретиться с тем, кто там ее приносит. Замедляя шаг на лестнице, я откопала пузырек духов в сумке на поясе и капнула немножко во впадинку на шее. Сильный аромат прогнал тюремный запах из моих ноздрей, будем надеяться, он перебьет и вонь, пропитавшую мою одежду. Затем я услышала шаги в коридоре на том этаже, где лежал в горячке сын Олрета. Сперва я застыла, потом бесшумно прокралась на площадку и, украдкой заглянув за угол, увидела сиделку. Она шла к противоположной лестнице. Я бросилась вниз, но услышала, что кто-то тяжело поднимается мне навстречу. Поворачиваясь, я выудила из кармана свой пергамент и пошла обратно наверх, словно имела все права находиться здесь.
Ответа на мой стук не было, поэтому я подождала у двери, когда вернется сиделка. Сын Олрета не соединит свой род с родом Ашернана. Очевидно, этого и хотел Илкехан, когда отрезал ему яйца, будто какому-то жеребенку, не годному на племя. Хозяйка Шернасекка знает, что случилось?
Расскажу ли я нашим о своем открытии? Как они отреагируют? Легко понять, что Грен, с его любовью к женщинам, это дело так не оставит. Он потребует, чтобы мы ворвались на верхний этаж и освободили пленниц. Коли на то пошло, Сорград наверняка согласится с братом, и его будет трудно переубедить.
Райшед, вероятно, сочтет потерю даже такого неприятного союзника, как Олрет, слишком высокой ценой за свободу этих женщин. Наша цель - убить Илкехана, а не ввязываться в здешние конфликты. Пленницы свободно владеют неизвестным нам Высшим Искусством. Несомненно, Райшед сочтет это достаточным аргументом, чтобы не доверять женщинам и оставить их в нынешнем положении, по крайней мере, до тех пор, пока мы не узнаем, друзья они или враги.