Я присела на корточки, всматриваясь в лицо своей жертвы. Он стонал, возил головой по тряпкам, а грудь его ходила ходуном и скрипела как старый корабль. Хм, недолго тебе скрипеть осталось, смертный. С моей помощью, или без - до утра ты не дотянешь.
Глаза человека моргали, текли мутной слезой, он глядел на меня и не узнавал.
- Уйди, - вялая, мокрая от пота рука толкнула меня в колено, - Уйди, уйди…
- Посмотри на меня, Юго, - шепнула я. - Забыл? Или не узнаешь?
- Кто ты? - прохрипел человек.
- Та, которой ты желал здоровья у дверей таверны. - Я поддела когтем завязку у ворота. - Помнишь?
Завязка лопнула, ворот развалился, обнажив бледное горло и острый кадык. Человек сухо сглотнул, кадык дернулся вверх-вниз. Глупый, слабый, жалкий смертный. Он еле дышал, а я качалась на его груди, проткнув когтями бурое сукно одеяла и тонкую человечью кожу под ним.
У самых дверей кто-то завизжал, визг захлебнулся и перешел в рыдание.
- Помню, - сказал человек.
По проходу взад-вперед метались тени, и опять кто-то лез сквозь дыру. Огни в плошках кланялись во все стороны, по стенам плясали кособокие призраки, и такие же призраки плясали за спиной. Хлопали крылья, кто-то стонал, кто-то божился, поминая чуть ли не весь забытый пантеон, потом я услышала треск ткани и влажные сосущие звуки.
- В гости пришла… подруга? - человек облизнул сухую соль на губах. - Не признал сперва… не похожа. Извиняй приятеля, ага?
- Не в гости, - я наклонилась ниже, - За тобой, Юго. За тобой.
- Дай воды, - попросил он, прикрывая глаза. - Там… бочка у стены. Дай.
- Не дам.
- Дай… пожалуйста.
- Нет.
Он снова сухо лизнул губы. Помолчал, пытаясь отдышаться.
- Что ты хочешь?
- Тебя.
Закашлялся, задохнулся, умолк, с хрипом втягивая воздух.
- Уффф, - по губам вдруг поползла улыбка. - Давненько… женщины не говорили мне… таких слов.
И снова - надсадный кашель. Да он смеяться пытается! Я вонзила когти поглубже и услышала крик боли.
Вот так. Время шуток прошло, смертный.
Слева бледное создание, похожее на стрекозу, с хорошенькой женской головкой, с четырьмя руками, но без ног, припало на грудь раненого с перевязанным лбом. Он тянул свое бессмысленное "Аааа…" и мелко дергался. Справа творилась драка - два демона, бурый и серо-зеленый, клубком катались по корчащимся телам, во все стороны летели обрывки и ошметки, вокруг прыгало что-то вроде гигантской жабы и вопило: "Дери его, дери!".
- Слезь с груди… подруга, - прохрипел мой смертный. - Очень уж… тяжко.
Я оскалилась ему в лицо.
- Покатай меня.
- Иди ты… в задницу.
Нагнулась ниже и лизнула его щеку. Язык наждаком содрал верхний слой кожи, во рту сделалось сладко. Ссадина тут же налилась кровью, и в глазах у человека впервые что-то дрогнуло.
- Уйди… - прошептал он еле слышно, - Пожалуйста, оставь меня. Я… не обижал тебя. Ничего плохого… За что?
- Я тебе не подруга.
- Тогда… проваливай… в Полночь.
- Ты забыл? Сегодня Саэн. Называй меня "госпожа".
Клекот, перешедший в кашель. Опять смеется!
- Какая ты… госпожа… просто… одинокая каменная уродина… просто горгулья… Ааааа! Сука! Чтоб тебя… разорвало!
В углах рта у него выступила розовая пена.
- Повторяй за мной: госпожа.
- Сука.
- Госпожа.
- Дура глупая. Я тебя пожалел. Я тебя… и сейчас жалею.
- Ненавижу!
- Вот и я говорю… глупая.
В спину толкнули, свет заслонило что-то черное. В лицо сунулась сочащаяся красным дымом пасть и щелкнула зубами.
- Пшшшел прочь! - рявкнула я, угрожающе приподнимаясь. - Это мое!
- Мое! - зарычал черный, а другая пасть, которая посередине живота, сказала:
- Он тебя не боится.
- Найди себе другое, - посоветовала пасть на месте левой груди.
- Боги, что за мразь… - выдохнул человек. - Нет уж… Лучше горгулья…
Я зашипела, показала клыки, задрала повыше хвост, выпустив на кончик жала каплю яда.
Пасть у черного в паху издала непристойный звук и глумливо вывесила язык.
- Мое, - сказал черный и махнул когтистой лапой.
Я увернулась, скатилась с человека прямо под ноги черному, полоснув его по руке когтем на сгибе крыла и одновременно хлестнув хвостом. Он рухнул прямо на раненого, который уже перестал тянуть свое "Аааа…" и теперь безучастно смотрел в потолок. Одна пасть тяпнула меня за колено, другая за бедро, третьей я воткнула в зубы комок какого-то тряпья, четвертая заорала как резаная, а пятая, самая большая, впилась мне в ухо. Я орудовала когтями, тыкала куда попало жалом и вопила. Очень быстро стало мокро и скользко, потому что кровь залила нас обоих. Черный навалился на меня и я почувствовала, как серединная пасть вгрызается мне в живот. Жало мое воткнулось ему в позвоночник, черный откинул голову и завизжал, а я с размаху сунула руку почти по локоть в одну из разинутых пастей у него на груди и вцепилась во что-то пульсирующее и трубчатое глубоко внутри. Тут все пасти хором взвыли, а та, что в самом низу пролепетала:
- Вще, вще, башта, квиты, отпушти, я отполжаю.
- Он… мой! - я задыхалась, в горле саднило от крика.
- Твой, твой, - сказала нижняя. - Отпушти.
Остальные три пасти скулили на разные голоса. Вынуть руку оказалось не так-то просто. Зубы у черного были загнуты внутрь, таща руку я располосовала ее чуть ли не до кости. Черный и не подумал злорадствовать, ему здорово досталось: обе нижние пасти были изорваны в клочья, языки болтались бахромой. Освободившись, он быстренько удрал на четвереньках в толпу. Я огляделась свирепо - нет ли еще желающих попробовать моих когтей?
Желающих не оказалось. Зато я встретилась взглядом с человеком - он успел за это время повернуться на бок и приподняться на локте. Встать, что ли, пытался?
Я подползла к нему, не заботясь о ложной гордости: уж очень болело искусанное колено.
- Ну ты… и горазда драться… подруга… - Человек, кряхтя, опустился обратно на подстилку. - Что это… за чучело?
- Это мой брат.
Я оглядела себя. Грудь и живот у меня превратились в мочало, правая рука искромсана.
- Страшно тебе, человек?
- Страшно. Смотреть на тебя страшно… вся в кровище.
- Пусть только попробуют, - я принялась вылизывать раны. - Пусть попробуют у меня мое отнять.
- Это я, что ли, "твое"?
- Ты.
- Зачем я тебе?
- Нужен.
- Именно я?
Я посмотрела на него недовольно. Нет, конечно. На нем свет клином не сошелся. Просто незачем было лапать меня за голову и говорить всякие глупости. Соображать надо, что и кому говоришь! "Будь здорова, подруга!" Будь здорова… Да я твоих правнуков переживу, червь двуногий.
Этот черный ублюдок был частично прав. Человек меня не боится, значит я не могу заполучить его. Но страх не единственный путь. Отчаяние, боль, усталость. Тоска, ненависть, беспросветная хандра. Любая сделка с такими как я. Предательство. Клятвопреступление. Проклятие. Да мало ли…
Семьдесят лет у позорного столба посреди свиного загона. За это время я лишилась половины левого уха и двух пальцев на ноге. Хорошо хоть нос и глаза целы остались. Таково наказание за небольшую провинность. Ну ладно… за большую. За большую провинность. За очень большую. Ладно, я оттрубила свое. Семьдесят лет как один день, а в году - одна ночь передышки. И после этой ночи - опять на тумбу. Но теперь мне был дан шанс выкупить свободу за потерянную душу.
Семьдесят раз, и до того еще семижды семьдесят раз я вылетала на охоту и возвращалась с добычей чаще чем без нее. И только сегодня эта добыча стала ключом к милости Господина.
Вот она лежит, моя добыча, закатив глаза. Еле дышит. Прыгнуть ему на грудь, сорвать повязки, запустить пальцы в рану…
- Куда подкрадываешься, слякоть пятнистая?
Горгулья, похожая на меня как родная сестра, только не свинцово-серая, а полосатая как кошка, шарахнулась назад и зашипела. Я склонилась над человеком, приподняв горбом крылья:
- Пшла прочь! Мое!
- Сама не ест, другим не дает, - тявкнула полосатая, но отступила.
- Воды… - пробормотал человек.
Лицо у него совсем помертвело, глаза провалились, между веками слюдяной полоской поблескивали белки. Отключился. Ну и ладно, болтать меньше будет. Я еще раз огляделась, согнулась колесом и принялась вылизывать живот.
Пропасть, больно-то как…
Вокруг постепенно делалось тише. Мои братья и сестры, вдоволь насытившись и вволю надравшись, один за другим вылетали через пролом в крыше. Кое-кто уносил с собой еще живых, чтобы натешиться с ними дома. Обе жаровни были перевернуты, угли рассыпаны и затоптаны, и только в одной плошке трепыхалось прозрачное пламечко. Горячий дух болезни сменился вонью перегоревшего жира и кислым запахом смерти. Воздух потихоньку остывал.
- Кайрэ.
Я вздрогнула, услышав знакомый голос. Наэ стоял надо мной и улыбался, на губах его смолой блестела кровь, а все тело до кончиков пальцев горело язвящим глаза фосфорным огнем. Пряди волос дождем осыпались на грудь и казались трещинами во льду, и пятна черной крови - выжженными дырами. Он протянул руку.
Я невольно подалась назад.
Нет.
Не отнимай у меня мое, наймарэ. Истинным твоим именем заклинаю…
Иери!
Я уже открыла рот, чтобы произнести его вслух, но пальцы Наэ легонько коснулись плеча.
- Пора, Кайрэ, - сказал он. - Поспеши. Мы уходим.
- Да, - выговорила я через силу. - Да.
Он скользнул по проходу, царапая утоптанную землю концами крыл, иззелена-белой молнией прянул вверх и исчез в проломе.