Мы оба уставились на Сервессера-младшего. Заплаканный, с пивными потеками на лице, он протягивал нам что-то, какую-то маленькую штучку… Глаза наследника сияли.
- На полу нашел! Наше пиво, - с неизъяснимой нежностью выговорил он. - Наше пиво, "Оболонь", вот знак!
Я взял у него кусочек металла - крышку от бутылки. На ней изящными знаками было выведено: "Оболонь", в круге - красивый сложный герб.
- Пепе, - вскричал я, чувствуя себя решительно самым умным, - это не глагол! Это и есть пиво!
Но Пепе и без того уже сражался с Озиприншем. Проклятый старик, лежавший тише воды ниже травы, вдруг решил, что прежде последнего часа его собираются отравить. Ози сопротивлялся, пускал слюни, кашлял, но все же лекарство мы в него затолкали. Первый глоток пива влили с ложечки.
Что тут началось!
И колбасило нашего Ози, и корячило, вздрючивало и загибало в немыслимые узлы, но, в конце концов, кончилось все хорошо.
К Ози вернулись его юные годы, и, как вскоре стало ясно, его буйное разгильдяйство, от чего он потом не раз еще пострадал.
Я избежал опасности увольнения "за пособничество", и к тому же магистр Оглоблишвили пригласил меня в "Записки сумасшедшего" - художником по гриму.
Сиротка Сервессер проделал в заветной крышечке отверстие и носил ее на груди, как дорогую реликвию.
О том же, как Пепе Гарута уладил свои сложные дела с легкомысленной Брю, и какие последствия имело пребывание наследника Сервессеров Раздольненских в нашем колледже, и какая судьба ожидала Физорга бен Дудама - об этом расскажу не здесь и не вам, потому как есть История Вторая и Третья, Четвертая, Пятая…
И так далее, покуда не кончится пиво.
Олег Овчинников
МАСЕНЬКИЙ ПРИНЦ
Моему брату Игорю,
большому любителю пива "Оболонь",
в день его двадцатишестилетия.
- Хмм… "Оболонь"? - с сомнением повторил Командор и погладил левый подлокотник кресла. Потом сместился вправо и погладил правый подлокотник. Невозможность выполнить оба этих элементарных действия одновременно слегка раздражала.
- Да, "оболонь" или "оболоня", - подтвердил ксенолингвист. - Местная морфология допускает два варианта написания.
- Хмм… Жаль, что мы не уточнили правильный еще при первом аудиовизуальном контакте. Еще месяц назад я ни за что бы… - Командор вздохнул. - Верно говорят, что опыт уходит с возрастом. И что же представляет собой эта самая "оболоня"?
- Пока неясно. Но Эрик Глаза-и-Уши с минуты на минуту должен завершить сканирование планетарной ноосферы в поисках информации. А вот, кстати, и он.
Дверь командорской каюты бесшумно скользнула в сторону, и на пороге возник Эрик. Он провел ладонью по воспаленным глазам, осторожно, словно боясь обжечься, потрогал мочки пылающих ушей и пояснил смущенно:
- Это варварская планета, мой принц! Похоже, здесь не слыхали о возрастных цензах на информацию. Все, что угодно, - в свободном доступе. Даже… Даже… - Губы его задрожали.
- Успокойтесь, мой друг, - сказал Командор. - Я понимаю глубину вашего потрясения. Что поделать, в нашем положении выбирать не приходится. Кто бы ни протянул нам руку помощи, мы должны принять ее с благодарностью. Даже от варваров. Но скажите, Эрик, удалось ли вам пролить свет на интересующую нас проблему? Что такое "оболоня" и с чем ее едят?
- Оболонь, - поправил Эрик и нашел в себе силы прямо посмотреть в глаза принца - светло-голубые, в обрамлении мелких полупрозрачных ресничек. - И ее не едят, а пьют. Насколько мне удалось выяснить, так называется сорт пива.
- Пива? - недоуменно повторил Командор. - Что такое "пива"?
Информационный суперсенсор по прозвищу Глаза-и-Уши замялся.
- Это не так просто объяснить. По одним источникам пиво является алкогольным напитком. По другим оно не подпадает под действие закона о рекламе алкогольной продукции, и приобрести его может кто угодно. Даже… Даже… - Его подбородок упал на грудь, а плечи мелко затряслись.
- Ну, - поторопил Командор. - Пожалуйста, возьмите себя в руки.
Эрик сжал пальцы в кулаки, сделал глубокий вдох и выпалил в порыве отчаянной решимости:
- Лица, не достигшие восемнадцати лет. - Потом вскинул голову и добавил в свое оправдание. - Не подумайте, мой принц, что я искажаю факты. Конкретно это место я просканировал раз десять!
- НЕ достигшие? - негромко ахнул ксенолингвист. - Не "достигшие", а "НЕ достигшие"? Святая Корона, это поистине варварская планета!
Командор не удостоил вниманием его причитания. Он потеребил кончик носа и попытался наморщить лоб, но, конечно же, не смог этого сделать по вполне объяснимым с точки зрения физиологии причинам.
- Алкогольный напиток? - пробормотал он. - Закон о рекламе?
- Я же говорил, что это непросто объяснить, - напомнил Эрик, чуть не плача.
- А впрочем… Нет времени разбираться. Минута промедления может стоить жизни. Удалось ли вам выяснить главное? Где находится эта загадочная "оболонь".
- Да, мой принц. Вот здесь.
Эрик сделал шаг к зависшему посреди каюты голографическому изображению планеты, мягко крутанул переливающийся шар в ладонях и уверенно ткнул пальцем в какую-то точку на его поверхности.
- В таком случае - вперед! - отдал приказ Командор. - Кстати, кто-нибудь… снимите меня с этого кресла.
"А может, не мудрствовать? Взять и написать, мол, "Оболонь - Экспортное"?" - лениво размышлял Максим, развалясь в непривычно мягком кресле своего начальника, этим утром - пустующем… то есть, уже нет. Со строгим вертящимся стульчиком, на котором Максим обычно отсиживал свое, скажем так, рабочее время, кресло Валерия Александровича не шло ни в какое сравнение. Расслабляться в таком было одно удовольствие, а работать… Работать, как ни странно, по-прежнему не хотелось. Особенно когда во всем отделе остался ты один, никто не зыркает из-за пресс-папье, не рычит человеческим голосом: "Ты, Широбоков, это, кончай мне тут дисциплину разлагать. Ночью зевать будешь".
Нет, "Экспортное" не пойдет, решил Максим пару зевков спустя. Хоть оно и предназначено по большей части на экспорт, но нельзя так-то уж, в лоб. Импортеры на название вряд ли купятся, а свои, наоборот, чего доброго, обидятся, не станут брать.
Он снова взял со стола двухлитровую баклажку с опытным образцом и задумчиво покачал на ладонях.
Однако, тяжеленькая! Может, так и назвать - "Золотое"? Хотя нет, было уже - "Клинское". Тогда "Платиновое"? Тоже нет, "Тинькофф" раньше нас подсуетился. А может…
Закончить мысль Максиму не дала дверь кабинета, отлетевшая в сторону и с грохотом впечатавшаяся в стену. "Все равно ничего путного в голову не идет", - по инерции додумал он, машинально съеживаясь в начальственном кресле и из-за пресс-папье во все глаза рассматривая странных посетителей. К счастью, они не были похожи на группу захвата или исполнительных приставов от налоговой, нагрянувших с внезапной инспекцией в штаб-квартиру преуспевающей пивоваренной компании. Строго говоря, они вообще ни на кого не были похожи.
Первым в комнату пригнувшись шагнул громила двухметрового роста, от мощной шеи до пят затянутый в черную кожу, щедро сдобренную заклепками, шипами и обручами из какого-то тусклого светлого металла. Постоял, заполняя собой дверной проем, огляделся и сделал шаг в сторону. Того, кто вошел следом, Максим разглядел не сразу. Помешала инертность мышления и пресс-папье в виде выполненного из дымчатого хрусталя космического корабля, процентов на семьдесят загораживающее обзор. Только осторожно выглянув из своего укрытия, Широбоков разглядел едва выступающую над столом макушку, украшенную редкой порослью светло-золотистых волос и короной из все того же тусклого металла, правда надетой почему-то зубцами вниз. Следом за коротышкой в короне в кабинет одновременно вошли два мальчугана лет девяти, одетые в яркие камзольчики разных цветов. Тот, что в синем, был необычайно глазаст и лопоух. Зеленый камзол второго, словно студенческая шпаргалка, был испещрен разнообразными значками, иероглифами и рунами.
Обведя комнату взглядом, зеленый растерянно обернулся к синему.
- Опять никого! - сказал он. - Глаза-и-Уши, неужели на этот раз тебя все-таки подвел нюх?
- Не может быть, - отмахнулся синий и подобно радарной антенне повел головой из стороны в сторону, присматриваясь и прислушиваясь. - Здесь определенно кто-то есть, просто мы его не видим.
Максим в сотый раз обругал себя за то, что явился на работу в выходной день, лелея в душе робкую надежду на оплату сверхурочных, посетовал, что не может слиться с окружающей обстановкой, как хамелеон, и попытался в меру скромных возможностей стать еще незаметнее. Однако затея его провалилась с треском, хрустом и скрипом. То есть, наоборот: сперва под Максимом предательски скрипнуло кресло, потом захрустел под подошвой брошенный мимо корзины бумажный листок, и наконец треснуло в двух местах случайно задетое локтем пресс-папье.
Поняв, что замечен, Максим подобрал космический корабль с ковра, чья толщина и ворсистость мало способствовали мягкой посадке. Покачал головой, разглядывая витую трещину между жилым модулем и ходовой, водрузил на прежнее место и снова деловито нырнул под стол. Крякнув, дотянулся до скомканной бумажки, аккуратно расправил на коленях и с глубокомысленным видом прочел собственноручно сделанную запись: "Оболонь - Максолитовое? Фу!".
- Вот же он! - в один голос воскликнули пацаны, как будто отставшие от новогодней маскарадной процессии. "Ровно на месяц", - мысленно добавил Широбоков, скользнув взглядом по страничке перекидного календаря с надписью: "1 февраля".
- Кто здесь? - вздрогнув - надо заметить, весьма реалистично, - спросил он.