Мы вышли на моей лестничной площадке, я подергала ручку, но дверь оказалась надежно заперта.
- Открывай. - Кивнула я. - Ключей у меня нет.
Филипп приложил ладонь к замку, внутри щелкнула пружинка, и он толкнул дверь, пропуская меня вперед. В прихожей валялся сломанный деревянный косяк, из стены сиротливо торчали гвозди и утеплитель.
- Ты чего не проходишь? - Удивилась я, когда увидела, что Филипп попрежнему стоит в подъезде и, скрестив руки на груди, внимательно изучает меня.
- Я не могу. - Сдержано отозвался он.
- Как понять, ты не можешь?
- Это твой дом, - развел он руками. - Злые феи не могут войти без приглашения хозяев.
- То есть, - издевательски улыбнулась я, - если бы вчера я не сморозила глупость и не позвала тебя, ты бы так и остался стоять в коридоре?
Филипп обреченно кивнул, мне стало еще веселее.
- Когда я туда всетаки попаду, - он ткнул пальцем в квартиру, - то ты пожалеешь о каждой ехидной улыбочке.
- Мне так любопытно, что, пожалуй, проходи. - Милостиво позволила я.
Он спокойно вошел, качая головой. Закрыл дверь, снял пальто и похозяйски повесил его в шкаф. Пока я, помня о завтрашнем возвращении родителей, размораживала в микроволновке курицу, чтобы приготовить ужин, Филипп приделал на место косяк, всего лишь щелкнув пальцами. Потом рядом со мной из кухни в гостиную, где работал телевизор, пролетели стакан с водой и шоколадка. Сам собой, напугав меня до смерти, открылся холодильник, и вылетела яркая жестяная баночка с содовой. С гулко бьющимся от испуга сердцем, я перехватила ее и направилась в зал, собираясь устроить Филиппу головомойку.
Он развалился на диване и с упоением читал мой подростковый дневник, в детские годы бережно хранимый от родителей под ковром спальни. На полу валялись мои старые фотоальбомы, диски с классической музыкой, которые раньше постоянно звучали в нашем доме. На экране включенного ноутбука светилась общая фотография моих погибших друзей, где Дима прижимал меня к себе, положив на мою рыжую макушку подбородок. Похоже, Филипп изучал мое прошлое, как родители изучали мое настоящее - пристально и с пристрастием.
- Что ты делаешь? - Возмутилась я.
Парень медленно поднял голову, и мотнул пальцем. Банка с газировкой вырвалась из моих рук, бросаясь к нему, словно преданная псина к хозяину.
- Ты читаешь мой дневник!
- Ну, да. - Филипп недоуменно пожал плечами, сжимая напиток. Железное кольцо на банке открылось само собой, с шипением выпуская газ. - Ты же запретила мне копаться в твоих воспоминаниях, а как я узнаю, что у тебя происходило раньше.
- Отлично. Чувствуй себя, как дома. - Буркнула я недовольно и убралась обратно, торопясь спасти от обугливания подгоревший лук.
Филипп появился на кухне и тут же уселся на стул. Щелкнув пальцами, он зажег свет. Потом, подумав, щелкнул еще разок, и загудел, включившись, электрический чайник. Резко отворилась дверца полочки, где стояли чашки, я едва успела пригнуться, и одна, пролетев над моей головой, звякнула о стол. Потом в воздухе проплыла пачка с чайными пакетиками, открывая бумажную крышку уже на ходу.
- Хватит! - Возмутилась я, схватив коробочку. - Не порть себе аппетит, сейчас есть будем.
Курица испускала соблазнительные ароматы из духовки. На плите довольно бурлили картофелины.
- Только сделай пюре. - Капризно попросил Филипп, не отрываясь от изучения страниц, испещренных мелким убористым почерком ребенка. Тогда, не успев испортиться в медицинском институте, буквы выходили гораздо понятнее. - Кто такой Андрей?
- О, - просияла я, - я была в него влюблена в четырнадцать лет.
Парень недовольно сузил глаза, словно сама мысль о моих теплых чувствах к комуто еще выводила его из себя.
- Но нам было не суждено остаться вместе. - В притворном сожалении заявила я. - Я рыжая, а это в корне противоречило его представлениям о женской красоте.
- Он был идиотом. - Буркнул Филипп. - Они с Павлом раздражают меня больше, чем твой Дима.
- С чего бы? - Я потыкала вилкой мягкие картофелины.
- Они же еще живы.
Я только закатила глаза. Филипп очень странно рассуждал о дружбе, любви и преданности, жизни. Мы действительно росли и взрослели в совершенно разных не похожих мирах.
- Ты порой жесток. - Высказала я вслух свою мысль, с тревогой вглядываясь в красивое дорогое мне лицо.
- Не порой. - Вздохнул он, откладывая дневник.
Когда обед был готов, а мое прошлое разложено по полочкам в соответствии с годами, то в квартире раздался звонок. Филипп щелкнул пальцами, входная дверь, похоже, открылась. Я фыркнула, покачав головой, и выглянула в коридор, все еще держа прихватками, кастрюлю с картошкой. Посреди прихожей, изумленно озираясь в поисках того, кто впустил ее, стояла мамаша, в промокшем пальто и шляпке. Папа затаскивал чемодан, пятясь спиной, как рак. От изумления у меня отвисла челюсть, кастрюля дернулась, но после щелчка пальцев, прозвучавшего почти над ухом, кажется, приросла к рукам. Филипп вышел из кухни, встав за моей спиной.
- Здравствуйте. - Вежливо поздоровался он.
Мамаша кивнула и покосилась на отца. Тот быстро нашелся, в грязных ботинках протопал к нам, поцеловал меня, горящую кумачом, в макушку и протянул руку парню:
- Константин.
- Филипп. - Отозвался тот, отвечая на рукопожатие.
- Вера. - Величественно кивнула мама.
Филипп подошел к мамаше и помог ей снять пальто, доведя родительницу с прилизанными после шляпы волосами до состояния самой счастливой тещи в мире. Все трое вели себя очень естественно и посемейному, мне показалось, что вокруг происходит комедия абсурда. Убравшись обратно на кухню, я со злостью попыталась поставить кастрюлю на плиту, но ручки вместе с прихватками буквально прилипли к пальцам. Из комнаты доносились голоса, чтото обсуждавшие.
- Филипп! - Позвала я.
- Что случилось? - Он не торопился мне на помощь.
- Кастрюля. - Только и крикнула я, как полная пюре посудина тут же шарахнулась на конфорку, расплескав мятый картофель по плите.
На этом ужине, похоже, только я чувствовала себя партизаном на вражеских редутах. Родители с энтузиазмом обсуждали поездку, и, казалось, парень искренне интересовался их психологическим бредом и анализом нелепых ситуаций с моим участием. Филипп легко притворялся обыкновенно парнем, хотя все равно в его словах и жестах проскальзывала взрослость не характерная возрасту. Только единственный раз он едва не прокололся, когда брал вилку - она неожиданно сама собой подлетела к его пальцам. К счастью, никто из родственничков не заметил секундного чуда.
- Может за знакомство? - Предложил, подмигнув парню, отец, уже хорошенько закусив поджаренной курочкой.
- Папа, - перебила его я, - Филипп за рулем.
- Ну, и отлично. - Папаша уже лез в полку за бутылкой с коньяком. - Хотя бы ктото из нашей семьи не боится садиться в автомобиль.
- Ему ехать! - Почти отчаянно пояснила я, глядя, как отец расставляет на столе три рюмочки.
Фил развалился на стуле, вольготно и свободно, не ощущая ни капли скованности или неудобства.
- Так, до завтра ж выветриться. - Папа удивленно посмотрел на мамашу, курившую и деликатно выдувавшую облачка дыма на улицу через приоткрытую створку окна.
Похоже, кроме меня все в этой комнате точно знали, где именно сегодня будет ночевать мой новый друг.