В душе на Машу обрушился поток горячей серы. Из кабинки Машу отправили в баню, в которой разило хвоей и полынью. Жар пробирал до костей. Ее заставили мучиться до тех пор, пока не потемнело в глазах. После бани Машу оглушили ледяной ванной, уложили на длинный твердый стол, намазали чем-то, что пахло мандарином, и долго разминали - так, что Маша визжала от боли. Казалось, от нее отрывают куски мяса, а кости словно прогибались под сильными, хваткими пальцами одноглазой Сони.
Наконец Машу последний раз окатили медовым молоком, вытерли и намазали прозрачным, без цвета и запаха, желе. От желе Маша почувствовала, как кожа натягивается, становится упругой и смуглой, а во всем теле ощущается такая легкость и свежесть, что ей срочно захотелось что-нибудь делать. Плясать, кружиться, бегать, прыгать…
- Побереги силы, - посоветовала Грета и усадила ее за трюмо.
Трюмо тут же показало Машу с длинной челкой на правый пробор, с ржаными волосами и прямой укладкой. Марта взялась за ножницы. Через десять минут Машина прическа была готова - ножницы словно сами по себе отрезали локоны.
- Готово! - Марта подмигнула своему отражению. - Значит, так… - Она взяла Машу за плечи и развернула к себе. - Не бойся. Все будет хорошо. Дальше… Ничего не предпринимай сама. Как он скажет, так и будет. Но и не веди себя как полено. Поняла?
- Нет, - честно призналась Маша.
- Вот и хорошо! - неожиданно расхохоталась девица. - Выпей. - Она приняла из рук Сони большой хрустальный кубок и протянула его Маше. - Залпом.
Маша покорно опрокинула кубок и чуть не взлетела до потолка. В вино добавили столько пряностей, что оно было похоже на аджику. От напитка все сомнения, предрассудки и страхи разлетелись, как перепуганные воробьи. Даже не смотрясь в зеркало, Маша почувствовала, что ее взгляд стал безумным и шальным, рот вульгарно оскалился, а внизу живота засосало в предвкушении чего-то необычного и, видимо, очень и очень неприличного.
- Ведите! - гаркнула она, девицы всполошились, а часы забили полночь.
Девушки быстро натянули на Машу что-то длинное, прозрачное, без рукавов, подхватили под локти, взмыли в воздух и помчались по просторным сводчатым коридорам. Распахнув высоченную дверь, девицы ворвались в большую темную комнату, бросили Машу на широкую кровать и, гогоча как сороки, вихрем помчались назад.
Едва перестала кружиться голова, Маша осмотрелась. Комната большая, но простая. Похожа на японские жилища - белые стены, коричневый дощатый пол, низкая квадратная мебель. В окне виднелось небо и кусочек луны. И еще было тихо - так тихо, что Маша слышала, как хрустит под пальцами постельное белье, как стучит сердце и как топает по стене черный толстый паук. В правом углу был камин - ничего особенного, обыкновенная дыра в стене, кое-как обложенная серым кирпичом и закрытая чугунной решеткой.
Только Маша подумала, что все это розыгрыш, никто к ней никогда не придет, как в камине вспыхнуло синеватое пламя, а шторы сами по себе сомкнулись, прогремев медными кольцами.
Маша напряженно замерла на кровати. Из камина вышел Марат. Словно не замечая Машу, подошел к креслу, тяжело плюхнулся и простонал:
- Дьявол, как я устал! - Он потянулся. - Ты действительно хочешь стать ведьмой? - вдруг спросил Марат.
Маша чуть не выронила стакан.
- Да, а что? Ты передумал? - забеспокоилась она.
- Не передумал, - ответил он. - Просто… это ответственность. Ты будешь принадлежать нам. Как военная служба - по первому зову, без извинительных причин. Ты будешь частью нашего мира, понимаешь?
- Но… - смутилась Маша, - ты же сам по себе.
- Никто не может быть сам по себе, все мы во власти Божьей. - Марат нахмурился. - Какими бы независимыми ни казались.
Он резко вскочил. Еще минуту назад казалось, что демон намертво врос в диван, его большое усталое тело развалилось - не поднять. Но он снова был полон энергии. Марат протянул Маше руку, и она положила свою ладонь в его руку. Он стянул с нее одежду.
Маша зажалась. Она испуганно смотрела на Марата - как он раздевается, ложится рядом на живот, склоняется над ней… Его лицо было совсем близко. Чувственный рот с глубокой складкой посредине нижней губы, острые крылья носа, широкая волевая челюсть, глянцевая кожа. Маше стало дурно. Не от страха, от предвкушения. Он был ошеломительно сексуальным. Чертовски сексуальным. В нем было что-то страшное, животное, но это лишь больше распаляло. Ей хотелось хоть сексом, хоть голой чувственностью растопить эту самоуверенность, равнодушие и мужское супер-эго - ощущение превосходства над всеми. И одновременно хотелось стать его вещью, забавой, чтобы хоть на час он полюбил ее, получил удовольствие от ее тела, подумал, как она хороша. Она догадывалась, что сейчас будет не так, как с Игорем. Никакой любви, единения душ. Будет голодная, безумная страсть - без обещаний, признаний, нежности и смущения.
Стук собственного сердца оглушал, грудь вздымалась, а живот стал напряженным и твердым. Марат положил руки ей на бедра и притянул к себе. Маша прижалась всем телом. Ей хотелось всего его потрогать, ощутить каждый миллиметр тела, зацеловать с ног до головы. Марат коснулся ее губами, и она чуть не закричала - настолько проникновенным был поцелуй. Казалось, волосы на голове зашевелились от желания, а внизу живота засосало, как от голода. Она впилась ему в губы и будто сошла с ума - обнимала, ласкала, царапала и кусала его мускулистое тело, ощущала под теплой кожей твердые мышцы, гладила волосы… Перед глазами поплыли круги - красные с желтой обводкой, потом зеленые, а потом она ощутила, что ее кто-то бьет по щекам.
- Выпей.
Сквозь приоткрытые глаза Маша увидела Марата, протягивающего ей золотую фляжку.
Маша без слов приняла флягу, махом опрокинула и поняла, что вот теперь точно умирает. Ей стало больно - ужасно больно везде. Тело крючило, кости ломило, как от гриппа, губы высохли и потрескались, в животе было так, словно она проглотила ежа. Но все прошло так же внезапно, как и началось, - боль отпустила, сменившись истомой, а голова стала ясной и легкой.
- Вот и все. - Марат забрал стакан. - Теперь ты наша.
- Поздравляю.
Маша чувствовала, что изменилась, но еще не понимала как.
- И что мне теперь делать? - спросила она новым, с хрипотцой голосом.
- Все, что пожелаешь, - усмехнулся Марат.
- Но я же ничего не умею. - возмутилась Маша.
- Вот, - он указал на черную книгу в сафьяновом переплете, - это тебе. Там все самое важное, а остальное сама выяснишь. Теперь у тебя есть сила, а это главное.
- Скажи… - Маша налила еще. - А если бы я была человеком?.. Ну, в полном смысле… Все было бы точно так же?
Марат вздохнул:
- Дело не в этом. Дело в вере. Ты верила, потому что знала - все это есть. Все правда. Люди же по большей части не верят. Не представляешь, сколько ко мне шастает дамочек: "Ничего не пожалею, все отдам, у меня муж знаете кто!" Но они по-настоящему не верят - думают, это шоу ужасов в субботу вечером или в лучшем случае - Гарри Гудини. Поэтому мы берем-то по большей части из своих.
- Из умерших? - почти шепотом спросила Маша.
- Из Ада, к примеру, - пожал плечами Марат. - Те, которые понесли наказание за грехи, лучше в них разбираются.
Они снова замолчали.
- Я, наверное, пойду? - предложила Маша.
- Давай, - в своей обычной манере, чуть презрительно и высокомерно, согласился Марат. - Тебе туда. - Он показал на камин.
Маша кивнула на прощание, вошла в очаг и обнаружила, что вниз ведет темная крутая лестница, в конце которой светится тусклый огонек. Огонек оказался грязной лампочкой, освещавшей сырой подвал. Маша толкнула обитую ржавым железом дверь и оказалась у себя в подъезде.
- Уф! - громко сказала она и взлетела по лестнице.
14 МАЯ, 13.00
Офис "Сити-смарт"
- Подождите, пожалуйста, пару минут, - обаятельно улыбнулась секретарша. - Наталья сейчас у генерального директора.
Маша села.
- Хотите чай? Кофе? Сок? Минеральную воду? - предлагала секретарша.
- Сок, - попросила Маша. - Персиковый.
Позвонив в буфет, Ира села на место и исподтишка рассмотрела посетительницу.
Казалось, не манекенщица пришла устраиваться на работу, а сама Елизавета Английская посетила детский приют с благотворительной целью. Гордость, если не сказать спесь, так и перла. Густые ржаные волосы до плеч, челка прикрывает брови, прямой пробор. Холодные голубые глаза, упрямый рот. Стройная. Черная, по фигуре, замшевая рубашка, красно-черно-белые камуфляжные брюки в стиле милитари, высокие ботинки из тончайшей лакированной черной кожи. Красивая. Уверенная. И… Было в ней что-то неуловимое… Какая-то черта, которую Ира не могла назвать, но точно знала - такое же впечатление у нее было от собственной начальницы. От Наташи. Как будто они - Наташа и эта Мария - знали или же обладали чем-то таким, что неподвластно ни ее, Ирининому, ни чьему другому пониманию.
- Ты можешь здесь не курить? - взвизгнул Клим, когда Наташа прикурила сигарету и с удовольствием затянулась.
Наташа отрицательно покачала головой.
- Дай пепельницу, - невозмутимо попросила она. Клим чертыхнулся, но протянул руку и поставил перед Наташей тяжелую хрустальную пепельницу. - Знаешь, кто придумал легенду о вреде никотина и вынудил всяких там нью-йоркских мэров запретить курение в общественных местах?
- Ну и кто же? - с легкой издевкой, мол, что ты там сочинила, поинтересовался Клим.
- Руководители крупных корпораций, - очень серьезно сообщила Наташа.
Клим недоверчиво хмыкнул.