Кедрин улыбнулся и опустил руку. Ему стало стыдно. Подозрения, порожденные рассказом Галена, казались ему теперь сущим ребячеством. Просто потянуло холодным ветром, а он разогрелся на солнце: весна в этом году на редкость теплая. Он запрокинул голову, чувствуя, как лицо покрывается ледяной пленкой, пришпорил своего кешского жеребца, и трое всадников галопом полетели к Белому Дворцу. Тепшен и Браннок по-прежнему держались по сторонам от него.
Плоские серые облака уже громоздились друг на друга, как льдины в ледоход. Грозные раскаты все приближались. Казалось, по облакам над Андурелом блуждает в поисках добычи гигантский хищник. Стены дворца погрузились в тень, и прежде, чем всадники достигли ворот, хлынул ливень. Упругие струи барабанили по плащам, плескали у копыт лошадей. В канавах по обочинам побежали бурные потоки. Стражи в посеребренных дождем доспехах выставили алебарды, но тут же узнали Кедрина и его спутников и, взяв на караул, укрылись под аркой. Друзья пустили коней шагом, пересекли широкий двор и проехали по крытой галерее, ведущей в конюшни. Под аркадой, окружающей открытую площадку, они спешились, передали поводья промокшим в ожидании конюхам, а сами зашагали между колоннами, отряхивая мокрые плащи.
Гроза бушевала вовсю, ливень неистово молотил по черепичным крышам. Когда трое друзей подошли к входным дверям, глухой ропот грома сменился оглушительными раскатами, и ослепительно сияющее копье ударило в полуразрушенный купол тронного зала.
- Похоже, твоя коронация пройдет не совсем по обычаю, - заметил Браннок. - Бьюсь об заклад, каменщики к полнолунию не управятся.
- И трона не будет, - подтвердил Кедрин, вспоминая лужу шлака, в которую превратился трон Андурела во время его поединка с Тозом. - Но это не страшно. Как-нибудь обойдемся.
Они влетели внутрь. Сапоги оставляли блестящие следы на узорчатых плитках, покрывавших пол прихожей. Учтивые слуги засуетились, принимая промокшие плащи. Тепшен Лал и Браннок уже осматривали клинки, проверяя, не попала ли в ножны вода. Кедрин, не взявший с собой оружия, подошел к высокому окну и протер запотевшее стекло. Снаружи стало темно, и слуги расставляли горящие факелы в позолоченные шандалы вдоль стен.
- Принц Кедрин, - сенешаль вышел вперед. Его великолепное парадное облачение горело золотом и серебром. - Госпожа Уинетт просит, чтобы ты явился к ней как можно скорее. Она у принцессы Эшривели.
- У принцессы?! - переспросил Кедрин. - Что-то случилось?
Будь они в Тамуре, сенешаль бы высказал свое мнение. Но в Андуреле были другие правила. Он лишь слегка качнул запястьем.
- Не знаю, принц. Ты ей срочно нужен - вот все, что мне известно.
После непринужденной обстановки портовой таверны все эти церемонии особенно раздражали Кедрина. Да, Белый Дворец - это не Твердыня Кейтина.
- Благодарю, - произнес он. Прозвучало грубовато, но извиняться не полагается. Кедрин направился через зал к винтовой лестнице.
Тепшен и Браннок последовали за ним. Их присутствие до некоторой степени успокоило и позабавило юношу. Интересно, что думают все эти чинные сенешали и мажордомы по поводу двух варваров, которые ходят за принцем по пятам и чуть ли не повторяют каждое его движение. Пожалуй, когда он покинет этот дворец, тут станет поспокойнее, и жизнь потечет по привычному руслу.
Однако бывали минуты, когда Кедрину хотелось побыть в одиночестве.
Перед дверью в покои Эшривели он остановился.
- Не думаю, что там мне угрожает опасность, друзья мои.
Тепшен понимающе кивнул и что-то пробормотал. Однако Кедрин заметил, что оба задержались у порога - ровно настолько, чтобы убедиться, что дверь открыла именно Уинетт.
- Кедрин! - она улыбнулась и подняла голову, чтобы поцеловать его в губы. - Я так рада тебя видеть. Где ты был?
Кедрин положил руки на плечи жене и чуть отстранился, любуясь ею. Как всегда, Уинетт выглядела очаровательно, но в ее голубых глазах таилась тревога.
- В гавани, - ответил он. - Повидал Галена Садрета. Что-то случилось?
- Эшривель сама не своя, - Уинетт озабоченно покачала головой. Светлая прядь выбилась из ее прически, и Кедрин поспешил убрать ее. - Она твердит, что недостойна присутствовать на коронации и клянется, что просидит взаперти до самого отплытия в Эстреван.
Кедрин огляделся. В прихожей, где они стояли, ничто даже не намекало на присутствие сестры принцессы.
- Она в спальне, - пояснила Уинетт. - И отказывается выходить.
- И что от меня требуется?
Уинетт взяла его за руки и повлекла через прихожую к двери из розового дерева.
- Я спорила с ней все утро. Потом пришли Ирла и Арлинне, пытались ее переубедить, но все без толку. Надеюсь, хоть ты чего-нибудь добьешься.
- Постараюсь, - отозвался Кедрин, хотя особого воодушевления не испытывал.
Уинетт улыбнулась. Ее улыбка излучала доверие, и Кедрин почувствовал, что у него вырастают крылья.
- Постарайся, пожалуйста, - прошептала она и, постучав в дверь, крикнула:
- Эшривель! Кедрин пришел!
В ответ донеслось что-то неразборчивое. Скорее всего это означало "уходите оба".
- Он хочет с тобой поговорить, - настойчиво произнесла Уинетт и толкнула дверь.
Кедрин проследовал за женой. Из-за непогоды в просторной спальне Эшривели было темно. Свечи бросали по углам тени, в очаге горел огонь, отчего воздух казался тяжелым. Пол устилали толстые ковры, бирюзовые с серыми разводами, словно Идре текла под ногами, разбиваясь о подножье широкой кровати. Прозрачный полог казался застывшей волной. Сбоку стоял туалетный столик с мазями и красками для лица, которые недавно вошли в моду. Кедрин вдруг понял, что Уинетт никогда не тратила времени на такую чепуху - да и не нуждалась ни в чем подобном. Переступив порог, принц замер в смущении: он сообразил, что Эшривель лежит в постели в одном халате. При виде гостей она поспешно запахнула полы, прикрыв ноги.
- Здравствуй, Эшривель, - приветливо проговорил Кедрин. - Можно мне войти?
- Ты король, - послышался голос принцессы - совсем тихий, казалось, слезы лишили ее сил. - Вернее, скоро станешь королем… но это неважно. Ты можешь входить всюду, куда пожелаешь.
Кедрин подошел к кровати. Высокие окна все чаще озарялись вспышками молний, стекла то и дело дребезжали от раскатов грома. У самой кровати, словно на страже, стояли стулья. Кедрин присел, Уинетт опустилась рядом. Эшривель подняла голову, и он увидел, что ее волосы, длинные и светлые, как у Уинетт, растрепались и спутались.
- Я пришел не как король, а как друг.
- Друг? Как ты можешь считать себя моим другом? Ты должен меня ненавидеть, - последние слова она произнесла, зарывшись лицом в подушку.
- Глупости, - сказала Уинетт. - Это недостойно тебя.
- Я на самом деле недостойная, - отозвалась Эшривель, - и глупая.
- Но с чего я должен тебя ненавидеть? - спросил Кедрин.
- Я запятнала себя, - произнесла Эшривель страдальческим тоном.
- Запятнала? Чем?
Кедрин посмотрел на жену. Та пожала плечами и нахмурилась, меж ее изящно изогнутых бровей залегли две морщинки.
- Я отдалась Хаттиму, - простонала Эшривель. - Если бы я не уступила ему, отец был бы жив. А я встала на сторону узурпатора!
Она сорвалась на крик и снова упала лицом в подушку. Ее плечи, укрытые тонким шелком, дрожали.
- Посмотри на меня, - мягко сказал Кедрин.
Эшривель не ответила, и тогда он наклонился, взял ее за плечи и повернул к себе лицом.
Его потрясла перемена в этой женщине. Он считал ее красавицей, даже сейчас она была красива, но ее лицо превратилось в бледную маску и не выражало ничего, кроме стыда и скорби. Она осунулась, под запавшими, покрасневшими от слез глазами залегли темные круги. Прикусив нижнюю губу, Эшривель неподвижно смотрела на Кедрина. Юноша покосился на Уинетт. Сестры были очень похожи. Когда-то он даже лелеял мечты о браке с Эшривелью. Теперь младшая сестра выглядела старше. Чувство вины, терзавшее ее, переполняло широко раскрытые глаза. Уинетт улыбнулась мужу, побуждая его продолжать разговор, но улыбка ее была тревожной.
- Как ты думаешь, - проговорил он. - Стал бы я тебе лгать?
Эшривель через силу покачала головой. Он взял ее за руку и удержал, когда она попыталась вырваться.
- Ты ничем себя не запятнала. Я говорил об этом с Сестрой Бетани. Она сказала, что тебя опоили любовным зельем. Ты не отвечаешь за то, что сделала под действием чар. Ты просто не могла понимать, что делаешь. Посланец многих ввел в заблуждение и заставил действовать противоестественным образом. Напиток, который он изготовил для тебя, внушил тебе ложные мысли и подавил твою волю. Повторяю: ты была одурманена чарами, и тебя нельзя считать виновной. И никто тебя ни в чем не винит - кроме тебя самой. Ты не виновата в гибели отца. Это… - он замолчал, чувствуя, что едва не раскрыл свои сомнения, - это деяние Хаттима Сетийяна и Посланца, но не твое. Ты невиновна. Разве Бетани не отпустила тебе грех именем Госпожи?
Эшривель молча кивнула и шмыгнула носом.
- Бетани говорит от имени Общины Сестер, верно?
Она снова кивнула и сморгнула слезинку.
- Считать себя виновной - значит сомневаться в мудрости Сестер, оскорблять Госпожу. Ты на это отважишься?
Эшривель помотала головой. Она больше не пыталась высвободить руку. Напротив, ее пальцы сжали ладонь Кедрина, словно цепляясь за надежду, звучащую в его словах.
- А как же остальные? - испуганно спросила она. - Все кругом указывают на меня пальцем и называют Хаттимовой девкой!
- Ты никакая не девка и не была ничьей девкой, - возразил Кедрин. - Люди сочувствуют твоим страданиям.