Пронзительные вопли за стеной на мгновение утихли. Лён выглянул за решётку окна, в котором от стёкол остались только осколки. Макаки насторожённо оглядывались, ища источник звука. А откуда-то сверху нарастал безумный рёв, как будто миллионы труб изрыгали дьявольское пение.
Лавар бросил поддерживать спиной трясущуюся дверь и тоже начал озираться.
- О, что же будет… - растерянно обронил он.
Удар обрушился на галеон так внезапно, что загудели и задрожали ванты, заходила ходуном палуба и затрещала крыша каюты. Дверь от удара распахнулась, и оба человека отлетели в стороны. Клубящийся порыв влетел в помещение и смёл с места все предметы. Но это было отнюдь не страшно, поскольку сила его была относительно невелика - настоящее действие разворачивалось на палубе.
Толпу чешуйчатых макак, цепляющихся за тросы, вдруг вздуло сильным потоком ветра - его было видно, и был он жёлто-красным. Огненный вихрь загонял животных по палубе, собирая в кучи и подбрасывая в воздух. Затем их стало выносить наружу, и тела уродцев летели далеко, и не видно было, где они падали в песок. Мощный песчаный ураган продул пространство палубы, просекая всё, что попадалось на его пути. Он мгновенно стёр красное лаковое покрытие с дерева, обтрепал канаты, прожёг паруса мелкими дырочками. Многих чертенят просто выдуло наружу, и их тела потоком летели в воздухе, но многих просто забило под борта, превратив в кровавую кашу - так велика была мощь ветра.
В одно мгновение всё было кончено: корабль освободился от грабителей, но какой ценой! Все припасы были подпорчены, часть улетела вместе с ворами в песок и безвозвратно пропала. Вода вся была разлита, и теперь по трюму плавали остатки пищевых продуктов, масла, овощей и фруктов, щепок, тряпок и многого другого.
- Никто не будет говорить, что это не подействовало, - мрачно заметил Лавар Ксиндара, оглядывая следы погрома - что не уничтожили макаки, то докончил ветер.
Ветер закончился так же неожиданно, как начался, и теперь можно было выйти и осмотреть погром.
Сосчитали погибших - ещё четверо матросов лишились жизни, и теперь их тела заворачивали в рваную парусину, слетевшую с мачт - она теперь ни на что не годилась. Матросы потрясённо молчали и выполняли все приказы капитана Саладжи, потому что только он сохранил рассудок в этой бойне.
- Мы не бросим их за борт, - сказал тот на безмолвные взгляды матросов. - Они не достанутся этим песчаным демонам.
Четыре тела остались неподвижно лежать на носу корабля, высушиваемые горячим ветром, а капитан срочно созвал совет, на котором помимо офицеров присутствовали пассажиры и корабельный капеллан.
- Наше дело плохо, - сказал капитан Саладжи, оглядывая всех своими покрасневшими глазами. - Мы лишились почти всех запасов воды, потому что то, что сейчас плавает в трюме, следует собрать ведрами и вынести наружу, иначе этот балласт будет мешать нам, когда мы попадём снова в море.
- А мы попадём? - спросил один из офицеров.
- Мы попадём, - твёрдо отвечал капитан. - С сегодняшнего дня я урезаю рацион.
Настроение на корабле было просто ужасным - все были подавлены и деморализованы, и только твёрдая воля капитана заставляла подчинённых наводить порядок на корабле. Выкидывали осколки разбитых бутылок, вино из которых вылилось и смешалось с водой и маслом - вся эта масса теперь колыхалась на дне трюма. Всё это надо было собирать вёдрами и выносить наружу при том, что ужасная жара не давала матросам вздохнуть всей грудью! От тяжёлой работы дико хотелось пить, а рационы капитан урезал - лишь несколько бочонков оставалось целыми.
Чтобы не вызывать подозрительных взглядов команды и офицеров, два волшебника убрались к себе. Каюта Лавара подверглась разграблению, и в ней не осталось ни одной целой вещи, поэтому он с ругательствами и сожалениями перебрался в каюту Лёна, которую они вдвоём отстаивали в этой битве.
- Если бы я был посообразительнее, я бы поступил иначе! - жаловался Лавар, развалившись на диванчике с бокалом герцогского вина.
- И как же? - поинтересовался Лён, которого смущало присутствие Ксиндары - ему хотелось поскорее приступить к чтению книги, найденной в гробнице. Но делать было нечего - товарищ честно помог ему защитить жильё.
- Надо было послать иллюзию бараньего стада! Призраки побежали бы за борт, а вся чёртова команда с ними!
Да, это была идея, и Лён сам бы сделал так, если бы умел.
- Послушай, - запоздало обратился он с вопросом к другу. - эти голубые огоньки - не ты их сделал? Поначалу мне показалось, что это известное явление - огни Святого Эльма. Но потом подумал: уж очень ко времени это произошло и исчезло так же вовремя.
- Да, это я, - скромно признался Ксиндара. - Я же говорил тебе, что я мастер иллюзий.
Отрицать это было неразумно: Ксиндара настоящий мастер иллюзий, даже на его товарища подействовало зрелище, которое он устроил бунтующей команде. Лён просто не успел придумать, что предпринять, чем защититься. И надо то сказать, что прием Лавара оказался куда успешнее, нежели защита Лёна. Ведь вмешательство дивоярца нанесло кораблю урон, сравнимый разве что с потерями от чешуйчатых макак - прекрасный галеон превратился в пловучую развалину. Жестокий ветер обтесал мачты так гладко, что содрал с них все крепления. И теперь невозможно было установить новые паруса - реи угрожающе качались и грозили обвалиться.
"Что я сделал не так?" - думал про себя дивоярец, понимая, что лишь неумелое обращение с эльфийскими вещицами привело к такому результату. Как в первый раз, когда он вызвал северный ветер с его свитой. Ему было необходимо поговорить с Перстнем, но как сделать это, когда в каюте развалился на диванчике Лавар? Лён ощущал мучительную пустоту внутри от своего неумения обращаться с мощными силами, которые ему достались по воле Жребия.
Он вышел из каюты и побрёл среди матросов, которые оставили свой ропот и теперь угрюмо наводили порядок на палубе. Корабль продолжал плыть по пустыне, и это зрелище за бортами уже становилось почти привычным, как привычной становилась и жара, безраздельно царящая тут. Будет ли когда-нибудь тут ночь? И что она может принести с собой?
С такими мыслями он дошёл до носа судна и остановился лишь тогда, когда дальше было некуда ступать. Впереди по курсу плавились, перетекали, струились песчаные барханы. Иногда пробегали мелкие грызуны и крупные насекомые - тут была своя жизнь. Здесь он мог поговорить с Перстнем.
- Почему у меня так плохо получилось с ветром? - спросил он, приблизив Перстень к губам. - Почему у меня вообще всё плохо получается?
- Ничего удивительного, - тоже тихо ответил Перстень. - Ведь ты же учишься. Если бы так легко было управляться с волшебными вещами, которые сделал не ты, всё было бы просто сказочно. Ты же понимаешь, что привлекаешь к делу могущественные силы, которые имеют собственную волю. Ты их отрываешь от какого-то занятия и заставляешь делать что-то, о чём они понятия не имеют. Нужна выдержка, Лён. Воля волшебника должны в нём сочетаться с мудростью. Ты должен чётко представлять, чего ты хочешь и как это должно делаться.
- Я хотел, чтобы этих полосатых чертей просто выдуло с корабля, - печально признался Лён.
- Вот именно, но не соразмерил силу желания с реальной картиной. Ты сделал это в гневе, под сильным влиянием момента, оттого ветер и перенял твоё яростное настроение. Когда ты призываешь силы, ты должен быть хозяином и не позволять им превосходить себя.
Эти слова напомнили Лёну наставление лесной волшебницы - Фифендры, когда та говорила: никогда не прибегайте к магии во гневе, иначе такого натворите! Перед глазами вдруг явственно нарисовалось видение лесной колдуньи, какой она поначалу представала перед новыми учениками - худая, угловатая фигура, резкий голос, острый взгляд, язвительная речь. Как она учила детей ездить верхом, сама показывая на примере - лохмотья все вразлёт, седые космы вздыблены, когда старуха лихо вскакивала на коня. Она учила ездить их без всяких сёдел, чтобы не привыкали сразу к удобствам и чувствовали лошадь. Неловкие получали подзатыльник, и Лён сам немало чувствовал затылком крепкую сухую руку Фифендры. Он как-то потом спросил Брунгильду, отчего же она не появлялась перед учениками в своём другом виде - валькирией? А потому, ответила колдунья, чтобы не возникало соблазна чувствовать себя героем без всякой на то причины, просто лишь под влиянием чужого великолепия. Надо честно осваивать процесс, а не почивать на лаврах.
- Почему же ты сама не изгнала макак? - спросил он, не сомневаясь в ответе.
- Потому что я не всегда буду с тобой, - ответила принцесса.
- И всё же корабль так разбит, что того и гляди развалится. Случись нам снова попасть в воду, мы станем игрушкой волн, ведь паруса крепить опасно.
- Я могу восстановить всё, как было - мне это просто, к моим услугам огромные энергии, вплетённые в пространство. Но ты всегда останешься лишь мелким иллюзионистом, если не попытаешься в себе открыть канал к силе, к своим способностям. Никто, кроме тебя, не может знать, что тебе возможно. Верь в себя, иначе останешься середнячком.
- Да, я понимаю, это плавание есть испытание, - согласился Лён. - Но, пока я тут осваиваю свои приёмы, страдают люди.
- Увы, это неизбежно, - вздохнула Гранитэль. - Это есть рок любого волшебника. Чтобы научиться пользоваться своей силой, надо действовать, а это всегда означает отдачу. Всё, что ты делаешь, где-то отзывается. Лучше всего тебе это объяснят в Дивояре.