Из раны потекла бледная мутная жидкость. Чудовище пошатнулось и неловко плюхнулось на подошву. Теперь оно передвигалось медленно, но все еще оставалось смертельно опасным. Конан увернулся от удара рожками, которые в миг опасности вытянулись и удлинились почти втрое по сравнению с обычным состоянием.
– Ударь его в глаз! – крикнул Эан в ухо киммерийцу.
Конан молча уклонялся от атак монстра, выжидая удобного мгновения. Краем глаза он видел, что на площади появились стражники. Поначалу Конан угрюмо подумал, что стражи закона, очевидно, попытаются схватить его и бросить в тюрьму, едва он разделается с монстром. Но скоро киммерийцу стало очевидно, что стражники сопровождают важную сановную особу, которую принесли на площадь в паланкине. Очевидно, правителю города доложили о потрясающем представлении с поединком, которое разворачивается на площади, и он поспешил явиться, чтобы не пропустить зрелище.
Конан ухмыльнулся. Похоже, только он сам и Талорк знают правду.
– Кром! – зарычал киммериец, бросаясь в атаку. Монстр отполз чуть назад и остановился, угрожающе шипя и шевеля рожками.
Конан сделал обманный выпад и заставил чудовище повернуться влево, а сам, присев и резко развернувшись на пятке, нанес резкий удар снизу. Клинок вошел в глаз слизняка-лошади. Послышался громкий хлопок, как будто лопнул туго надутый пузырь, и из пронзенного глаза хлынула мутная жидкость.
Слизняк поднялся на дыбы и заверещал. Конан успел выдернуть клинок. Теперь он знал, что делать. Сильно размахнувшись, киммериец рассек перемычку, соединявшую тело монстра с подошвой.
Изуродованная верхняя часть туловища упала на помост, к ногам Талорка. Она корчилась и билась, истекая быстро иссякающей "кровью" – ядовитой жидкостью. Талорк, завороженный зрелищем гибели второго своего ценного экспоната, даже не заметил, как ядовитый сок попал ему на одежду и прожег ее насквозь. Только ощутив боль от ожога, он очнулся.
– Хватайте его! – завопил он, указывая на Конана. – Это преступник! Хватайте его! Он убил монстра!
– Ха-ха! – отзывалась толпа, бушуя возле помоста. – Он убил монстра! Хвала!
– Хватайте! – надрывался Талорк.
– Хвала! Хвала! – отзывался народ, размахивая факелами.
Конан выпрямился, оглядывая толпу взором победителя. Ему не раз доводилось слышать приветственные клики в свой адрес. В ту пору, когда он был гладиатором, люди сходили с ума, наблюдая за его поединками, и дружно выкрикивали его имя, когда он одерживал очередную победу.
Сейчас происходило нечто похожее. И Конан как вести себя, чтобы толпа оставалась такой же – влюбленной, послушной победителю, готовой ради триумфатора на все.
Киммериец вскинул руки с мечом и взревел:
– Кром!
– Кром! – радостно подхватили люди. – Кром! Кром!
Они понятия не имели, кто такой "Кром" и почему следует выкликать это слово, но коль скоро их кумир так делает, они готовы были вторить ему.
Конан вместе с прилипшим к его спине Эаном повернулся и спрыгнул с помоста. Его подхватили и понесли прочь с площади. Каждый хотел прикоснуться к человеку, который доставил всем такое удовольствие. Только на самом краю площади Конану удалось освободиться. Он в последний раз махнул своим обожателям и побежал прочь. Скоро темные улицы поглотили его.
* * *
– Как ты ухитрился попасть в плен к этому ублюдку? – спросил Конан у Эана, освобождая его от цепей.
– Думаю, я напился, – признался молодой человек. – Полагаю, был пьян в стельку, вот он и захватил меня.
И пять его глаз принялись виновато косить во все стороны.
– Ты и сейчас нетрезв, – заметил Олдвин строгим тоном, как будто Эан был его отпрыском, а он, Олдвин, – строгим "папочкой".
– Это Талорк, – оправдываясь, проговорил Эан и вдруг рыгнул. Он покраснел так, словно сделал что-то ужасно неприличное. – Талорк меня напоил.
– Зачем? – поинтересовался Конан. Он с отвращением отбросил в сторону кандалы, снятые с приятеля, и повернулся к нему. – Не думай, будто я осуждаю тебя. Но просто расскажи, для чего все это понадобилось Талорку.
– Дело в том, что я… ик!… – Эан покраснел еще сильнее, хотя, казалось, это было невозможно. – Я не до конца человек. Все-таки двести лет… Гуайрэ изменила меня. Я по-прежнему монстр, только это не всегда заметно. – Он указал пальцем на свои скулы, где постепенно скрывались за пленкой кожи дополнительные глаза. – Все это проступает только в одном случае.
– Когда?
– Когда я пьян, – сказал Эан. – Мы сидели в том кабачке и пили. Талорк тоже был там. Вот тогда он и заметил… – Юноша опять показал пальцем на свои скулы. – А ему позарез требовался новый монстр для зверинца. Но я сопротивлялся! – Он гордо выпрямился. – Я отбивался, как тигр! Поэтому он и заковал меня.
У Конана было свое мнение касательно "тигра" и "отбивался", но, щадя самолюбие молодого человека, киммериец предпочел промолчать. Тем более, что цепи действительно были.
– Полагаю, нам следует уезжать из города, – сказал Олдвин. – Правда, мы хотели отбыть только утром, но, учитывая обстоятельства…
– А что, – спросил Эан, переводя радостно-удивленный взгляд с одного своего спутника на другого, – вы раздобыли лошадей? Даже для меня?
* * *
Вот уже третий день Конан и его спутники ехали по пустыне. Передвигались они медленно, поскольку Эан часто останавливался, сходил с коня и ощупывал песок ладонями.
– Я должен почувствовать это место, – объяснил он.
– Все барханы одинаковы, – разнервничался Олдвин. – Как ты рассчитываешь отыскать те, что накрыли погибший оазис Гуайрэ?
– Я уже говорил, что чувствую жизнь, скрытую под каждой песчинкой, – сказал Эан. Он выпрямился и топнул ногой: – Вот здесь, если раскопать, найдется череп верблюда.
– А вон там, – вмешался Конан, – если обернуться, найдется человек, который преследует нас уже второй день, самое малое.
Оба его приятеля подскочили, как ужаленные, и уставились туда, куда показывал киммериец.
Некоторое время они безмолвно всматривались в горизонт, но не видели там ничего, кроме мутного, дрожащего над песками воздуха. Наконец Олдвин неуверенно проговорил:
– Там никого нет…
– Говорят вам, кто-то едет за нами по пятам, – повторил киммериец. – Я сам умею выслеживать добычу и потому так быстро догадываюсь, что кто-то пытается превратить в добычу меня самого.
Эан тряхнул головой.
– В любом случае мы не остановимся. Нам – туда. – И он махнул рукой вперед. – Оазис уже близко. К вечеру мы будем на месте.
– Хорошо, – сказал Конан. – Сегодня полнолуние, так что нам даже не придется ждать рассвета, чтобы отыскать сундуки.
Они вновь тронулись в путь.
За ту луну, что миновала со дня гибели оазиса, пустыня неузнаваемо изменила пейзаж. Сад, дворец – все это исчезло под слоем песка.
– Должно быть, прошла буря, – заметил Конан, останавливаясь и озираясь по сторонам. – Вон там как будто видны обломки колонн…
Эан судорожно перевел дыхание.
– Странно, – промолвил он.
Конан повернулся к нему. В ярком свете луны лицо молодого человека казалось очень бледным, почти зеленым.
– Что странно, Эан? – с непривычной для него мягкостью спросил киммериец.
– Я думал, что ненавижу это место, – сказал Эан. – Что только о том и мечтаю – как бы вырваться отсюда. Что гибель оазиса Гуайрэ будет самым счастливым событием в моей жизни.
– А разве это не так? – вмешался Олдвин.
– И так, и не так, – Эан покачал головой. – Говорю же, странно устроен человек. Или монстр, – поправился он тут же. – Если считать меня монстром.
– Тебя никто не считает монстром, – возразил Конан.
– А пять глаз? – удивился Эан.
– Кром! Погляди по сторонам, человек! Разве ты не знаешь жизни? Довольно странно – для существа, которому больше двухсот лет. Подумаешь – он становится пятиглазым, стоит ему напиться. Глянь лучше, во что превращаются так называемые "нормальные люди", едва хватят в кабаке лишку. Пять глаз но сравнению с тем свинством, которое они разводят, – это образец нормы. И забудь об этом.
Эан криво улыбнулся.
– Почему-то я испытываю печаль. Давно забытое чувство. Это не тоска, которая глодала меня десятками лет, не скука, которая точила меня, пока я сидел в своих песках… Это сладкая, таинственная печаль, грусть по ушедшему… может быть, по красоте и любви…
Он вздохнул и улыбнулся.
– Пожалуй, я счастлив, – заключил он.
– Да, – сказал Конан, – ты настоящий человек. Только человек способен грустить и быть счастливым в одно и то же время. Поздравляю, пятиглазый! Ты прошел последнее испытание.
И с этим Конан отошел в сторону. Ему показалось, что он видит нечто, что вполне может оказаться сундуком. Но это был всего-навсего камень, очевидно, фрагмент кладки стены.
Конан выпрямился, оглядываясь по сторонам. Пустыня была полна подвижных призрачных теней. По небу, озаренному яркой полной луной, неслись облака.
– Сюда! – долетел до Конана крик Олдвина.
Бритунец сидел на корточках, обхватив руками
какой-то большой предмет кубической формы.
– Я нашел! – кричал он. – Помогите мне вытащить эту штуку! Пески хотят ее засосать!
Конан подоспел вовремя. Песок упорно не желал отдавать добычу. Пока Конан приближался, сундук – а это действительно был один из сундуков сокровищницы Гуайрэ – еще глубже ушел в землю.
Конан запустил в песок руки и нащупал нижний край сундука. Киммериец присел, напрягся так, что вздулись жилы на его шее и могучих плечах, а затем рывком выпрямился. Здоровенный сундук был высвобожден.