После короткого допроса в присутствии капеллана, Герхард почти убедился в том, что Микулаш находился в сговоре с Майеном. На вопрос барона, не замечал ли он чего-нибудь подозрительного в поведении учителя, парень простодушно ответил, что однажды видел, как тот уронил на пол Библию.
Так как ничего больше Микулашу не удалось вспомнить, Герхард приказал высечь его и не прекращать экзекуции до тех пор, пока его память не прояснится.
После первого же удара плетью Микулаш стал очень болтливым. Плача навзрыд, он признался, что однажды ночью, в полнолуние, незадолго до смерти Бертрана, видел, как Конрад выходил из своей комнаты на балкон и долго стоял там, затем вернулся в комнату и до рассвета читал книгу, которую вечером дал ему Майен.
Ещё несколько ударов - и Герхард узнал о своём младшем сыне то, о чём давно перешёптывались слуги. За пределами замка у Конрада был друг, "человек, живущий в Праге". Иногда Лизи странным образом исчезала, а затем возвращалась к своему хозяину, и в ошейнике у неё была спрятана записка. Конрад писал ответ и, вложив его в ошейник собачки, отпускал её всегда в одном и том же месте - в дальнем конце парка.
Это было уже более чем серьёзно. Герхард приказал запереть Микулаша и приставить к нему сторожей, которые должны были внимательно следить за парнем и немедленно докладывать обо всём, что показалось бы им подозрительным в его поведении.
Капеллан посоветовал барону тщательно осмотреть покои Конрада. Вероятно, там был спрятан наговорённый предмет, с помощью которого Майен или кто-то другой наводил чары на обитателей замка…
…Складной нож Лендерта был сделан на заказ и открывался наподобие веера: тонкое лезвие вынималось из узкой металлической рукояти, украшенной серебряной насечкой.
Конрад закрыл и быстро сунул нож под подушку. В комнату вошёл статный, аккуратно одетый мужчина в завитом чёрном парике. Это был домашний врач Норденфельдов. Он принёс микстуру в кубке, сделанном в виде цветка лилии. Присев на стул возле постели, врач приветливо улыбнулся.
- Вы должны выпить это, ваша светлость.
От приторно-сладкого напитка пахло мёдом, ванилью и летними цветами. Конрад с удовольствием выпил его. По телу разлилась приятная истома, захотелось спать. Конрад прикрыл усталые, опухшие от слёз глаза. Он проплакал всю ночь, тоскуя о Майене…
На лицо ему упала тень: врач тихо встал и опустил полог кровати. Погружаясь в дремоту, мальчик не услышал его удаляющихся шагов.
Но внезапно туман, навеянный сонным питьём, рассекла яркая вспышка. Тихий, ясный, насмешливо-ласковый голос произнёс рядом с постелью:
- Завтра Микулаша вздёрнут на дыбу.
Вздрогнув, словно кто-то рванул его за плечи, Конрад очнулся. Он был один в комнате, сердце его бешено колотилось, тело покрылось потом. Ему и прежде доводилось на зыбкой грани между сном и бодрствованием слышать непонятные звуки и голоса, но никогда они не были такими беспощадно-чёткими.
Полежав неподвижно, он немного успокоился. Действие снотворного возобновилось. Он начал засыпать. И вновь тот же голос прозвучал уже не рядом, а внутри него, в его мозгу, отдавшись в сердце призрачным эхом:
- Спрячь нож.
Конрад сел, отбросив покрывало. Никогда ещё он не испытывал такого мучительного, отчаянного страха. Он находился во власти неведомого существа. Оно обитало в нём. Оно не давало ему уснуть, говорило с ним, и он не мог заставить его умолкнуть. Он силился позвать на помощь мать, но незримый голос перебивал его мысленную мольбу:
- Спрячь нож!
- Зачем? Куда? - вслух прошептал Конрад.
- Спрячь нож!
Словно в забытьи, повинуясь чьей-то могущественной воле, мальчик послушно вынул нож из-под подушки, огляделся, теребя шёлковый шнур, продетый в кольцо на рукояти. В спальне не было потайных мест, куда можно было бы надёжно спрятать даже такой небольшой предмет, но голос торопил…
В затуманенное сознание Конрада проникла странная мысль…
Запрокинув голову, он медленно опустил нож себе в горло и сделал сильный глоток. Стальной холод царапнул пищевод. Конрад равнодушно подумал о том, сможет ли вытянуть нож обратно за кончик шнура, оставшийся у него в руке…Вероятно да, но не сейчас…Сейчас ему хотелось поскорее уснуть. Он спрятал шнур под язык и осторожно лёг на спину…
Он проснулся с ощущением, будто с ним произошло что-то гадкое. Во рту у него было сухо. Сделав движение языком, он с испугом и отвращением ощутил шнур, тянущийся в горло, и вспомнил о ноже. Пресвятая дева! Конрад перекрестился и начал медленно вытаскивать нож. Ему показалось, что эта варварская процедура длилась не меньше часа. Наконец с мучительным рвотным позывом он выплюнул нож в ладонь и несколько минут сидел обессиленный, справляясь с тошнотой.
Он недоумевал: что на него нашло? Неужели нельзя было спрятать нож иначе? Глупость, просто глупость.
Горло у него саднило, горечь и сухость во рту становились невыносимыми. Он позвал слугу и внезапно вспомнил голос, сказавший: "Завтра Микулаша вздёрнут на дыбу".
Конрад встал с постели и босиком подбежал к приоткрытой двери. В маленькой смежной комнате, где всегда ночевал Микулаш, сидел толстый лысоватый человек. Это был Фриц, добрый, преданный слуга Бертрана. После смерти обожаемого хозяина Фриц словно осиротел. Даже отец не тосковал о Бертране так отчаянно, как он.
Где Микулаш? Конрад отступил от двери и вдруг увидел на широком рукаве своей ночной рубашки пятнышки крови. Под локтем у него багровела длинная, уже почти затянувшаяся царапина. Вероятно, он оцарапал себя ногтями во время сна. Он хотел окликнуть Фрица, чтобы тот принёс ему одежду, но взглянул на стол и забыл о своём намерении.
В комнате произошла какая-то неуловимая перемена. Ничто не исчезло, все предметы остались на своих местах, но в их привычном расположении появился едва ощутимый дух хаоса и суеты, всегда сопровождающий перестановку мебели, большие уборки и… поиски пропавших вещей.
На красной узорчатой скатерти тёмным прямоугольником выделялась Библия. Между её потрёпанными страницами виднелся листок бумаги. Конрад вынул его. Это было одно из его последних стихотворений. Никому, кроме Майена, он не показывал своих стихов, написанных не о людях и не для людей. Майен считал его едва ли не святым. Мальчик, которому являются ангелы, рождён для жизни чистой и праведной.
С медленно поднимающейся тревогой Конрад провёл пальцем по кожаному переплёту. Книга лежала не так, как он оставил её накануне. Не так стоял стул возле стола, тяжёлые занавесы на окне были широко раздвинуты, балконная дверь приоткрыта, на подоконнике возвышалось нелепое украшение - ваза со стеблями полыни.
Конрад прошёлся по комнате. Пока он спал, к нему кто-то входил, кто-то принёс полынь, открывал его Библию. Никто не осмелился бы сделать это без ведома барона, значит, отец видел стихотворение…
Но что из того? Разве писать стихи об ангелах - грех?
Глава 4
Гости
В отличие от большинства замков того времени, Норденфельд был построен не на возвышенности, а на достаточно ровном месте, окружённом густым лесом. Во время войны его укрепления сильно пострадали. Отец Герхарда потратил немало средств на то, чтобы восстановить полуразрушенную стену, окружавшую замок в прежние времена. Ров, почти засыпанный землёй, удалось расчистить, но воды в нём уже не было.
Старый барон умер, так и не осуществив свою мечту о реконструкции замка, а Герхард оказался плохим хозяином. Праздники, охота и любовь оставляли ему слишком мало времени для других дел. Пока Августа была жива, он ещё пытался, ради её удовольствия, кое-что преобразовать в имении, но после её смерти оставил все свои замыслы.
Большая часть комнат в замке много лет пустовала и приобрела нежилой вид. Парк, за которым когда-то с любовью ухаживали старик-садовник и двое его подручных, выполняя прихоти баронессы, теперь находился в запустении. Прежний садовник умер, а новый не слишком утруждал себя работой, пользуясь тем, что удручённого несчастьями барона не заботило, аккуратно ли подстрижены кусты вдоль аллей. Розы перед парадным входом вымахали в пол человеческого роста и буйно цвели. Дикий шиповник заплёл шпалеры. У пруда разросся камыш. В дальнем конце парка, куда Герхард редко заходил, но где очень любил играть его младший сын, аллеи заросли травой. Кое-где ещё виднелись следы прикосновения человеческих рук, но ко всему этому уже давно протянула руку природа.
Герхард угрюмо шагал взад-вперёд по охотничьему залу, где на стенах были изображены всадники, преследующие оленей.
В углу возле камина, украшенного фигурами мраморных львов, капеллан непослушными руками перебирал чётки, безмолвно молясь не за треклятый род Норденфельдов, а за собственную жизнь.
Беспокойство за свою судьбу томило и врача, стоявшего тут же, у окна. Гнев барона мог обрушиться на любого из его приближённых и слуг. Одному Богу было известно, кто должен стать следующей жертвой после Майена и Микулаша.
Накануне Герхард приказал врачу приготовить для Конрада сонное питьё. Когда мальчик уснул, его перенесли в покои отца.