Идолов в понимании любого монгола он здесь тоже не увидел. Зато из угла на него уставилась странная конструкция из костей, похожая на паука, только вместо головы у него был человеческий череп. И почти в центре шатра куча не то земли, не то пересушенного навоза, облепленная совиными перьями и выглядящая как большая сова, за тем лишь исключением, что место клюва занимала высушенная не то собачья, либо волчья лапа.
Наран не знал, были ли это идолы или нет и стоило ли их приветствовать, поэтому просто протиснулся мимо.
- Возьми бубен, - коротко приказал Тарам.
Наран покряхтел, разминая руки. Этот бубен размерами доходил ему до поясницы, круглый, как солнце, и с короткими метёлками-лучами, а колотушка напоминала дубину, перед которой не устоит черепушка ни одного зверя. Даже такого, который привык отвоевывать себе место на земле рогами и крепким лбом.
Кам направил шаги в сторону, противоположную той, откуда пришли гости, и принялся сосредоточенно взбираться по тропе, состоящей из переплетения сосновых корней. У остался рядом с шатром, расстелив шкуры и завалившись спать. Наран кряхтел под тяжестью бубна, колотушку милостиво отобрал у него Тарам.
- Итак, ты пришёл просить себе новое лицо? Или, может быть, новое тело? Первое я дать не могу, а вот второе могу попробовать выпросить.
Наран, всё ещё чувствующий стыд за то, что не сумел удержать за зубами язык, попытался загладить его подхалимством:
- Ты великий кам, если так вот запросто читаешь человеческие мысли.
Кам обернулся и строгим взглядом чуть не спихнул Нарана вниз.
- Стоило мне на тебя посмотреть, как я понял все твои помыслы. Понял так же, для чего ты преодолел половину степи и забрался так далеко в горы. Что ты хочешь? Летать, как птица, или, может быть, собирать с трав росу мышкой-полёвкой? Скакать по степи мустангом, до тех пор, пока какой-нибудь удалец-монгол не сможет тебя оседлать? Волчью, медвежью или леопардовую шкуру я тебе не предлагаю, уж прости. Слишком много возни, да и кто меня защитит от твоих когтей либо зубов после того, как ты станешь зверем?
- Это настолько обычно? Можно вот так, запросто, взять и менять существ телами?
Кам передёрнул плечами. При его комплекции и в лошадиной шкуре это выглядело довольно забавно. Лошадиная голова качнулась на плече, как будто хотела дотянуться до травы.
- Один кам попытался переместить сознание собаки в тело человека. Ничего хорошего из этого не вышло. А может, он просто недостаточно воспитал свою собаку. Но вообще, да, это не сложно. Если, конечно, на то будет воля высших сил.
Наран сказал:
- Мне нужно немного другое. Я хочу вот этим лицом предстать перед Тенгри. Поговорить с ним и вопросить его. Я думаю, что моё лицо - это какой-то знак. Может, он не вернёт мне глаз и не заживит шрамы, но хотя бы скажет, для чего я живу в его мире.
- И всё? Ты хочешь, чтобы я проводил тебя на небо, к Богу всех Богов, к повелителю огня и самому высокому среди всех гор?
- Да.
Кам молчал так долго, что Наран засомневался, будет ли вообще ответ.
- Что же. Это будет большое путешествие. Такое большое, что даже твой двойник может состарится и умереть, хотя двойники не старятся и не умирают.
- Какой такой двойник?
Наран даже оглянулся, чтобы убедится что рядом не шагает его точная копия. Даже пригляделся к листьям папоротника, которыми окаймлены обе стороны тропы. Шаманы рассказывали детям, и ему в том числе - есть много невидимых существ, которые почти не взаимодействуют с этим миром. И поймать их можно, только заманив в папоротниковые заросли - листья его такие чувствительные, что беспокойно шепчутся даже под невидимыми и неосязаемыми ногами.
Из ноздри лошадиного черепа выползла и лениво улетела муха.
- У каждого существа есть свой двойник. У каждого! Они оберегают нас от всяческих болезней, а мы - привязываем их к этой земле. Мы и наш двойник связаны конским волосом. Такая взаимовыручка.
- Если я его спрошу, он ответит?
- Так могут только камы. Камы могут отвязывать двойника и отправлять по разным поручениям, но прежде учат его, как вернуться обратно. Бывает, что двойники теряются. Или их кто-то специально уводит так далеко от спящего, что они уже не могут вернуться обратно. Если человек не просыпается, значит двойник его где-то заблудился.
- И что тогда?
- Тогда люди идут за помощью к нам. Мы камлаем и отправляем своего двойника на поиски.
После долгого молчания Наран спросил:
- Значит, ты сможешь сделать так, чтобы Тенгри посмотрел на меня? И услышал меня?
Кам беспечно помахал руками.
- Конечно. Тенгри большой, и вся твоя степь - всего лишь соринка в его глазу. Я поднимусь по небесной лестнице в небо, к самому его уху. Постучусь к нему в ухо - для этого у меня есть бубен, - или подёргаю за мочку и скажу, что его желает видеть его преданный.
- Он прислушается? - спросил Наран. Им овладела внезапная робость.
- А ты принёс мне подношения? - прищурился Тарам.
Наран пошарил в сумке и извлёк горсть украшений, которые они с Уруваем нашли под деревом. Кам закрутил пальцем ус, и поцыкал зубами.
- У тебя такие хорошие зубы, - не сумел не восхитится Наран. Вернее, не восхитится он сумел бы легко, но было бы неплохо побольше задобрить повелителя духов. - Даже у молодой лошади зубы хуже.
- Оо, - протянул кам. - За своими зубами я когда-то ходил в далёкое путешествие. Нашёл их все, хоть это и потребовало от меня отпустить двойника на целых четыре года. А самому это время провести в полной неподвижности. Так что? Это всё, что у тебя есть?
- Ещё есть каменная сова. Мы с другом сняли её с одной из веток растущего кверху ногами дерева Йер-Су. Она отлично приживётся у тебя в шатре.
Тарам недоверчиво подбросил бровь:
- Ты хочешь расплатиться со мной валуном?
- Не валуном. Каменной совой. Я столько раз пытался её потерять, но похоже, она облюбовала круп моего коня. И только подумай, старик - она сидела на ветке кверху ногами! Разве тебе не нужна такая диковина?
Кам ответил в тон:
- Я думаю, твоё рвение достаточно для того, чтобы он к тебе прислушался. Хотя на твою каменную сову нужно ещё взглянуть.
Возник и придвинулся шум реки. Постепенно он стал настолько громким, что слова тонули в нём, как новорожденные щенки. Подъём, как стрела на излёте, превратился в склон, и Наран затаил дыхание, глядя в кипящую воду.
- Я первый раз вижу горную реку, - сказал он каму, приблизив к обкусанному уху лицо. - Она и правда похожа на пену изо рта скачущей лошади!
- Этот шум помогает мне разговаривать с духами, - проскрипел в ответ кам. - Давай сюда бубен.
Он принял у Нарана инструмент легко, будто миску с кашей, и одной рукой. Мышцы на циплячьих руках едва напряглись, в то время, как юноша пытался размять свои, затёкшие и с посиневшими венами.
Здесь не было ни развешанных шкур, сквозь которые солнечные лучи рисовали на земле замысловатые фигуры, ни совы. Внизу качались кроны деревьев, которые, словно улыбка, разрезала река. Вокруг, на перекатах гор, уже лежал снег, а они с камом стояли на чистой площадке, окаймлённой кустами шиповника. Ягоды уже обобрали птицы и животные, но кое-где в глубине, среди маленьких круглых листьев, нет-нет, да и сверкнёт красная искорка-ягода.
С севера наползали тучи - наверное, это один из последних дней, дней ранней зимы, когда можно увидеть чистое небо, подумал с лёгкой грустью Наран. В аил в этом году он уже не вернётся. Ему придётся где-то здесь залечь на зимовку, и если ни в одной из местных деревень, проросших корнями в скалу, не примут его, семя одуванчика, влекомое ветром надежды на исправление несправедливости, самому создавать себе убежище, пускать корни в промёрзлую почву…
Постой-ка, - сказал себе Наран. - Так ведь ты, юноша, готовишься разговаривать с самим Тенгри. Кто знает, будет ли в тебе вообще течь после такого разговора кровь? Или - не придётся ли от стыда и отчаяния бросится отсюда в кипящую воду? Если ничего не получится, если небо будет глухо к его голосу, может быть, захочется отдать рыбам то, что не сумел забрать с собой на небо стервятник.
Страх вернулся, заставил колени трястись, как зайцев перед раздвоенным языком питона, и Наран, устыдившись, позволил им усадить себя на землю. Сложил руки на коленях, и стал смотреть, как кам готовится к церемонии.
Зазвучал бубен. Тарам колотил в него со всей силы, и никакого намёка на ритм, о котором всегда так радел Урувай, не было и в помине. Дряблая рука выколачивала из протёртой кожи звуки, и, словно подчиняясь ей, кам начал свой странный танец. Тело, ноги - всё двигалось, избегая всяческого ритма. Если бы мог, - подумал Наран с беспокойством, - он бы, наверное, разорвался на несколько частей. Вдруг разом начали звенеть колокольчики и всякие железяки, подвешенные к бубну. На поясе, на груди выпутывались из складок материи пришитые к одежде колокольчики, словно птенцы из яйца, начинали истерично звенеть, требуя пищи.
Какой пищи могут требовать такие вот, железные, птенцы? Наверняка, духовной.
Лошадиная шкура легла на землю бесформенной грудой, и кам остался в халате. Присовокуплял ли он к своему танцу какие-то слова, или песни, как делали это шаманы в степи, Наран не слышал за шумом реки, но рот у него открывался, и между зубами полоскался красный язык. Один из усов прилип к нижней губе, но кам не замечал, зрачки его сменились желтоватой белизной желтков, и ноздри раздувались, как и положено, когда всё остальное тело сходит с ума - одна больше, другая меньше.