- Не холодно? - интересуюсь я, оглядывая ее тонкие оголенные плечики.
Жи резко дергается всем телом, но язык ее говорит совершенно обратное:
- Ни капельки.
Во мне просыпается то чувство, которое я ненавижу сама больше всего в жизни, - жалость. Нехотя, будто сама не понимаю, что делаю, я стягиваю с себя темно-синий жакет с оторванной пуговицей и протягиваю его девочке.
- На, держи. Немного согреешься.
- А ты? - спрашивает она, с точностью копируя мое выражение лица и забавно вскидывая бровь.
- Мне не холодно, Жи, - настаиваю. На самом деле мне холодно, но ей не стоит об этом знать.
Она осторожно выдергивает пиджак из моих рук и быстро, точно только и ждала момента, когда ей предложат что-нибудь из одежды, натягивает его на себя. Жакет ей сильно велик, но она только поплотнее запахивает подол и прячет внутри него замерзшие ладошки.
Я же остаюсь в одной тоненькой кофточке - такой же дико открытой и неприличной, как и все, чем делятся со мной девушки, с которыми мне приходится жить. Я ожидаю, что ветер тут же обдаст мое полуобнаженное тело холодным резким порывом, но вместо холода я чувствую только свежесть и облегчение. Как будто скинула с себя лишний груз.
- Спасибо, Кесси, - спустя несколько минут безмолвного разговора обращается ко мне Жи. - За пиджак спасибо. А еще спасибо, что не звонишь в полицию, - еле слышно бормочет она, но она не знает, что я все слышу, все чувствую.
- Так ты сбежала из дома? - спрашиваю. Боюсь спугнуть девчушку, боюсь, что она прямо сейчас встанет и ринется вглубь пустого парка вместе с моим пиджаком.
Она кивает, и я не рассчитываю на что-то большее, нежели на это маленькое откровение. Тем не менее, еще спустя несколько минут Жи начинает говорить сама. И мне кажется, ей давно этого хотелось - хотелось высказаться.
- Они мои опекуны. Но я ненавижу их, понимаешь, Кесси, ненавижу! - со злостью и отвращением выплевывает она. - Они делают ангельские лица и заставляют меня каждый день по три раза в день читать молитву только потому, что они считают, что я должна искупить грехи своих родителей! Но мои родители не сделали ничего плохого! Понимаешь, ничего! Моя мама умерла два года назад: ее сбил автобус на одном из оживленных перекрестков. А папа умер совсем недавно… Эти люди сказали мне, что у него остановилось сердце… Но я знаю, что это кто-то плохой его убил! Знаю, Кесси! И я найду этого придурка и сама убью его! Понимаешь?..
Сама не замечая собственных слез, Жи начинает плакать. Она плачет и все усерднее кутается в мой пиджак, как будто находит в нем спасение.
При взгляде на эту совсем юную девочку у меня разрывается сердце. Я мысленно спрашиваю, за что ей такое, но, конечно же, не получаю никакого ответа.
И, не выдержав внутреннего напряжения, Жи внезапно замолкает и утыкается мне в голое плечо. Она плачет громко, навзрыд, и ее горячие слезы обжигают мою кожу. Мне хочется обнять это беззащитное существо, хочется обнадежить ее, прошептать, что все будет хорошо. И у меня, и у нее, и вообще у всего мира. А еще хочется прошептать: "Прости, Жи, я не хотела убивать твоего отца. Просто так было надо. Ты еще не поймешь".
Мне так стыдно и одновременно так горько, что я понимаю, что плачу вместе с ней. С этой маленькой девочкой.
Крупные соленые слезы бесперебойно катятся по моим щекам, но я не могу позволить себе быть слабой, не могу позволить этому крохотному созданию разочароваться в жизни. Не хочу, чтобы ее убило то же, что убило когда-то меня: любовь к кому-то очень близкому и важному.
- Хватит, Жи, хватит. - Я хватаю малышку за плечи и почти насильно отрываю от себя. Она все еще плачет, и, кажется, я тоже. Но я продолжаю смотреть в ее зареванные глаза и трясти за продрогшее онемевшее тельце. - Ты должна быть сильной. Жизнь не выносит слабаков, знаешь? Она от них просто избавляется, выбрасывает их в мусорную корзину. Ты же не хочешь стать мусором, Жи, не хочешь стать никем?
Она смотрит на меня такими удивленными глазами, как будто видит впервые, и внезапно прекращает плакать - только из ее глаз выкатываются последние непрошеные слезы. Затем Жи сдавленно кивает, и я вижу в ее глазах небывалую уверенность. Она сильнее чем я - она умеет признавать себя пораженной, а вот я - нет. Я слабая по определению.
- Ты ведь не бросишь меня, Кесси? - тихо шепчет она, прожигая своими большими карими глазами где-то глубоко в моей душе дырку размером с Солнце. - Скажи, что не бросишь?
В ней столько надежды, столько уже растраченной зря надежды, что я просто не могу поступить иначе, как кивнуть ей.
Я знакома с этой девочкой всего каких-то полчаса, но уже сейчас я уверена, что готова отдать за нее жизнь. Готова броситься за ней в огонь, готова на какое-то время стать для нее чем-то вроде семьи. Готова сама сделать ее центром своей вселенной. Готова прижимать ее к себе холодными осенними вечерами и смотреть вместе с ней на всходящее солнце.
Возможно, я готова полюбить еще один раз. Не так, как любят девушки мужчин, а как любят матери своих детей. Любовь - это еще один вид смерти для меня, и, кажется, я снова готова умереть.
…
Впервые в жизни у меня есть желание. Настоящее глубокое желание.
Но Джо мне не верит. С сомнением и раздражением он переводит взгляд с меня на Жи и обратно. Туда и обратно…
Воспользовавшись образовавшейся заминкой, девочка тянет меня за локоть, наклоняет к себе, что-то хочет сказать.
- Он твой муж, да? - шепчет она мне. - Поэтому ты так переживаешь из-за того, что он скажет?
Ситуация отнюдь не комична, но я не выдерживаю и издаю негромкий смешок.
- Нет, Жи, он не мой муж, - шепчу я ей в ответ и заговорщически подмигиваю. Хочу показать ей, что, несмотря на то, что решит Джо, ей совершенно не о чем волноваться. Она, похоже, меня понимает, и на ее бледных щеках появляется легкий румянец.
- Девочка, можно мне с Кесси поболтать? - нацепив лживую располагающую улыбку, просит Джо. - Тет-а-тет, ну ты понимаешь?
Жи понимающе кивает и вприпрыжку выходит из комнаты. Меня же предельно тошнит от сложившейся ситуации.
- Ее зовут Жи, Джо, - раздраженно фыркаю я, но он меня, кажется, не очень-то и слушает.
- Француженка? - с полным равнодушия видом интересуется он, впервые на моей памяти доставая из нагрудного кармана неприлично алой рубашки сигарету.
Я вопросительно вскидываю бровью, но он даже не замечает.
- Нет, ее полное имя Джейн, если ты об этом. И она американка, - терпеливо добавляю.
Он хмыкает и быстро закуривает. Я не только чувствую запах, но и вижу, и от этого становится гадко вдвойне. Мне двойную порцию отвращения, пожалуйста. Можно без сахара.
- И как тебя угораздило?
- Я нашла ее в парке, - как можно спокойней отвечаю я. Я сейчас не в таком положении, чтобы лишний раз злить его.
- Знакома с ее родителями?
Я никак не могу понять, в какую из своих ловушек он меня сейчас загоняет, но в любом случае слова нужно подбирать очень осторожно.
- Это имеет какое-то значение?
Он кивает и внезапно смотрит на меня в упор, как будто я понимаю его азбуку выражений.
- Ладно, сдаюсь. - Я поднимаю руки вверх, обозначая свое поражение. - И я поняла, что ты в курсе.
Джо одобрительно хмыкает и тушит едва начатую сигарету.
- Что она у тебя спросила только что? - спрашивает он. Продолжает свой хренов инквизиторский допрос.
- Она спросила, мой ли ты муж, что я так жду твоего одобрения.
Он начинает надрывисто смеяться, и в какой-то момент мне становится страшно за его душевное здоровье.
- А мне уже нравится эта девчонка. Как ты сказала? Жи?
После этого вопроса я понимаю, что все-таки победила. Но это позорный триумф.
Где-то в животе от обиды затягивается тугой узел.
- Из нас бы получилась неплохая семейка, - продолжает издеваться он, но я уже не могу понять, шутит ли он или в его словах есть какая-то доля серьезности. Но я принимаю все слишком близко.
- Может, еще наплетешь мне что-нибудь про любовь и семейную идиллию? - раздраженно выплевываю я.
- А что, я тебе разве совсем-совсем не нравлюсь? - Блефует. Я чувствую.
- Я спала с тобой не поэтому.
Он улыбается, а мне кажется, еще чуть-чуть - и я задушу его собственными руками.
…
На глазах - солнцезащитные очки, вместо темно-синего жакета - красный вельветовый тренч, в одной руке - помятая бумажка с адресом, в другой - зажата крохотная детская ладошка.
Улица необычно оживлена, и на Клаксон-роуд уже скопилось огромное количество испускающих темно-серые ядовитые облачка автомобилей. Я стараюсь не дышать, и, кинув на Жи мимолетный взгляд, понимаю, что в точности повторяет каждое мое движение. На ее хмурящемся лобике пролегает маленькая складочка, и я вспоминаю, как Ким говорил мне, что, когда мне страшно, это всегда видно по моему лицу.