- Об этом не беспокойтесь. Думайте о том, что голландский мальчик никогда бы не смог стать владельцем Хелльштайна, так как исповедует протестантскую веру. К тому же он, как я уже говорил вам, всего лишь пасынок пана Мирослава и имеет не больше прав на наследство, чем вы. Отдыхайте, ваша светлость, и постарайтесь выздороветь до завтрашнего дня.
Выздоровел Конрад очень скоро из-за младшей дочери хозяев. Неугомонная девчонка пользовалась каждой свободной минутой, чтобы заглянуть к нему и поболтать. Гость настолько очаровал маленькую проказницу, что ни окрики и угрозы матери, ни подзатыльники старших сестёр не пугали её, и к вечеру она так замучила его, что он был готов ночевать на улице. Когда утром явился Феррара, Конрад едва не бросился ему на шею.
- Едем немедленно!
Дингер покачал головой.
- А вы уже всё решили за меня, ваша светлость?
Конрад с умильной улыбкой погладил его по руке:
- Не сердись. Я решил за нас обоих, я ведь твой господин и должен заботиться о тебе.
- Вот как вы заговорили, сударь! - удивился слуга. - А если я сбегу от вас в дороге?
Конрад внимательно взглянул на него, точно пытаясь угадать, шутит он или говорит серьёзно.
- Нет, ты не убежишь. Ты уже пытался бросить меня, но вернулся. Без меня тебе скучно и одиноко.
Выехали около полудня: Феррара на своём гнедом, Дингер и Конрад на Султане. Для Дингера явилось неожиданностью то, что им пришлось возвращаться в Прагу. Феррара успокоил его:
- Вам нечего бояться. Прага большой город, и едва ли вы встретитесь там с паном Мирославом. Он не ждёт вашего возвращения. Его люди сейчас направляются в Норденфельд, поэтому для вас безопаснее всего отправиться в противоположную сторону. Я еду в Прагу по необходимости. Там остались мои слуги, вещи и карета. Оттуда мы поедем в Австрию другой дорогой.
Возвращение затянулось на целую неделю из-за дождя, который пришлось пережидать двое суток в придорожной корчме в каком-то хуторе, название которого Конрад даже не пытался запомнить. Было скучно. Время тянулось долго. Ночевали втроём в тесной каморке, пропахшей мышами и сыростью. Конрад грустил. Дингер сердился на него и общался с ним только по необходимости. Феррара держался с обоими очень любезно, с Конрадом даже ласково, и заплатил Дингеру жалование вперёд.
Когда дождь прекратился, тронулись в путь. Феррара не спешил и часто останавливался, давая передышку своим спутникам, в основном младшему. Дингер возмущался: ехать, так ехать! Его дурное настроение и мрачный вид раздражали и тревожили Конрада. "Я боюсь, что Дингер сбежит", - однажды пожаловался он Ферраре. Ювелир улыбнулся: "Не думайте об этом, ваша светлость. Если он не покинул вас до сих пор, то теперь ему и вовсе нет смысла бежать. Деньги, которые я плачу ему, он не заработает на другой службе".
В Праге Феррара снял для своих спутников комнату на постоялом дворе и расстался с ними, пообещав вернуться через два-три дня.
Чувствуя свою вину перед слугой, Конрад старался не докучать ему. Они почти не разговаривали. Дингер надолго покидал своего маленького хозяина ради общества других постояльцев, с которыми мог выпить пива и поиграть в кости. Конрад целыми днями просиживал один в неуютной холодной комнате. Одет он был слишком легко для осени, а дни стояли пасмурные, промозглые. Забираясь в постель, он кое-как согревался. От безделья и скуки в голову ему лезла всякая чепуха. Его волновало долгое отсутствие Феррары. Он боялся, что ювелир передумал и уехал один.
Конрад мечтал о Голландии. Благодаря рассказам Лендерта, эта далёкая страна была ему ближе и намного интереснее, чем Австрия, центр великой державы - Священной Римской Империи Германской Нации, в состав которой входили Чехия и Моравия. Он боялся покидать родные края ради отъезда в Баварию, но Амстердам сиял в его воображении, окружённый мистическим ореолом. Все земные пути сходились в этом городе. Все радости и надежды были связаны с ним. Там исполнялись самые противоречивые желания. Туда уводили самые смелые мечты. Там шумело море. Одно только это могло заставить Конрада отказаться от всего, связанного с его нынешним существованием и ехать за тридевять земель с едва знакомым человеком. Страх был, но он растворялся в фантастических картинах будущего в чужом городе под чужим именем.
Конрад пытался представить себя голландским мальчиком, которого обманчивая судьба возвысила до статуса наследника старинного чешского рода, а теперь намеревалась лишить всего, быть может, и жизни. Суждено ли им встретиться там, в Амстердаме? Конрад не хотел этой встречи и знал, что будет стараться избежать её. Мысли о ней тревожили его. Он впервые осознал себя злодеем. Прежде у него не было ни времени, ни повода для размышлений о своих душевных качествах. Ему никогда не приходило в голову осуждать себя за жестокость и бессердечие. Он был бы возмущён несправедливостью, если бы узнал, что многие считают его вспыльчивым и скорым на расправу. Самому себе он казался добрым и терпеливым, даже кротким, так как порой ему удавалось сдержать вспышку ярости или промолчать, когда злые язвительные слова рвались с языка.
Наконец возвратился Феррара. Когда он вошёл, Конрад лежал в постели одетый и читал толстую книгу "История Богемии", которую Дингер приобрёл накануне у проигравшегося в карты студента Пражского университета. Книга была написана на верхненемецком и снабжена большим количеством гравюр. Феррара попросил разрешения взглянуть на этот монументальный труд.
- Неужели вашей светлости интересно то, что происходило так давно?
- Кое-что интересно. Когда у меня много свободного времени, я обычно читаю священное писание. - Конрад промолчал о стихах, помня, как Герхард презирал его увлечение куртуазной поэзией.
- Здесь говорится о ваших высокородных родственниках, - как бы невзначай заметил Феррара, возвращая мальчику книгу. - Посмотрите четвёртую главу.
Ювелир достиг своей цели: ему удалось заставить маленького ханжу удивиться.
- Странно… Я не заметил. Где именно?
- В той части, где речь идёт о первых властителях Бранденбурга, когда это было ещё маркграфство. Помнится, ваш отец как-то упомянул о том, что один из его предков по материнской линии состоял в близком родстве с маркграфами Бранденбургскими.
Лучшего довода в пользу пана Мирослава нельзя было придумать. Последние сомнения, тревожившие Конрада, рассеялись. Герхард фон Норденфельд, внук полунищего баварского дворянина, получившего баронский титул за участие в разбойничьей войне в Чехии, окончательно лишился своего единственного наследника. Конрад исчез. Он не погиб от рук грабителей и не был похищен и продан в рабство, как предполагали впоследствии соседи и слуги Норденфельдов. Он просто прекратил своё существование, когда в Праге неожиданно объявился неизвестный никому голландский мальчик - пасынок пана Мирослава.
Феррара радовался тому, как всё удачно складывалось. Сама судьба помогала ему. Он не предполагал, что его подопечный говорит по-голландски. Не совсем правильно и бегло, с грубым немецким акцентом, но в тех странах, куда они направлялись, это не имело значения.
Мальчик охотно надел дорожный костюм из серого сукна, который передал ему пан Мирослав, и без возражений принял подарок своего нового отца - золотой крестик филигранной работы, украшенный бриллиантом в три карата. Кроме того, Мирослав снабдил своего наследника целым сундуком необходимых в дороге вещей и одежды, а также большой суммой денег.
- С сегодняшнего дня, сударь, мы с вами будем говорить по-голландски, - предупредил Феррара Конрада. - Если какие-то слова окажутся для вас незнакомыми, вы можете ненадолго перейти на родной язык, но изъясняться на нём вам надлежит с акцентом. Будьте внимательны, ваша светлость. Помните, что отныне вы голландец, и главное… относитесь к этому как к игре.
Но по собственному опыту ювелир знал, насколько непохоже на игру испытание, предстоящее мальчику.
Выехали из Праги ранним утром, по темноте. В карете Феррары находились только он и Конрад. Слуги - итальянец и грек - тряслись следом в повозке, доверху нагруженной сундуками с одеждой и разной утварью, а также дорожными приобретениями Феррары, среди которых были произведения искусства, книги и редкие минералы. В Праге он купил несколько изделий из фарфора, серебра и самоцветных камней и теперь беспокоился о том, чтобы всё это не разбилось и не сломалось в пути. Ехали шагом и лишь на очень ровных участках дороги переходили на рысь. Фарфор, обмотанный материей и обложенный слоями войлока, покоился в деревянном ящике на полу кареты. Рядом стояла шкатулка с ювелирными изделиями. Поверх неё лежали заряженные пистолеты. За каретой следовали наёмники. Их снова было пятеро. Дингер держался особняком и ехал последним, мрачно поглядывая в затылок своему недавнему врагу Хасану.
Конрад дремал, свернувшись на сидении и укутавшись тёплой накидкой. Под головой у него лежала недочитанная книга. Утро было туманным и холодным. Феррара опустил занавески, чтобы пронизывающий до костей ветер с Влтавы не проникал в карету. Перед выездом из Праги шёлковые летние занавески заменили тяжёлыми, кожаными. От пыли, дождя и холода они защищали лучше, но не пропускали свет, поэтому в карете было темно. Феррара закутался в подбитый мехом дорожный плащ и попытался уснуть.