Воздух был, как проклятый и оставленный хозяевами шатёр, брошенный, с провалившимся потолком, зашитым входом и забросанный землёй. Ветра не гостили здесь уже тысячелетия, он обрюзг и раздавался в стороны перед расправившем плечи Нараном (который решил, что всё необычное здесь стоит встречать грудью) неохотно. Земля холодная и скользкая, того и гляди уползёт из-под лошадиных ног. Перед любым подъёмом или спуском лошади собираются с силами, а потом четырьмя большими прыжками взлетают наверх. Или ухают вниз, перебираясь через какой-нибудь овраг, и тогда Наран вцепляется в гриву руками и зубами, ожидая, что уж теперь-то точно эта громадина поскользнется и так глубоко вомнёт его в грязь, что без палки-копалки не откопают.
- У лошадей в крови козлиная кровь, - неуклюже шутит он, и У отвечает флегматично, как торговец на лошадином базаре, уставший уже за день расхваливать свой товар.
- Хорошие лошади.
От земли поднимается и ползает, словно некое новорожденное безглазое существо, туман. Среди кустов папоротника проглядывают кисточки черники и гниющие брёвна.
- У вас здесь был дождь?
- Был. Недели три назад, - кратко ответил старик. - Здесь влажно почти всегда.
- Даже зимой?
- Зимой нет.
У не торопясь, степенно достаёт самокрутку и огненный камень. Наран открывает от изумления рот, а потом вспоминает, что в горах, должно быть, этих камней видимо-невидимо. Высекает о кору ближайшего дерева искру, ловко раскуривает. Облако дыма за его спиной оседает, клубясь над пресмыкающимся-туманом. Едут дальше, и Наран тянется за стариком, как будто к кончику его носа привязали нитку. Любопытно, чем пахнет курево, но не уловить: как будто бы ничем.
- Зимой всё замерзает, и здесь становится очень красиво. Всё изо льда. Как идут кони, так стоит хруст на всю округу. Они, правда, так-то не забредают в тайгу, неча им тут делать. Но если вдруг забредут - всё. Пиши, пропало.
У хитро косится на Нарана, и Наран заинтересованно водит носом.
- Как это?
- А так. У них же глазки по-другому устроены. Например, вверх они посмотреть не могут, поэтому небо видят только в отражении в пруду и думают, что оно где-то глубоко на дне, а деревья растут кронами в землю. Зато хорошо видят различные отражения, и всё, что в этих отражениях отражается. Когда вокруг лёд, они путаются и не знают, куда идти. Где дорога? Везде дорога! Им кажется, что вокруг блуждает целый табун лошадей, хотя на самом деле две-три бедняжки. Так и уходят глубже в тайгу, а оттуда уже никто не возвращается.
Наран качает головой, а У улыбается. Рад, что ему удалось такой простой байкой развлечь иноземного попутчика, а заодно и навешать ему на уши вьюнковых плетей. Он считает, растения хорошо там смотрятся.
Проехали по тайге совсем немного, и послышались частые хлопки. Наран подумал, что это какой-то ритуал, но потом увидел, что старик крутится с явным намерением кого-то на себе убить, и спросил:
- Что ты делаешь?
- Проклятые мошки… грызут почём заживо.
Старик продемонстрировал на ладони вяло трепыхающее крыльями и подёргивающее ногами насекомое с длинным, похожим на шило хоботком.
- А тебя что же, не грызут?
Наран пожал плечами.
- А, ну да, - неприязно пробормотал старик. - Степная шкура. Смотри. Может, у вас ещё и кровь, как у лягушек, замерзает зимой?..
Наран оглядел себя и заметил, как эти мошки безрезультатно пытаются прокусить его насквозь и взлетают ни с чем - иногда оставляя хоботки.
Старик бледен и похож на кусок коровьего сыра. Или на луговой мёд, в то время, как степные жители все как на подбор - тёмные, как мёд, что собирают здесь. Позже Наран понял, что в отличие от степных жителей, жители гор все куда светлее. Им не приходится находится весь день под солнцем, солнце для них светит только четверть дня, а всё остальное время светит для кого-то по другую сторону гор. У них такой же приплюснутый нос, но большие, дряблые ноздри, и волосы они предпочитают не заплетать в косы, а прихватывать специальными кольцами, и прятать под одежду, чтобы не мешались. Жители степей усохлые, словно не куски мяса, - а сами они лежали всю дорогу под сёдлами. От местных же жителей так и тянулась рука отрезать с боков по куску, ещё один с живота и такой же на шее.
Уруваю бы среди них понравилось, - с грустью подумал Наран.
Тайга выплюнула их на открытую полянку, на дальнем конце которой виднелось поселение. Дальше снова начинался лес а потом земля тяжело, словно отъевшийся гусь, уходила на взлёт, и превращалась в горный пик. У сидел на лошади степенно и прямо, Наран же бросил повод и водил руками по волосам - ему казалось, что со всех сторон к нему прилипла паутина.
- Ты ведёшь меня к каму? - спросил Наран, когда они проделали половину пути до аила.
- Какой тебе кам? - неприветливо спросил старик.
- Самый сильный, который есть. Мне нужно спросить с Неба. Да так, чтобы оно ответило.
- Ах, вот как. Я веду тебя в деревню, чтобы накормить и напоить молоком, и уложить в своём шатре. Гость - большой праздник.
Старик был теперь такой мрачный, что, казалось, лоб его сейчас треснет и оттуда польётся желчь. Будто говорил не о радостном событии, а о падеже скота.
- Я приехал сюда найти кама, - повторил Наран.
- Конечно, - усмехнулся старик, разглядывая его пустую глазницу. - У тебя есть что-нибудь, чтобы оплатить услуги проводника по гиблым горным тропам? Таким, где твой конь сломает три из четырёх своих ног, а пятой зацепится за молодую ель и сорвётся в пропасть? Таким, где едва проходят даже двойники, которые умеют путешествовать на небо и под землю?
Наран спокойно сказал:
- Нет. Но у меня есть что-то, чтобы оплатить услуги проводника по удобным горным тропкам, где мой конь пройдёт хотя бы и боком, где птицы вьют гнёзда так часто, что яиц можно насобирать и на завтрак, и на ужин. Но только по таким тропкам, которые приведут меня к лучшему каму.
Старик вытянул трубочкой губы, внимательно разглядывая Нарана.
- Ты не так глуп, как я думал. Но излишне юн и самонадеян. Лучшие камы не селятся там, куда легко добраться. Они лезут куда повыше, - старик сплюнул. - Кажется, будь их воля, они жили бы в дуплах сосен, как совы.
- Ты не прав, старый человек. Высоко забираются шаманы, которые хотят, чтобы их искали. Хорошие, опытные шаманы живут пониже и помогают всем, кто к ним приходит. Таких, может быть, не очень много, потому что все отправляются искать шаманов-козлов, которые любуются на солнце сверху вниз и думают, что только поэтому стали лучше других.
На этот раз пауза затянулась так надолго, что Наран стал думать, что сказал какую-то невероятную глупость. Потом У кивнул.
- Ладно, как скажешь. Сейчас отдохнём, а потом отдохнём немного от отдыха. А потом можно будет идти.
- К проводнику?
- Искать твоего кама.
- Так ты и есть проводник?
- В горах не нужен проводник. Нужен кто-то, кто живёт здесь всю жизнь и умеет подмечать приметы.
Они въехали в аил, и навстречу, как в любом другом поселении, высыпали дети и собаки, шумная, галдящая стая.
Глава 12. Керме
К вечеру Керме свалилась с дикой болью в животе. Будто бы ежевичная ягода, которую она ненароком проглотила, проросла в желудке колючим кустом.
- Может быть, это от травы? - спросила она маленького. - От тех цветов, которые я ела?
Голос в голове окрасился тревогой.
- Но я ел эту траву много-много-много раз. Она хорошая.
Керме сидела, чувствуя лопатками, как то нагревается, то остывает ствол дерева. Мир плавал и вращался от этой боли, и девушка понимала, что, если даже поднимется на ноги, едва ли сможет сделать даже шаг. А если сумеет, вряд ли это будет шаг в нужном направлении. Скорее, потерянная точка опоры заставит её шагать по стволу вверх.
- Мой желудочек любит мясо. Он никогда не ел траву в таких количествах.
- А теперь соки этой травы дали плохую кровь, - раздумчиво произнёс маленький.
- Наверное… - от нового приступа боли Керме ближе притянула к подбородку колени. В горле появилась горячая сухость. - Но это ненадолго. Посижу таки всё пройдёт.
Маленький не отвечал. Он ушёл по венам вглубь тела. Керме чувствовала его присутствие, но так, как чувствуешь мерное движение челюстей овечки касаясь шеи животного.
Голос вновь возник у ней в голове через некоторое время.
- Там всё полыхает. В твоих венах живой огонь, а сердце колотится так, будто ты обежала несколько раз по кругу всю степь. И там есть что-то ещё. Белая змея, такая скользкая, что не поймать ни руками, ни рогатиной. Огонь пытается её сжечь, но она пьёт твою горячую кровь, как воду. Остужает её и становится всё длиннее. Я её боюсь.
Керме пошевелилась. Она не знала, что сказать. Новости из глубин организма звучали неутешительно. Молчание затягивалось. Малый, похоже, ждал её ответа.
- Не бойся. Мы дойдём. Нам осталось недолго. Хоть доползём. Там, куда мы идём, есть шаман, чтобы спасти тебя?
Раньше девушка никогда не спрашивала, куда ведёт её листок-карта. К чему, если можно отдаться во власть ласкового ручейка, которым представлялся ей её ребёнок, и плыть себе беспечно, как листик по течению.
Маленький задумался. Глухой стук сердца сопровождал эту тишину.
- Там есть что-то очень хорошее. Что-то, куда нам нужно попасть. Если мы туда попадём, белая змея не будет иметь уже никакого значения.
- Выходит, ты сам не знаешь, что нас там ждёт?
- Не помню.
- Значит, мы туда дойдём и увидим, - Керме попыталась придать своему голосу уверенные и радостные нотки, но это едва ли получилось.
Малый продолжал: