Спор не утихал, а, наоборот, разгорался. Сестры были окружены плотным кольцом больных, кричащих и потрясающих кулаками.
- Вы должны понять, почему вам необходимо уйти отсюда, - крикнул им сверху Де’Уннеро.
Теперь все смотрели на него.
- Это место многие годы было нашим домом, - прокричал ему в ответ один из больных монахов.
- Значит, братья и сестры Сент-Гвендолин - это ваша семья, - заключил Де’Уннеро. - Так к чему подвергать опасности своих близких? Неужели, брат, ты утратил все свое мужество? Неужели ты забыл про благородство и щедрость души, направляющие путь честного монаха?
- А благородно ли на ночь глядя выбрасывать больных за ворота? - с жаром спросил больной.
- Мы не в восторге от того, что на наши плечи лег этот долг, - спокойным голосом ответил Де’Уннеро, - однако мы выполним его до конца. Спасение монастыря важнее жизни каждого из вас, поэтому вы уйдете отсюда, и немедленно. Те, кто в состоянии идти сами, помогут выбраться ослабевшим.
- Значит, вон отсюда без всякой надежды? - спросил монах.
- Вон отсюда вместе с теми, кто болен, как и ты, - поправил его Де’Уннеро.
Больные возбужденно кричали и размахивали руками. Посланницы Де’Уннеро, опасаясь бунта, поспешно удалились.
- У меня к вам есть предложение, - крикнул вниз Де’Уннеро.
Он достал из кармана сутаны серый самоцвет, который взял из довольно скромного здешнего хранилища.
- Берите этот камень и лечите друг друга, - продолжал Де’Уннеро.
Он бросил камень больному монаху, находившемуся от него ближе всех.
- Каждый вечер вы будете предъявлять мне этот камень и сообщать, у кого он находится, поскольку потом я заберу его назад.
- Когда мы все перемрем, - язвительно заключил кто-то из больных.
- Кому дано знать Божью волю? - ответил Де’Уннеро, пожав плечами.
Между тем и ему, и всем остальным было ясно, что эти люди обречены. Камень души сможет принести им некоторое утешение, но ни у кого из них не хватит силы одолеть с его помощью розовую чуму.
- Берите этот камень и идите, - закончил Де’Уннеро и, понизив голос, добавил:
- Больше я ничего не могу вам предложить.
- А если мы откажемся?
Такого вопроса стоило ожидать, однако ответ магистра удивил всех. Де’Уннеро выхватил у одного из молодых монахов арбалет и навел оружие на самого недовольного среди больных.
- Уходите, - пугающе спокойным голосом произнес магистр. - Уходите ради блага монастыря и ваших здоровых собратьев.
Больной выпрямился, всем своим видом показывая, что уходить не намерен. Однако другие, видя мрачную решимость Де’Уннеро, прекрасно понимали, что он шутить не будет, а просто уложит буяна наповал. Его взяли под руки и благоразумно оттащили назад.
Отчаявшись, больные братья и сестры собрали теплые одеяла и одежду, помогли подняться на ноги тем, кому уже трудно было ходить без посторонней помощи, и молчаливая процессия медленно двинулась к монастырским воротам.
- Идут навстречу смерти, - прошептал молодой монах, стоявший на башне рядом с Де’Уннеро.
В течение недели умерли все, кого изгнали из Сент-Гвендолин. Де’Уннеро постоянно твердил, что жалкие попытки больных помочь друг другу лишь ускорили их гибель.
- Это напоминает действия дурака, который, желая отряхнуть упавшего в грязь собрата, сам прыгает туда же, - объяснял Де’Уннеро на одном из собраний.
Такие собрания для здоровых братьев и сестер он устраивал постоянно.
- Было бы намного лучше, если бы наши больные смогли разыскать на этом поле здоровых людей и с помощью камня души перекачать себе их силу.
- Но ведь многие из тех людей могли бы после этого заболеть, - возразила одна сестра.
- Если сотня простолюдинов отдаст жизнь ради спасения одного монаха, такая жертва будет вполне оправданна, - заявил Де’Уннеро.
- А сколько братьев должны пожертвовать собой ради спасения простолюдина? - спросила все та же сестра.
- Ни одного, - резко ответил Де’Уннеро. - Неужели вы не цените труд, вложенный в ваше обучение? Неужто вы готовы перечеркнуть годы, отданные вами служению высшим принципам? Мы - воины, слышите? Божьи воины, носители истины, хранители священных камней.
- Остерегайся греха гордыни, брат!
- Ты веришь, сестра, что можешь кого-то спасти? - спросил он. - Ты так боишься смерти, что жаждешь с ней встречи?
Слова Де’Уннеро несколько ошеломили монахиню, ибо она сразу почувствовала в них какой-то абсурд.
- Мы все умрем, - продолжил Де’Уннеро, вновь обращаясь к собранию. - Неужели это тебя удивляет? - спросил он у одного из молодых монахов. - И ты, и я, и они тоже - все мы умрем. Но мы должны нести слово Божье. Наш голос не должен умолкнуть! А теперь, когда наша церковь сбилась со святого пути, голос каждого из нас должен звучать еще громче!
Исполненный праведного гнева, Де’Уннеро стремительно вышел из помещения на двор и потребовал, чтобы подняли решетку и открыли ворота.
Он увидел Мери Каузенфед, которая бродила взад-вперед вдоль цветочного кордона, словно страж, ожидающий прибытия смерти.
- Вы все-таки решили нам помочь? - с надеждой спросила она, увидев Де’Уннеро. - У нас есть малышка Присси, помогите сначала ей…
- Я вышел забрать назад камень души, и только, - резко ответил Де’Уннеро.
Мери смотрела на него так, словно магистр дал ей пощечину.
- Вы не можете бросить нас, - сказала она. - Настоятельница и ее сестры…
- Все уже мертвы, - напомнил ей Де’Уннеро. - Мертвы, ибо отказались посмотреть правде в глаза.
- Правде, говоришь? - встрепенулась Мери. - По вашей правде, я должна умереть и гнить в яме? Погляди, сколько отметин оставила на мне чума.
Мери подняла руку, показывая магистру еле видные следы перенесенной болезни.
- Мне нужен камень души, - настойчиво повторил Де’Уннеро, протягивая руку.
- У вас в монастыре камней предостаточно, - упиралась Мери. - Мы просим всего-навсего один.
- Вы не сможете им воспользоваться.
- Ничего, найдем того, кто сможет, - сказала Мери. - Если вы не хотите нам помочь, оставьте хотя бы камень. Дайте нам попробовать самим.
Де’Уннеро сощурился.
- Ну что ж, пробуй, - произнес он, затем взглянул на стоящего рядом мужчину, по-видимому тоже больного.
- Иди и приведи сюда… как ее имя?
- Присси, - подсказала Мери. - Присси Кольер.
- Поживей! - прикрикнул Де’Уннеро, и человек бросился исполнять приказ магистра.
Вскоре он вернулся, неся на руках совсем маленькую девочку. Ей было не более двух-трех лет. Мужчина осторожно положил ребенка на землю рядом с Мери. Де’Уннеро жестом велел ему отойти в сторону.
- Она вот-вот умрет, - прошептала Мери.
- Так спаси ее, - бросил Де’Уннеро. - У тебя есть камень души. Призови имя Господа и Его силу и избавь ребенка от чумы.
Мери смущенно поглядела на него.
- Начинай! - закричал Де’Уннеро.
Мери оглянулась и увидела, что поодаль собралась многочисленная толпа. На монастырской стене и у ворот толпились монахи.
- Начинай, - повторил Де’Уннеро. - Ты жаждешь чуда, так молись о нем.
- Я всего лишь прачка, бедная…
- Тогда верни мне камень, - сказал Де’Уннеро, вновь протягивая руку.
Мери вынула из кармана самоцвет. Но вместо того, чтобы отдать его Де’Уннеро, прижала его к груди и упала на колени рядом с несчастной Присси. Всей душой, всем сердцем Мери начала молиться. Мери постоянно целовала камень души, прижимала его ко лбу Присси и просила Бога, чтобы Он соединил ее с ребенком. Так лечила ее настоятельница Деления.
Мери молилась весь остаток дня и вечер, молилась всю ночь. Не ощущая усталости, стояла она на коленях. Все это время Де’Уннеро находился рядом, наблюдая за ней.
На рассвете Мери едва могла говорить. Теперь она уже не молилась, а просила, плакала, взывая к чуду, совершиться которому было не суждено.
Присси Кольер умерла на руках у рыдающей Мери. Прождав еще какое-то время, Де’Уннеро подошел и помог женщине встать.
- Камень души, - потребовал он, протягивая руку.
Мери Каузенфед являла собой жалкое зрелище - залитое слезами, воспаленное лицо и трясущееся тело, подгибающиеся колени.
Но вдруг она выпрямилась.
- Нет, я его не отдам, - сказала она.
Де’Уннеро удивленно наклонил голову и криво усмехнулся.
- Присей он не помог, но поможет другим, - не сдавалась Мери. - Он должен нам помочь. Это единственное, что у нас есть.
Тигриная лапа Де’Уннеро полоснула ее по лицу, и Мери обожгло нестерпимой болью. Потом ее с силой дернули за руку, и Мери почувствовала, как ее пальцы разжались.
Мери куда-то падала - медленно, очень медленно падала.
Последнее, что увидела Мери Каузенфед, была спина равнодушно удалявшегося Маркало Де’Уннеро.