Величайшим из их вождей в Сирии является владыка Масиафа. Его имя Синан. Синан ибн Салман ибн Мухаммад, именующий себя Рашид аль-Дин. Остальные называют его Шейх аль-Джабал, Горный Старец. Он провозглашает верность владыке Аламута, но ни для кого не секрет, что прежде всего он служит себе самому. Ассасины Сирии изрекают лживые уверения в верности Аламуту и исполняют повеления Масиафа. В Алеппо они даже не удосуживаются кланяться Аламуту.
- Вы знаете, что такое власть, - продолжала Маргарет. - Не особо сладкое зелье, но его никогда не бывает достаточно. Синан отдает приказы всей своей секте, и таким образом диктует свою волю большей части Сирии и Заморских Земель. Но "большая часть" - это не "все". Он желает большего. Для того, чтобы добиться этого, ему нужно иметь глаза и уши в каждом городе; ему нужны союзники, слуги, рабы. Он считает, - сказала Маргарет, - что ему нужен Дом Ибрагима.
Пока Маргарет говорила, Айдан вскочил с кресла и стал расхаживать туда-сюда. Таково было его обыкновение. Он мог, конечно, сидеть спокойно, если это требовалось, но неподвижность мешала ему думать. Он повернулся на пятках и посмотрел на леди, выжидая.
Она слабо улыбнулась воспоминаниям. Герейнт предупреждал ее: "Он не может долго сидеть, кроме как в седле. Он ничего не может с собой поделать. Он был рожден непоседой. Ошибка Господа Бога. Все спокойствие досталось его брату, а ему самому досталось пламя духа."
- Это не совсем верно, - сказал Айдан. Внезапно на его лице появилась усмешка. - Но верно в достаточной степени. - Он склонил голову. - Синану нужна шпионская сеть. Это я могу понять. Но почему именно семья вашей матери?
- Это самый могущественный клан, - ответила Маргарет. - И у него есть то, чего желает Синан. - Она встретилась взглядом с Айданом. Глаза его были серыми, как море, она знала это еще по рассказам Герейнта. Такие же глаза, как были у него: северное море, северные камни. Этот цвет напоминал ей закаленную сталь. Когда Айдан пошевелился, в глазах Маргарет, зеленых, как у кошки, мелькнуло отчуждение.
- Когда Герейнт приехал сюда, я была вдовой, - сказала она, - госпожой и правительницей этих земель, с двумя маленькими детьми. Меня защищало достаточное количество людей, и Аква Белла был моим по праву. Мой муж был вассалом принца Антиохии; другие его сыновья, помимо Тибо, унаследовали его земли. Для меня это не имело значения. У меня был Аква Белла. И положение в Доме Ибрагима. Синан обратился ко мне. Ко мне, а не к одному из моих кузенов, потому что я принадлежу и к народу франков, и к сарацинам. Моя христианская вера не была помехой. Я, прежде всего, женщина, а женщина есть то, чем приказывает ей быть мужчина. Синан желал получить мой Дом и мое место в Иерусалимском Королевстве. Быть может, он отчасти желал и меня. Я выглядела не столь болезненной, когда была моложе. Я отказала ему. Он настаивал. Он не мог понять, что надо мной властна лишь я сама. Я взяла одного мужа по долгу и по желанию моего отца. Я избрала второго по собственному желанию. После этого, полагала я, Синан должен был оставить меня в покое. Я выдала дочь замуж за барона из Акры, чтобы Синан не обратил свои помыслы на нее. Но Синан был человеком Аламута. Он не признавал иной воли, кроме воли своего господина, и с тех пор, как он объявил господином себя, для него существовала только его собственная воля. Он даровал мне немного мирного времени. А затем послал приказ. Я должна была отослать прочь своего мужа-франка и принять сватовство Синана. Мой ответ не содержал слов. Только улыбку. Я была горда. Я была неимоверно глупа. И с течением времени становилась все глупее. После приказов Синан перешел к действиям. Он убил лучшую из моих охотничьих собак; он убил кобылу, которую я вырастила сама. Я отвечала ему полным пренебрежением. Затем он оставил меня в покое. Я думала, что победила. Я уменьшила количество стражей. И когда пришло новое послание, я пренебрегла им. Оно гласило: "Уступи, или же я и вправду прибегну к силе." Я пренебрегла этим посланием, - повторила Маргарет, - и прошло много времени, а удара не последовало. Я полагала, что поступила мудро. Я приняла сильные меры для своей защиты. Я думала, что он решит похитить меня, и предприняла все предосторожности против этого. Но Синан - ассасин. Его сила направлена на убийство. Он не тронул меня. Он убил моего супруга.
Айдан застыл на месте. Трепетная неподвижность, словно неподвижность пламени в безветренный день.
- Итак, вы видите, - сказала Маргарет, - что это целиком и полностью мое дело. Я не предам Дом Ибрагима в руки этого человека.
- Воистину, вы этого не сделаете.
В его лице и голосе было нечто, что заставило ее вскочить на ноги.
- Вы здесь совершенно ни при чем, - возразила она.
- Ваш враг удостоверится, что это не так.
- В таком случае, вы должны убить меня, поскольку я виновна в смерти вашего родственника.
Айдан осознал логику этой фразы. Да, он мог бы сделать это, хотя бы в ослепляющем порыве гнева. Он оскалил зубы. И это не было улыбкой.
- Вы знаете, что ваше неразумие привело вас к поражению. Этого достаточно для мести. Нет, госпожа моя, ваш поклонник заплатит мне долг крови. Он заплатит его самолично, даже если мне для этого придется раскатать Аламут по камешку.
- Масиаф, - поправила она его, холодно и спокойно.
- Масиаф и Аламут, и любую лачугу или хижину, где хранят верность гашишинам и повинуются их приказам.
- И все за одну-единственную человеческую жизнь?
- Он был сыном моей сестры.
Она коснулась руки Айдана, словно проверяя, нет ли у него жара. Ее рука была прохладной и спокойной. Он схватил эту руку, и Маргарет не пыталась вырвать ее, даже когда его хватка причинила боль.
- Такая сила, - сказала она. Это было просто замечание, констатация факта. - Вы в самом деле так скорбите по нему? Или вы просто рады, что можете вступить в схватку со столь сильным противником?
Он мог бы убить ее. Легко. Одним ударом, не требующим особой силы. Он мог бы вмешаться в ее сознание. Она была смертной женщиной. Пред его мощью она была ничем.
Она знала это. И тем не менее это не страшило ее. Она не сделала бы ничего, кроме того, что сделала. Она не смирялась ни перед кем, даже перед белым чародеем, чья скорбь граничила с безрассудством.
Айдан выпустил ее руку.
- Я сделаю то, что сделаю, - промолвил он.
Маргарет поклонилась. В этом поклоне не было покорности.
- Вы будете присутствовать на похоронах своего родственника?
- У меня достаточно времени, - ответил он.
- Это так, - сказала Маргарет. Она снова села в кресло и кликнула своих женщин.
Ему давали понять, что он свободен. Это было для него внове, и он был настолько ошеломлен, что подчинился. Позднее она заплатит за это. Если он решит потребовать с нее плату.
2
У ребенка резались зубки, и он непрестанно капризничал. Что бы ему ни дали, все ему было не то и не так. Когда бабушка баюкала его, он вопил, прося соску с сахаром; когда тетушки совали ему сахарную соску, он ревел, требуя материнскую грудь; когда мать давала ему грудь, он колотил по ней так, что оставались синяки, и продолжал настойчиво орать. Его мать готова была кричать вместе с ним, хотя бы только для того, чтобы не слышать его воплей.
- Ну прямо маленький принц, - сказала Лейла с негодованием. До того, как родился этот ребенок, она была главной среди младших жен. В конце концов, она имела право на превосходство над Сайидой: та была всего лишь младшей дочерью в своей семье, да и замуж вышла поздно. Но Сайида сделала то, чего Лейла не могла - она подарила мужу сына, и таким образом стала важной персоной в пределах их маленького мирка.
- Принц, - повторила Лейла, изящно прижимая ладони к ушам. - Его капризы - закон для нас. Ну почему я не могу выспаться с тех пор…
Сайида сжала зубы, чтобы не сказать что-либо, о чем потом придется пожалеть. Грудь ее затрепетала. Она рискнула покачать Хасана на своем колене. Его крики перешли в рев пополам с икотой.
- Ну вот, - произнес женский голос от входа. - Что такое? - Вошедшая подхватила Хасана на руки.
Тишина наступила столь внезапно, что у Сайиды закружилась голова. Долгое мгновение она просто сидела и наслаждалась этой тишиной. Затем открыла глаза и огляделась.
Хасан наконец нашел то, чего хотел. Его пальчики запутались в самых великолепных в мире волосах. Невероятно - но он даже начал смеяться!
Лейла тихонько взвизгнула. Дородная неторопливая Фахима вышла, чтобы принести еды и напитков, как того требовал закон гостеприимства, но прямо взглянуть на гостью не решилась. Матушка - для Сайиды она всегда и бесповоротно была Матушкой - села очень прямо и неподвижно. Она не заходила так далеко, чтобы прямо выразить антипатию, но на ее лице явно читалось неодобрение.
Сайида не обращала внимания ни на кого из них.
- Марджана! - Сайида бросилась к гостье, держащей на руках ребенка. Хасан даже не нахмурился. Он был совершенно заворожен и блаженствовал. - Марджана! - вновь вскрикнула его мать. - О чудотворица! Не желаешь ли ты усыновить его?
Марджана улыбнулась и покачала головой. Она снисходительно принимала и бурные выражения чувств Сайиды, и выходки Хасана, дергающего ее за волосы.
- Мир тебе, - сказала она, - и мир этому дому.
Это напомнило Сайиде о хороших манерах. Она поклонилась так учтиво, как только могла, в то время как ей хотелось плясать от радости.
- Да осенит мир Аллаха тебя, твой приход и твой уход, и пусть твое пребывание здесь будет долгим и благословенным. - Она сглотнула. - Марджана! Когда ты вернулась? Где ты была? Надолго ли ты останешься? Ты знала о Хасане? Ты…
Марджана рассмеялась: